– Этот коварный план ты вынашивал с самого нашего знакомства, я знаю, – погрозил Артур Мишелю, – и значит, сейчас, когда я один, а вас много…
Все засмеялись, обсуждая, как будет происходит пленение и расправа.
– Не волнуйся, раздевать не будем, на первый раз. Портретные зарисовки тебя устроят? Посиди немного.
– Я и так сижу.
– Нет, ты сидишь не так – тебе скажут, как надо. Может, и постоять придется… На каждого минут по пять – это примерно полчаса. Ребята только альбомы взяли и уголь. Франс, давай, ты первая.
– Артур! Ну, перестань рожи корчить! Хватит! Не улыбайся! Сядь спокойно и смотри… ну… вот на Люсиль смотри! Руки вот так! – Франс показала, что он должен подпереть руками подбородок. – Что сложного? Ты всегда так сидишь!
Тут Цоллерн-младший не выдержал и расхохотался.
– Сосредоточься! – сказала Люсиль, – играем в гляделки. Кто первый засмеется, тот…
– Я! – снова засмеялся Артур. Он приложил ладони к щекам, стараясь удержать улыбку. – Весело с вами! У меня уже щеки болят… и живот!
– Вот и не ржи!
– Ладно, я постараюсь, Франс!
Он снова подпер кулаками подбородок, и поглубже вздохнув, стал смотреть на Люсиль. «Почему так? Те, в кого я влюблялся, хотели чего-то исключительного, их не устраивала обычная жизнь, к какой я только и чувствуя себя способным, Эммануэль тоже стремится к чему-то такому, чего в моей жизни нет. А Люсиль, человек, обладающий талантом, наоборот хочет только простого и надежного, и чтобы понравиться ей, мне не пришлось ничего делать. Наверное, настоящее чувство не может даваться слишком легко – раз и все хорошо! А может быть, это только иллюзия, которую кто-то вдолбил нам в головы: страдать, стремиться к чему-то недостижимому. Все эти страдания должны же когда-нибудь заканчиваться!»
– Артур, ты слышишь? – Люсиль улыбнулась, и от этой улыбки внутри него прокатился глоток темноты, больно ударивший в низ живота. «Я могу оставить их ночевать в доме… Нет… надо сначала разобраться во всем, увидеться с Эммой и понять, чего я на самом деле хочу… Мы все пьяные… когда просохнем, прояснится».
– Да… давайте перерыв на кофе, – невпопад сказал Артур.
После кофе Артур поступил в распоряжение Мишеля. Тот заставил его смотреть наверх, на ветки яблонь, сквозь которые крупными каплями падало солнце. Артур стоял, задрав голову, добросовестно позируя. Мишель, у которого свет был главным героем картин, а люди – только грузчиками, несущими сияние на плечах, голове, или в ладонях, рисовал свой эскиз гораздо дольше, чем Франсуаза.
– Мишель, шея!
– Да все, ты уже давно можешь голову опустить, я забыл сказать!
– Вы издеваетесь надо мной!
– Нет, Артур! Мы тебя любим, цени!
Дени усадил Артура на землю.
– Это одна из поз Будды, – сказала Франс, до сих пор что-то подправляя в своем рисунке, на котором Артур был очень похож. – Долго так не сиди – просветлишься.
– А что он еще нет? – спросил Мишель.
Вместо Будды на рисунке Дени появился человек-город, Артуру он очень понравился, Цоллерн пытался представить, как это будет выглядеть, если станет скульптурой.
Его отвлек Николя, твердивший, что срочно нужна газета. Артур пожал плечами: «в чем проблема?» – и пошел за газетами в дом. Николя сложил из газет две шапочки, похожие на большие кораблики. В макушке одной из них он прорвал дырку и подойдя к Артур сказал:
– Надень, пожалуйста.
На шее Артура красовался теперь странный воротник – шапка вверх ногами, а вторую шапочку Николя нахлобучил ему на голову.
– А без упаковки я совсем непрезентабельно выгляжу? – спросил Цоллерн у потешающихся гостей.
– Будешь спорить с хозяином теней – он тебя самого в тень превратит, – наставительно сказал Мишель.
– Артур, встань тут… вот так… еще чуть-чуть наклонись, чтобы тень была немного короче.
– Извини, я же не Пизанская башня, чтоб стоять под таким углом к поверхности, я так падаю! Дайте мне на кресло опереться хотя бы, а?
– Да, можно, мне только голова нужна.
Газета вокруг Артура уже начала его утомлять. Он замер, желая, чтобы Николя быстрее закончил, все смолкли, глядя на его тень – рыцаря в шлеме с поднятым забралом.
– Все, перекур! – Артур сел за стол, закурил.
Заметил, что Люсиль переместилась и сидела теперь сбоку от него, а не напротив.
– Пока ты куришь, я тебя нарисую, головой не верти!
– Вот, человеколюбивый художник!
– Она? Это ей скажешь, когда она дорисует!
Артуру было не видно, что получается, он видел только, что Люсиль рисовала уже на третьем листе.
– Докурил? Теперь ложись, – приказала она Артуру.
– Так сразу? – встрял Мишель, – может, мы хоть в сторонку отойдем?
– Ну, отойди, пошляк, – с усмешкой бросила ему Люсиль.
– Ложись на живот, голову поверни, ногу так, – она ногой слегка поправила его ногу.
Артур смотрел на нее с земли с любопытством. Люсиль встала на свое кресло, чтобы видеть его сверху, она быстро рисовала, меняла листы, потом подошла, присела, еще немного повернула в бок его голову, словно он был всего лишь манекеном. Через пару минут она разрешила ему встать.
Артур глянул на рисунок.
– Понимаю, не слишком оптимистично, но никак не могла отогнать этот образ, – сказала она серьезно. – Пусть лучше на бумаге останется…
– Как называется? – спросил Артур, разглядывая стремительно падающую фигуру, с протянутыми вперед руками и повернутой в профиль головой. Манера Люсиль, лаконичная, жесткая, была исполнена напряжения и страсти. Вокруг фигуры были едва намечены часы, колесо автомобиля и весы, остальные мелкие предметы Артур не смог идентифицировать.
– «Человек, летящий в пропасть».
– Что, не справился с управлением? – смеясь, спросил Николя.
– Не верь ей, Артур, эта злыдня не обладает пророческим даром, – сказал Мишель, глядя на рисунок.
– Причем здесь это? – вступился за нее Артур. – Каждый человек порой чувствует, что падает в пропасть. Мне такое иногда снится, – сказал он, повернувшись к Люсиль, – почему ты нарисовала весы?