– Это не мои рукописи – ваших соотечественников.
Алиса Тарсила на мгновение нахмурилась, но затем складки на её лбу вновь выпрямились.
– Остроумно. Это качество ценят у нас в Лапе. – Она посмотрела в глаза Эрнесту. – Вы знаете, что некогда в этом районе селились сплошь проститутки? Дом, в котором мы живём, был построен лет полтораста назад как доходный. Владелец сдавал комнаты внаём бедным женщинам – фактически, содержал бордель.
Он с важным видом кивнул, отметив про себя, что за сто пятьдесят лет не многое изменилось.
– Вы ещё не завели себе здесь любовь – или, хотя бы увлечение? Все туристы из Европы едут сюда за этим.
Мысль «А все кариоки зарабатывают этим себе на жизнь», казалось, была отпечатана на лбу венгра. Он улыбнулся, плотно сжимая губы, словно прилагал усилия, растягивая непослушную резиновую маску.
– Я влюблён… вам не понять. В девушку…
Она широко распахнула глаза.
– Мне не понять? Если бы в мужчину, то правда – не поняла бы.
Раздражение, сквозившее в нарочито сексапильном тоне, не укрылось от слуха венгра.
– У неё другое сложение, другой цвет глаз, рост…
– Короче, она – не кариока, – холодно перебила Алиса Тарсила.
– … и, наконец, она мертва.
Девушка злорадно расхохоталась – на сей раз более чем искренне.
– Превосходно! Вы просто прячетесь от окружающего мира и его реалий за некими идеалами, существующими, видимо, в вашем воображении. Действительно: если оживить её, как Спящую Красавицу, всё станет на свои места. Я угадала?
– Ну, в некотором смысле…
Она взяла его за руку.
– Она не оживёт. Скорее, вы умрёте.
Слова эти, сказанные доверительным тоном, должны были вразумить Эрнеста, однако на самом деле произошло прямо противоположное. Мгновение спустя хохотал уже венгр.
– Вы неожиданно умная девушка, Алиса Тарсила. – Он умолк и посмотрел ей в глаза с самым серьёзным видом. – Так и случилось. Я мёртв. Покончил с собой.
Она отпрянула, видимо, испугавшись, что имеет дело с психически больным.
– И как же вы… существуете?
Он снова невинно улыбнулся:
– Сделка с дьяволом. Он позволил мне ходить среди живых некоторое время, а потом, если я не смогу добиться своего, то превращусь в его собственность.
Она кивнула, словно поверила всему, что услышала.
– А почему бы ему было просто не позволить вам умереть? Самоубийцы попадают в Ад, это все знают.
Эрнест пожал плечами.
– Пути Господни неисповедимы – и дьявол лишь один из его ангелов, мятежный и злокозненный. Кто знает, что он задумал?
– Понимаю. А к врачу вы обращались?
– Да. Но эскулап не смог обнаружить пульс. Я удалился, пока он не решил, что тронулся.
– Но ведь вы просто шутите, это всё ложь, правда? – Алиса Тарсила вежливо улыбнулась.
Эрнест ответил такой же улыбкой.
– Конечно. Но если вы будете настаивать, я позволю вам пощупать мой пульс. Его всё ещё нет.
– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз. Кстати, а зачем вы едите, если вы покойник?
Эрнест как раз вытирал свою тарелку кусочком хлеба.
– Это вкусно. Я к тому же испытываю голод, словно умер не до конца. Словом, вы обращаетесь не по адресу – я разбираюсь в этом всём не лучше, чем вы. Да, много читаю…
– Но – всё бесполезно. Красавицу не воскресить, а ваше сердце – не оживить? – Яд, казалось, сочился с её губ при каждом слове.
– Медицине подобные случаи неизвестны, алхимики о них также не упоминают, по крайней мере, те, которых я читал. – Эрнест достал пачку сигарет и вытряхнул одну.
Она задумчиво кивнула головой, почти не скрывая иронии.
– Ладно, буду считать вас умелым рассказчиком. Я тоже, знаете ли, пишу…
– О любви и магии? – он приблизился к окну и открыл форточку.
Она улыбнулась лишь кожей скул – попытка изобразить снисходительную вежливость.
– О сексе и СПИДе.
Эрнест чиркнул спичками и закурил. Затянувшись, он старательно выпустил дым наружу.
– Надеюсь, вы знакомы с вопросом достаточно хорошо, иначе книга не будет продаваться.
Лицо Алисы Тарсилы окаменело.
– Я прекрасно знакома с вопросом. – Она торопливо прикрыла рот ладонью, на лице её отразился испуг. – Я не расскажу Хосе, не переживайте.
– Вы не так поняли. – Девушка встала и начала убирать со стола, не скрывая злости на то, что её так ловко подловили.
– Я потому и не расскажу, что до меня ничего не дошло. – Он сделал паузу. – Вот видите, вы можете считать меня своим другом.
– А я никому не расскажу, что вы – сумасшедший.