Иррегулярный интеллект

Мужчина, чуть улыбнувшись, сверился с часами – в результате нехитрых операций с генами, те являлись простой функцией мозга, определяющей время на основе комплекса показателей обмена веществ и активности собственных внутренних органов. Он не пользовался никакими имплантами, как то было популярно на отсталых мирах, поскольку зарабатывал достаточно, чтобы позволить себе наилучшее. Включая женщин.

– Как твой благоверный – не боишься, что он сейчас вернётся?

Он знал, в какое место бить: Юдифь, урождённая Ла Хэнк, терпеть не могла своего супруга, которому приходилось заниматься писательством, чтобы обеспечить её. Свернувшись клубком, она обхватила колени руками, потом разместила сверху свой аристократический подбородок, точно товар в лавке, и окинула любовника пылающим взглядом.

– Недавно он ударил меня! Роже знает, что я…

Мужчина рассмеялся:

– Роже знает, что мы!.. Не так он глуп, можешь в этом не сомневаться! – Его смех стал ещё циничнее. – А ты думала, что он постарается застать меня – и наказать, подобно всем праведным мужьям?

Судя по выражению её лица, всё именно так и обстояло. Он получил искреннее удовольствие оттого, что знал нечто, позволяющее превратить её разочарование в смятение.

– Знала бы ты, с кем он сейчас… Или ты думаешь, это только ты умеешь ублажать его литературного агента, чтобы тот запустил в тираж очередную негодную книжонку?

– Какой же ты мерзавец, Хью! – выпалила она, встав во весь рост. – И что, ты уже ничего не поделаешь с ним? Ведь ты обещал…

Хью Бернс, преуспевающий литературный агент, терпеть не мог вырождающееся дворянство, способное только вздыхать над душещипательными романами – и, в отдельных случаях, даже писать их. Роже оказался большой находкой, позволившей добиться настоящего коммерческого успеха, однако звезда его явно клонилась к закату. Последний роман, о человеке, мнившем себя Богом, творцом планет и астероидов – и внезапно таковым и оказавшимся, – была воспринято критикой, мягко говоря, неоднозначно. Кое-кто считал, что это оригинально, даже находились такие – любители галлюпана, конечно, Хью и сам им приплачивал за хвалебные рецензии, – которые превозносили Роже Ле Сажа – но они были в меньшинстве.

Подавляющее большинство отзывов носило разгромный характер. Заголовки вроде «Дешёвый писака претендует на место в истории», «Ле Саж свихнулся, совсем как его главный герой» и им подобные пестрели в электронных изданиях. Влиятельным людям стоило большого труда как-то закрыть тёмную бездну недовольства, готовую уже пожрать и издательство, от которого Хью зависел материально. «Фурукава», компания-владелец контрольного пакета акций, в конце концов, высказала недоверие, а этого было достаточно. Ле Саж как писатель действительно закончился, сомнений не оставалось. Его никто не примет, и Хью это отлично понимал.

Глядя в глаза женщине, которую, как ему порой казалось, он даже любил, Бернс улыбнулся и пожал плечами:

– Подавай на развод, пока ещё молодая и можешь найти себе другого. К тому времени, пока процесс закончится, ты не узнаешь Роже. Он уже не сможет написать хоть что-либо, достойное публикации.

В её глазах мелькнул страх.

– Развестись?..

– Руководство «Фурукава» им недовольно, а оно действительно всесильно. Ты же знаешь, какие они, в этих нео-дзайбацу… Нет прибылей – нет денег. К тому же этот роман Роже… Даже директора издательства, не говоря уже о редакторах или агентах вроде меня, дрожат, вспоминая о том, какой гром вызвал на наши головы твоего супруга. Конечно, я понимаю, тебе будет непросто, – Хью сделал шаг вперёд на кровать и обнял Юдифь за плечи, – но, поверь мне, твоя честь будет отмщена. Он ответит за всё – причём собственной головой!

При упоминании о фамильной чести в глазах Юдифь загорелся огонёк, её руки начали гладить плечи и грудь Хью.

