Забытые на Земле. «AirZon»

– Конечно, увидит! Так и скажешь, – уверял Трэв, – освежить нужно трак семьи Марксонзов, пока летние каникулы у всех. Он у тебя скромный, не думаю, что осмелиться нас контролировать.

– Окей, ну смотри мне, – пригрозил Эд, – и ничего не трогай особо здесь в гараже, ясно там?

– Да-да-да…

Ребята приложили все свои технические знания, и фактически жили в гараже двое суток. За это время трак очень преобразился, карбон-кевларовый панцирь кузова стал пожарно-красного цвета. У них получилось чем-то густым с гаражных полок разбавить оранжевую краску и сделать её темнее, сделав заранее с десяток выкрасок на куске ненужного пластика. Вся ржавчина на металлических узлах была уничтожена специальными преобразователями, за которыми ещё ходили не раз в цех-центр пешком. А конкретнее Эдвин ходил. Чёрные гусеничные траки стали шикарного бархатного оттенка и словно только выкатились с конвейера.

– Ну вот, отлично! Теперь осталось лишь поменять его на нормальный спасательный трак в метео-центре, – подытожил Трэв, – думаю, подмену обнаружат лет через пять, олухи! Но как же нам вскрыть дверь то?

– Нам? Нет никаких нас, пойми же. Ну, вообще есть одна идея… – уныло отвечал Эдвин.

– Чтооо? – Широко улыбнулся Трэв, – ты начал наконец-то пользоваться умственными дарами?

– Не умничай, – возразил друг, – а слушай! При пожарной тревоге что происходит?

– Открытие центральной двери, умница! Только как избавиться от крика сирен, полива водой с потолка всего подряд, электрозвонка в центральный офис безопасности и возможно прочих проблем, о которых мы и не догадываемся вовсе?

– Для начала вырезать в щите все нужные провода! – Поднял указательный палец вверх Эдвин, – думаю смогу.

– Решено! Ночью идём, плюс внутри мне нужно будет ещё и карты «столбов» раздобыть! А сейчас крепко спать! – Приказал шестнадцатилетний мальчуган.

Голова словно очутилась в блендере с кувалдами вместо лезвий – так прогремел будильник в четыре утра того самого рокового дня недели сто семидесятого года от ППЧК. Ребята проснулись с ватными мозгами, то ли от едкой краски, то ли от недосыпа, их слегка подташнивало. Трэвис поцеловал фото мамы, вернул обратно в рюкзак и серьёзным голосом начал:

– Слушай установку: если что-либо пойдёт не по плану, завизжит вдруг сигнализация или набежит охрана или ещё какие люди, пожалуйста, сделай всё, чтобы меня не поймали, и я уехал прочь.

– Конечно, ты же мой лучший друг, я буду очень скучать за теми семестрами, когда мы сидели вместе за одной партой и подшучивали над девчонками что сидели впереди… – Изменился в лице Эдвин.

– Всё, сейчас не время лить слёзы. Надевай комбез. Выходим!

Дрожащими руками Эдвин щёлкал мизерными острыми кусачками провод за проводом, сразу же усаживая на них новенькие клеммы. Сердце Трэва просто закипало изнутри в этот момент, он понимал, что жизнь никогда уже не будет прежней, и с каждым щелчком лезвий по медному проводу, точка невозврата в его судьбе всё ближе и ближе. Он так волновался за отца, что тот подумает и как в итоге поступит? Будет просто нервничать, или сразу же погонится за ним на соседском траке? Как с ним попрощаться правильнее? Встретиться или как трус отправить ему письмо через Эда? Письмо возможно лучше, ведь иначе, старик уже не позволит ему уйти спокойно.

