Продаются роли!

– Только то, что уже услышал, – спокойно ответил философ.

– Да я ни черта не услышал! – грубо сказал Иван.

– Услышал, услышал, – хитро сказал философ.

Вчера он бубнил себе под нос, сегодня говорил не только понятно, а даже с налетом интеллигентности. Иван вспомнил того мужчину в пальто и малиновой шалью и подумал, неужто среди них одни образованные люди. Только одного толстяка нельзя было отнести к этому сословию.

– Возьмите меня к себе, – произнес парень. Эта мысль у него возникла только что.

– Мне тоже нравится играть в камешки, – подумал Иван. – И представлять, что, посылая камень, к тебе придет не град камней, а легкий смех потревоженной воды. Быть свободным, но не одиноким.

– Нет, – ответил мужчина в джинсовом комбинезоне. Он продолжать перебирать носком ноги камни, словно искал драгоценный камень или тщательно припрятанный предмет в этой прибрежной плоскости.

– Но почему? – не понимал Иван.

– У тебя способности не жилы надрывать, а другое, – ответил философ, и что-то забубнил себе под нос, проговаривая то ли заклинание, то ли еще полюбившиеся строки из стихотворения или прозы.

– А где младой? – спросил Иван.

– Вернулся, – ответил мужчина, и подцепил еще один найденный камень, подкинул его на сажень, и, дождавшись пока тот спадет на четверть этой длины, отправил в свободный полет той же подсеченной ногой. – Вернулся к себе домой.

– Я думал, он теперь с вами, – промолвил парень, наблюдая за плюхнувшимся камнем, проглоченным огромной лужей воды.

– Нет, это у меня стаж с рождения, – сказал философ, – боюсь сказать сколько, да и не считаю я уже, а у них так – игра на выживание. И ты наверняка тоже хочешь поучаствовать в этой игре. В этом шоу, в которое превращается вся наша жизнь. Но входят туда люди добровольно. Как только изменят самому себе. Измена себе – это хреновая штука.

Он так просто и грубо назвал измену, что та в его глазах стала похожей на ржавую трубу в туалете, прогнившую и уже источавшую неприятные пары. Иван же сморщился.

– Да ладно, живи сейчас, не правда ли? – произнес Иван, припоминая лозунг, звучащий среди молодежных движений и пенсионеров, понимающих, что жизнь короче, чем они предполагали.

– Правильно, только почему здесь? – прошептал мужчина.

– Не знаю, – сказал Иван. – Интуитивно как-то.

– Вот именно, интуитивно, – произнес философ, – то есть слепо, бессознательно, не отдавая себе отчета.

Его носок перестал перебирать камни и теперь стоял рядом с другой ступней, без движения, зато взгляд ожил и устремился на Ивана, словно нашел то, что искал, и этот найденный объект стоял перед ним, стряхивая с себя подкаменную пыль.

– Почему? – не понимал парень.

– А сюда попадают, когда понимают, что больше некуда, – продолжал старик, не отвечая вопросы. Все то, что он говорил, было большим развернутым ответом, просто нужно терпеливо выждать его окончания. – Это крайнее место.

– Но мне некуда, – пытался Иван, запуская каплю сквозь стекло, понимая, что это маловероятно.

– У человека должно произойти что-то существенное, – звучал голос философа, как радиопередача, имеющая только одно ограничение – лимит эфира, – например, сгорел дом, или предали близкие.

– Я… – пытался сказать Иван, но пытливый старик его опередил:

– Что ты? – крикнул философ. – Я, я…да что ты? Что у тебя произошло такого? Обиделся на родителей? Не купили тачку на день рождения? Вместо этого подарили пса, а ты его выбросил с моста. Затем ты бросился его спасать, но было поздно. Так?

– Нет, но… – робко прошептал парень.

– Никаких но, – воскликнул старик, – все это молодость. Все радуются, вспоминают о ней, с сожалением, что она прошла, а я рад этому. Вряд ли у тебя сгорел дом или взлетели на воздух отношения с близкими…

– У меня как раз такой случай, – прервал парень, напряженно дергаясь, как капля в окне, нашедшая возможность проникнуть внутрь дома, и уже наполовину покоилась в толще стекла, не имея возможности сдвинуться.

– Ну да, ну да, – услышал философ. – Документы, дом, некуда поехать?

– Есть куда, – нервно вскрикнул молодой человек. Капля затрепетала.

– Вот видишь, – серьезно сказал философ. – Есть куда ехать, но амбиции. Игра. Как только хлебнешь половником кипятка и проглотишь горячую жижу, тогда вся твоя прыть растворится и ты на первый поезд до своего хутора, где тебя всегда ждут?

– А если…? – неуверенно сказал Иван.

– Что если? – повторил философ.

– Если я выдержу и стану частью этой системы, – таинственно произнес Иван.

– Блин, – засмеялся философ, – Систему выдумал. Да нет никакой системы. Что, глаза открыл? Не думаю. Люди выживают, всего то. Слабые мрут, сильные живут, средние становится либо сильными, либо слабыми. Вот и все. Друг друга едят, так как каждый сам за себя. Если хочешь, то, конечно, можешь называть это системой. Хотя разве система это не там, где все правильно, но разве это нормально, когда из-за куска хлеба братья перестают быть братьями, а из-за того, что твои ноги не ходят, оставляют тебя гнить, не спрашивая о том, какую бы смерть предпочел? Нормально? Лежи уж, баста, и не ерничай.

Он гоготал как подорванный, как будто до него дошел смысл всего того что происходит – вся нелепость этой ситуации, когда обычный бомж учит парня быть человеком, а тот напрашивается к нему в ученики. Философ широко открывал свой большой рот, в котором сохранился верхний ряд зубов, хотя нижний был намного реже.

– Не думал, что он может смеяться, – прозвучало в голове у парня.

– Стоит мне посмотреть на человека, и я вижу, – серьезно сказал мужчина, прекратив смех, вытирая рукавом выступающие слюни. – Вот ты, если не обращать внимания на твой наряд, конечно, молодой человек, адепт.

– Кто? – удивился Иван.

– Приверженец одного учения, – растолковал он. – Но, в чем и парадокс, таковым не являющийся.

– Отчего же? – спросил Иван.

– Потерпи, – сказал старик. – Ты сегодня адепт одного учения, завтра другого. Такие люди уже не адепты, а скорее дикари просто.

Это слово тоже прозвучало немного вычурно. Философ заслонял собой солнце, светившее сегодня ярко, проведя вчерашний день в мареве. Иван смотрел на него снизу вверх, хотя тот был на полголовы ниже его.

– Что же ты в банкире симулянта не признал? – спросил Иван.

– Он бы мог остаться, но родился ребенок, – ответил старик. Банкир не знал, когда уходил. И женщина, которая его оставила, не знала что на сносях. В общем, частный случай. Пришлось отправить.

– То есть он не сам ушел? – удивился молодой человек.

– Нет, конечно, – возразил философ. – Он хотел остаться. Ведь эта жизнь – она привлекательна. Свободой, независимостью во всем. В выборе пути, еды, собеседников, крыши над головой. И это все есть и лежит приготовленное для тебя. Только надо знать место. Я знаю много мест для целого поколения, чтобы они не знали нужды.

– Ты что, богатый человек? – спросил Иван, внутренне посмеиваясь.

– Можно сказать и так, – согласился старик. – Только богатство – не монеты, а умение приспосабливаться к этой жизни, использовать ее ресурсы на полную катушку.

– Я бы хотел научиться этому, – сделал еще одну попытку парень, но внутри у него уже появилось тонкая лимонная долька сомнения, заставляющая морщиться.