– Как он будет наказан? Расскажи мне!

Хью коротко рассмеялся:

– О, его ожидает длинный путь. «Фурукава» недавно подписала контракт с правительством одной планетёнки на поставку редкого минерала – но заведомо невыгодный. За ними подобного не водится, и можно предположить ожидающийся крах местного рынка, общественные катаклизмы. Там и свои какие-то осложнения, я даже толком не знаю…

Он сжал её талию, а потом поднял левую руку, запрокидывая голову Юдифь для поцелуя. Она улыбнулась в ответ и, прикрыв глаза, подставила свои губы.

Её муж умрёт. Подобно многим женщинам бальзаковского возраста, она годами мечтала услышать эти слова – и, наконец, услышала.

Глава X

Тридцатимиллионный Ишкедон, один из двадцати шести районов Туфы за номером «19», далеко не первое десятилетие являлся первым по доле Иррегуляров среди жителей. Удерживал он, разумеется, и сомнительную пальму первенства по следующим видам преступлений: умышленные убийства, вооружённые грабежи, похищения и, конечно, торговля наркотиками. Проституция не считалась преступлением, равно как и сводничество – наоборот, правительство даже финансировало ряд программ, популяризирующих официальную регистрацию «ночных бабочек». Впрочем, от программ этих было мало толку, так как их саботировали сутенёры, не желающие платить налоги.

Ишкедон прославился своей теневой экономикой: десятки организованных преступных группировок конкурировали и порой сражались друг с другом «за тротуар», за лучшие условия ведения бизнеса, за доступ к водопроводам, наконец. Кстати, объём не дошедшей до потребителей воды являлся объективным показателем, отражающим численность Иррегуляров, ведь все знали, что эти общественные паразиты незаконно врезают дополнительные рукава в водопроводы.

В канализации обитали подлинные изгои, потенциальные враги государства, и Полисрегуляры дрожали, услышав вечером скрежет отодвигаемого кем-то канализационного люка.

Дим, осуществлявший свою первую курьерскую доставку, знал главное: полиция – это враг. Специфический, вызывающий тошноту запах, различимый, казалось, за десятки метров, позволял полицейским безошибочно определить «Иррегуляра К», как они их называли, поэтому курьеров подбирали обычно из новичков. Переодевшись в чистое, мальчик стал практически неотличим от жителей «верха», так как не успел ещё пропитаться нечистотами, намертво провонявшими всё их подземное жильё.

Несколько раз его путь пересекался с патрулями, но острый нюх правоохранителей, несмотря на хвалёные генетические усовершенствования, не обнаруживал ничего подозрительного. Возможно, запах крови от ран глушил все остальные, а возможно, правдой были сказанные Пополамом на прощание слова: все полицейские получают свою мзду и не лезут, куда не следует, разве что им не оставляют другого выбора.

Дим, воспользовавшись трамваем на электромагнитной подвеске, через неполных полчаса оказался близ нужного дома по улице Яркосолнечной, назначенной местом встречи. Разноцветные, подобные мармеладкам, дома – голубые, красные, зелёные – лепились друг к другу, поражая своими причудливыми формами. Некоторые меняли форму или окраску в зависимости от погоды, другие могли медленно вращаться вокруг собственной оси, обеспечивая хозяину постоянный доступ солнечного света, третьи вдруг становились прозрачными, открывая любопытным взорам сторонних наблюдателей то, что происходит внутри.

Многое из увиденного Димом в таких жилищах ему не понравилось – зачастую это были сцены разврата, порой совмещённого с насилием. Проститутки работали, одновременно рекламируя себя; некоторые, наиболее успешные, делали просмотр своего «акта» платным. Как мальчик и подозревал, здесь ещё жили благополучные и состоятельные – по меркам Ишкедона – люди.

Они казались ему ханжами, продающими свою свободу и тело. Куда им до честного, скромного быта в общекомнате имени Льва Троцкого! Воистину, таким не свершить Революцию!

Наконец, к нему приблизился человек, уже знакомый по трёхмерной записи – тощий, высокий, с перекошенными, как у горбуна, плечами. Его звали Киссар.