Идея изменить мир оставшихся в живых людей, никогда не оставит в покое Трэвиса, его цели и устремления не запереть ни в одной клетке мира. Парню казались все вокруг трусами и лентяями. «Почему же всех всё устраивает?» – Размышлял часто он. – «Это рабство у столбов. А вдруг в один момент придёт дикий ветер, и поломает их? Что дальше? А всех всё устраивало, так сладко сидеть им в этой зоне комфорта…» Нет, однозначно найти ЭирЗон – это цель всей жизни молодого лидера, будущего капитана и командира. Он считал, что жизнь не обязательно должна быть настолько примитивной – кухня, койка, провизия, собрания. Кухня, койка, провизия. Кухня, койка, туалет. Койка, туалет… Эти цикличные действия вызывали ненависть в юном горячем сердце парня. Ненависть к прошлому поколению, ненависть ко всем вокруг, ненависть к самому себе. Хотелось кричать. «Нет, если я сдамся – то стану социофобом или социопатом, как их там… меня же разорвёт изнутри на части… нет, на молекулы, даже»… – Шептал он сию секунду себе под нос.

Одна половинка ворот распахнулась, и по журчанию стало ясно, что вода слегка закапала из пожарных систем на плиточный пол. И это всё, ни звуков сирены, ни охраны не было слышно. Вокруг лишь кромешная тьма и пластиковые шоркающие звуки от попадавшего внутрь уличного морозного ветра на разные пластиковые детали.

– Быстро, погнали, у нас от силы пять минут, чтобы уйти красиво! – Шепнул Трэв.

Ребята, засуетившись, прошли далеко вглубь здания и спешно выбрали подходящий по комплектации спасательный трак, с локатором и ветро-генератором на крыше, лопасти которого должны были всасывать воздух, а те вращательные движения преобразовывать в ток. Красавец был подключён кабелем к зарядке, и оказался в полной «боеготовности». Преступники на тихом ходу подкатили их свежевыкрашенный трак на место взятого, накрыв его прозрачной силиконовой накидкой, которая казалось, и прилипла тот час к ещё сырой краске. На видном месте пришлось даже воду на полу подтирать, чтобы всё выглядело натурально не тронутым. Фонарь Эдвина лишь слегка залило водой из пожарных труб, но тот забарахлил тут же и засветил с перебоями. В полной неразберихе парочка растеряно решила уходить. Высунувшись на улицу в мокрой одежде, Эд начал обратно замыкать провода, чтобы двери теперь уже закрылись. Одежда мальчика за секунды начала покрываться ледяной коркой. Руки отказывались работать в перчатках, и он их снял. Глубокой ночью, чем по факту являлись эти пять утра, на циферблате метео-центра неоновыми цифрами загорелась надпись «—49с».

– Ты почему сразу не признался, что тебе спину залило и за шиворот?

– Да мне не холодно же! Нормально всё, – отрезал Эд.

Вернувшись к гаражу Эдвина, Трэв будучи в шоке от себя и происходящего вокруг, начал завывать:

– Я забыл поискать карты! Я забыл всё! Чёрт, я ничего не взял, проклятая вода, – со страхом он смотрел на обморожения на руках у дрожащего друга.

– Хочешь, мы вернёмся ещё раз?

– С ума сошёл?

– Уезжай, грузи всё в трак, и уезжай! Со мной всё в порядке будет, – казалось, начинал согреваться и приходить в норму Эд, – я под горячий душ пойду сейчас налодго.

Ребята обогрелись пару минут у гаражной тепловой турбины, и начали грузить всю провизию Трэвиса внутрь машины. Угнанный аппарат действительно сильно отличался от простого гражданского – здесь не две пластиковых, а четыре гель-титановых гусеницы с непонятными липучками, казалось, машина и по жидкой субстанции рванул бы легко. По размеру трак был слегка больше, внутрь бы вместилось человек восемь или около того. Такой себе мини бас-вездеход.

– Я поеду с тобой, – снова заныл Эдвин.

– Ну, что ты снова заладил? Это мои дела, а вот твоё дело – отнести это письмо моему отцу завтра вечером, но не раньше и не позже, – рука протянула смятый конверт.

– Я не нанимался почтальоном… – Было не разобрать где слёзы, а где талая вода на лице Эдвина, – хоть обнимешь?

