Маньяк номер один

На улице было пасмурно. Тополя, замызганные машины и полны одежд, взрывающие лужи сапоги – все было в унисон этой прогулке.

– Вот ты прыгаешь от лужи к луже, потому что у тебя ботиночки. Мне почему не страшно, потому что у меня сапоги!

Это были сапожища. Дядя Володя носил огромные сапоги.

– Страхи начинаются с тебя. Сперва промокшие ноги, потом простывшая голова или простывший нос. Кстати нам нужно подкрепиться.

Дверь с колокольчиком. Задымленное помещение. Огромные кружки с пивом, лужи на полу и на столе. Здесь не место детям.

– Мне кружку темного, – проревел дядя Володя, – и повернулся к мальчику, – ты что будешь?

– Но мне нужно в школу, -пропищал Димка.

– Бутерброды с колбасой есть? Дайте один и еще с сыром. Только не надо вчерашний подсовывать.

Димка стоял вровень с огромным столом, где стулья тоже были, как и столы гигантские. Все как будто говорило «Вам тут, молодой человек, не место!»

– Ребенку нужно в школу!

Это была старушка неопределенных лет – морщины, руки с прожилками, но эта резкость и голос, как у заводной обезьяны.

– Дядь Володь, а, дядь Володь. Мне действительно нужно. Сегодня контрольная. Итоговая. Пропустишь – такой разнос.

Зря он сказал про последнее – снова выдал очередную порцию страха. А старуха добавила, что ее не надо учить, она и сама кого хошь. Тоже зря – Димке не приходилось видеть такого лица, оно ему напомнило собранную грань кубика рубика.

– Не надо учить? – закричал он. – Как же вас не учить, когда вы все боитесь. А потом война, то кто пойдет. Вот этот хлюпик с мокрыми ногами?

– Не надо.

Димке хотелось позвонить маме. Почему он не может этого сделать? Кто для него этот дядя Володя? Да никто. Тем более, как узнает, что он сделал – зашел в пивную, ага, из-за него он пропустил контрольную… итоговую. Ну все!

– Вы не знаете, что такое страх. Страшно, когда тебя закрывают в темном подвале, а рядом с тобой трупы с выколотыми глазами.

Из подсобки появились два широких в плечах мужчины. Они быстро сгребли дядя Володю, к ним присоединилась старушка неизвестных лет. На тротуаре было холодно, но он не сразу встал.

– Люди-звери, – заключил взрослый. Младший жал в руке телефон и не знал, что делать. – Не понимают, что делают. Только знаешь, почему они это сделали?

Димка мял телефон, вспоминая на память мамин рабочий номер.

25-23…

– Они испугались. Они меня испугались. Да все тут боятся. Даже вот этот…

Только Димка хотел набрать номер, который он почти вспомнил (только одна цифра оставалась под сомнением), как появился этот голубь. Голуби никого не спрашивают, они просто появляются там, где им нужно, чаще там, где есть что-то съедобное. Он мирно прошел вправо-влево, вероятно признал в дяде Володе своего (тот сидел на одном уровне с ним ближе к земле) и не успел завершить второй круг, как оказался у него в руке.

– Неизвестно, что из тебя вырастет, но точно не это жалкое воплощение трусости.

Затем он свернул ему шею. Мальчик не сразу это понял – все происходило слишком быстро, как трюк фокусника. Потом быстро встал, схватил мальчика за руку.

– Идем, нам еще в метро нужно.

– Ему надо помочь.

– Ему уже не поможешь.

Димка плакал, только он плакал без слез, потому что начинал понимать, что может случиться из-за одной пролитой слезы.

12

Ленин верил в старую советскую систему. Он почти доверял людям. Почти его было выражено в том, что человек может ошибиться. И одна ошибка влечет за собой еще, еще и еще, по ка не случится страшное, отчего все будут стоять на ушах и газеты печатать на первой странице.

Молодой как оказалось был не таким молодым. У него было семья, двое дошкольников, два мальчика. Он пошел в полицию случайно. Хотелось зарабатывать. Ему пообещали полтинник с премиями и графи к сутки-трое тоже устраивал. Из всего того, что требовалось, а именно знания упк рф, ук рф,гк рф, знание компьютера, закона о прохождении службы в полиции, огневую подготовку навыки самообороны он умел только смотреть гороскопы и играть в «Живых трупов». Но Ленин отнесся к нему с пониманием.

Они частенько вспоминали свою первую встречу. И сейчас вспомнив, да запив все чаем для полуночников без сахара, они ждали.

– Сегодня у моего экзамены, – произнес Ленин.

– Поступают же летом.

– А мой не как все. Ему хочется во всем отличаться от других. Однажды мне заявил, что ему не хочется зваться Сережей, ему видите ли не нравится ни фамилия, ни город. Он предложил отпраздновать новый год в мае. Когда более комфортно. Зачем мучить себя, когда можно раз и все под себя придумать. А про работу… а зачем… можно и работу придумать. Про мою он тоже изрек – что моя работа легко видоизменима. Что ее можно исправить в лучшую сторону.

У Молодого мальчишки устраивали драки, хорошо, что он нашел способ перенаправлять их.

– А мой вчера сказал, что не любит меня. Маму любит, а меня нет. Я ему «Отца нужно любить», а он «Не нужно». Ну, всыпал, тот в слезы. Хотел извиниться, а он под подушку голову засунул, и до утра.

– Это он от обиды какой-то.

– Каюсь. Поздно прихожу, сутками не бываю дома. Сейчас должен быть с ним, а я здесь, топчусь на месте.

– Мы топчемся на месте. Не ты в этом виноват. Он оказался сущим подонком. Просачивается сквозь пальцы. Никаких улик. Никто не видел. А если и видел, то ничего, не за что зацепиться. Он даже не играет, не предпринимает ничего. Это только в кино маньяк интересный и два полицейских обязательно найдут зацепку.

– Мы найдем. Мы не можем не найти.

– Да-да.

Они замолчали. Не хотелось говорить об этом, но и менять тему тоже не получится. Пропали дети и чтобы их найти тут нужно что-то сверхъестественное. Ленин за годы практики уже не верил в чудо, а молодой, опасаясь за своих детей и порой видя в каждой бороде и золотом зубе приметы преступника, верил… просто верил.

Телефонный звонок нарушил тишину. Ленин быстро взял трубку.

– Да. Да….

Он молча слушал, его зрачки наполнялись и в уголках глаз появились первые капли. Он положил трубку, тяжело вздохнул.

– Что? – быстро спросил Молодой. – Поступил?

Ленин мотал головой.

– Не поступил? Вот так… жить когда ты хочешь. Будь как все, и у тебя будет как у всех.