– Кровь и мясо, – произнёс Дим пароль, который заучивал больше времени, чем провёл в пути.

– Вода для страждущих, – ответил Киссар. Как отлично помнил Дим, это был верный ответ. Они отошли в сторону; озираясь по сторонам, юный курьер увидел в стороне группу зевак, явно наблюдавших за ними, и подумывал было о том, чтобы немного выждать, но Киссар торопился.

– Не бойся, я их знаю. – Его рука, скрюченная ещё при рождении, на удивление ловко схватила пакет, едва он покинул тайник. Взамен Дим получил свёрнутые в рулон купюры, которые тут же спрятал в хранилище, вырезанное в его плоти.

– Всё, расходимся, что-то они на нас странно смотрят. – Киссар, не дожидаясь ответа, исчез, оставив Дима посреди улицы в одиночестве. К нему тем временем приближались те самые, вызвавшие его подозрения, ребята. Похоже, сделка привлекла их внимание.

Не сделал Дим и десятка шагов, как его окружили.

– Ты кто? Откуда? Говорить умеешь? Что ты здесь забыл? Всё, включая право ходить по Яркосолнечной, стоит денег – у тебя есть? – вопросы сыпались один за другим. Кольцо сжималось, парни – немногим старше его самого – вели себя всё более угрожающе. Один даже извлёк нож-моледиссемблер. Сглотнув, посланец Ргота выдавил что-то в ответ. Его даже не стали слушать.

– Он прятал это в штаны – что-то вроде декреток.

– Да, точно, а ну-ка, стой на месте! – Дима взяли за руки, в то время как один из грабителей запустил ему руку в штанину. Лезвие моледиссемблера, приблизившись к самому носу, сделало совершенно бессмысленным любое сопротивление.

– Там рана…

– Да, в ней и ковыряй – в Канализации все попрошайки себе что-то отрезают.

– А если я заражусь? – спросил обыскивавший у главаря.

– Ну, к врачу сходишь. Там должны быть деньги. Сегодня вечером – концерт Эльзера, – вкрадчивый голос явно взывал к тяге к целому букету дорогостоящих развлечений. – Если тебе не нужны деньги…

– Может, лучше разрезать? – От этого глупого вопроса Дим снова захотел намочить в штаны, впрочем, раздражённый ответ главаря принёс облегчение. – Ты что, хочешь купюры повредить?

– Ага, есть, – пальцы грабителя нащупали крышку, и, вызвав у жертвы болезненный стон, извлекли из тайника свёрток.

– Что здесь происходит? – Властный голос, похоже, принадлежал кому-то взрослому, а удостоверение, попавшее в поле зрения – несомненно, Полисрегуляру. Несмотря на то, что Дим, поклявшись в верности Льву Троцкому, Пополаму и Рготу, зарёкся обращаться в полицию, сейчас он бы с удовольствием принял от неё помощь. В конце концов, это их прямая обязанность – защищать порядок.

– Ничего, Тармьё, мы просто общались.

– Пройдёте со мной. Разберёмся. – Тармьё, несмотря на штатское, действительно мог оказаться переодетым полицейским. В любом случае, полупрозрачное поле диссемблера исчезло – его отключили. У Дима даже возникла надежда на то, что ему вернут деньги – и он попытался сообщить об этом Тармьё, – но его спаситель только отмахивался со словами «потом».

Они свернули в небольшой проулок и, спустившись по каменным ступеням в подвал, предстали перед мрачного вида вышибалой; узнав Тармьё, тот молча открыл бронированную дверь, пропуская в ярко освещённое, многолюдное помещение. Судя по количеству столиков, наличию бара, громкой музыке, льющейся из сокрытых в стенах динамиков, и курсирующим взад-вперёд официантам, здесь располагалось развлекательное заведение. Немало присутствующих – пьющих алкоголь, курящих кальяны, оживлённо болтающих о чём угодно, включая Революцию, и то и дело бессмысленно гогочущих – обладало изменённой внешностью – приживлёнными протезами или дополнительными конечностями и органами чувств.