Ребята крепко обнялись, как вдруг вспыхнул свет по коридору, ведущего из кухни Эдвина. Очевидно, кто-то из родителей проснулся. Трак стрелой вылетел из гаража, и лишь снежная пыль, словно мука, покрыла пол у порога.

Глава 3. «По натоптанной дорожке»

Надпись на экране «025» гласила, сколько часов уже работал автопилот трака. Курс – полный вперёд, на северо-запад, иногда придётся вносить корректировки по градусам вручную. Трэвис освоился с доселе незнакомым управлением некоторых узлов и специфических агрегатов. На панели управления был десяток «лишних» кнопок в отличие от гражданского трака. Страх полностью покинул юношу примерно через десять часов после выезда, просто слегка щемило сердце, но и радости в душе было – целый океан. Наконец-то, вырвался! Наконец-то в пути, в движении! – Беззвучно кричало сердце парня. Постепенно юноша начал с трудом пытаться погрузиться в сон:

– Интересно, голландец уже отдал записку отцу? Представляю реакцию того на письмо, ха-ха-ха, – говорил сам с собою Трэвис. – «Он украл мой трак! Ни дня не работал, а уже сбежал из дому с моим траком! Такой же, как и его мать. Ненавижу их обоих…»

В ту секунду сарказм пропал с лица мальчишки, он достал фото мамы и примагнитил его на приборной панели по центру. Дорога была однотипна, и особо ничего в оконной панораме не менялось, белое покрывало снега убаюкивало взгляд и плавно укачивало, но сильные подёргивания на ледяных сугробах не позволяли уснуть. Слева – снежная пустыня, справа – она же, а впереди изредка воронки из пурги разбивались о лобовое стекло.

– Во все остальные недели года не получилось бы так спокойно и беспечно ехать, чёртова погода ещё больше препятствовала бы. Сейчас лишь не хватает музыкального проигрывателя, это важный просчёт в том списке из моего блокнота. Кто ж знал, что у спасателей вместо магнитофона – чёрная заглушка? – Выругался вслух Трэв, и записал что-то в свой блокнот.

Пятьдесят пятый час пути, Трэв уже изучил каждый миллиметр машины, каждую царапину в её кабине, как выяснилось позже – учебник по исторической географии он к счастью забыл выложить из рюкзака. Обшарив все карманы комбинезона, вдруг обнаружилась скомканная записка:

«Друг, дорогой мой друг, я совсем не представляю, как буду жить дальше без твоей поддержки. Дружище! Ты ведь за меня всегда горой стоял в школе. Умоляю, вернись за мной… Или пошли самолёт, когда найдёшь цивилизацию там… Ну только не бросай, не забывай…»

Умоляю, вернись за мной… Только не бросай, не забывай… – Раздалось живым эхом в голове Трэва. Печаль настигла нереальная. От того, что шансы вернуться были минимальны на самом деле, даже равны нулю скорее. Снова возник зуд в висках, ведь то, что происходит вокруг сейчас – суицид по факту, многие бы сказали так. Эйфория пройдёт, батареи сядут, а тело замерзнет в снегах одинокой сухой кочерыжкой. Трак занесёт снегом и льдом. Вся история…

Парень открыл снова свой большой блокнот, и сунул письмо между последних страниц. Блокнот являлся одной той самой личной вещью при Трэвисе, который в очередной раз призадумался о материальном – людишки, что пчёлы, стаскивают всю жизнь к себе в норы непонятную органическую требуху, которая даже не пригодится никогда, а следующее поколение придёт и в недоумении как это применить, лишь пожмёт плечами. И в топку всё, и в переплавку. Каждому любо выбирать подолгу цвет вещицы по каталогу, но так не хочется усердно работать ради тех «нужных вещей»… Эта схема так давно уже навязана обществу. А потом жить в этом лоске, но с ненавистью к кому-либо из членов семьи. Гармония, что ещё сказать. Иначе не назовёшь. Сюрреалистичная гармония бреда.

– Доброе утро, планета. Доброе утро, Эдвин! – Громко заговорил и широко заулыбался Трэв на следующее утро, представляя себя ведущим на радио, – и что у вас сегодня там на завтрак? Ааа, снова этот мерзкий горячий суп, да? Что? Не расслышал… горячие тосты только вылетели из тостера, искупались в апельсиновом джеме, а поблизости чашечка кофе? Всё понятно с вами, господа. Ну, уж нет… Это всё не для меня. Ящик сухпайка на две недели – вот это для меня! Да ладно тебе, солдат, подсуши свои дряхлые мышцы, ведь совсем расслабился на учёбе, – передразнивал юноша отца. Трэвис всегда мог установкой легко перезагрузить себя, и те эмоции внутри – будь то страх или печаль, это всего лишь помехи для требуемого лада сознания.

На тонкий злаковый хлебец Марксонз младший пытался выдавить тунцовую пасту из тюбика, как вдруг в этот миг трак с ошеломительным скрежетом развернуло на сто восемьдесят градусов влево по оси, огромной вибрацией Трэвиса выкинуло из пассажирского сидения. Машина накренилась, и едва не перевернувшись, неестественно застонав, что раненый зверь она в итоге заглохла.

Глава 4. «Ой, что началось…»

Отец Трэвиса выйдя из душа утром, нервно швырнул дроида в шкаф, затем громко хлопнул дверцей, но та по инерции отскочила обратно ему в висок. Развёрнутое письмо лежало на столе всё в чёрных кругах из-под чашки, видимо в которую не раз был долит горячий бодрящий напиток. Направившись к полке с виниловыми пластинками, старик долго выбирал из своей блюзовой коллекции ту единственную, достойную иглы проигрывателя в этот час. Нечто невидимое изнутри канавок вертящегося пластика заполняло кухню через крупные динамики, словно сладкой ватой. Отец Трэвиса был слегка странным человеком, и по-своему уникальным во всём поселении. Он единственный, кто всю жизнь тратил все свои кредиты с работы, выкупая у поселенцев сохранившиеся: фотопленки, древнюю аналоговую аппаратуру, записи на бобинах и прочие диковинки, которыми впрочем, уже никто особо не интересовался и считал это мусором. В сто семидесятый год от ППЧК вся нужная информация была народным достоянием, и собрана в одном физическом месте – на сервере инфо-центра. Любой фильм, песню, книгу или фото картины можно было просто загрузить из локальной сети поселения бесплатно на свой планшет или моноблок. Так что образ жизни Марксонза старшего уж как-то сильно шёл в разрез с мнениями жителей поселения, его хобби однозначно никто не воспринимал всерьёз и считал дурной тратой времени и кредитов. Зачем возиться в этих тазиках с водой, проявляя чью-то древнюю плёнку, ведь возможно тех людей и в живых то уже нет. Какой прок от всей той его макулатуры, которой забил свой дом Марксонз, так теплее может спать ему? Видать после смерти жены в его мозге пошли странные необратимые процессы, что и создали его интровертом в квадрате. Нет, даже в кубе! Обследовать бы его психологу, считали соседи.

В дверях внезапно раздался звонок. На домофонном экране замерцала жёлтая форма народной полиции, её ни с чем не спутать. Вот и пришли! – подумал старик, сходу заёрзав своими тапками по полу. Но почему не входят внутрь за первую дверь?

– Входите, если вы ко мне! – Выкрикнул старик в дверной громкоговоритель.

– Выйдите лучше вы сами. Это голограмма, – доносился женский голос из рупора снаружи.

– Вам знакомо имя Эдвард? – Промолвила женщина в жёлтом спортивном комбинезоне, её было не отличить от настоящей. А в десяти метрах от дома припарковался трак народной полиции.

– Я знаю, что это лучший друг моего сына. Если вы о нём. Он приходился ко мне пару дней назад. А что случилось? – Забилось сердце старика барабанной дробью.