Мистер Х

– Нет, только подъехал. Но сказали не мешкать, Вас, видимо, уже заждались. Сказано было срочно доставить на Лубянку.

– Ну тогда трогай!

Зарычав, автомобиль тронулся с места и стремглав помчался по ночной дороге. На лице X было удивительное спокойствие. Казалось бы, враг ускользнул, задание провалено, и он должен быть расстроен этим обстоятельством. А он, наоборот, как-то загадочно улыбался, будто предвкушая событие, о котором знает только он.

Чёрная «Волга» подъехала к контрольно-пропускному пункту, водитель предъявил пропуск, и шлагбаум открылся. Машина проехала во внутренний двор и остановилась перед первым подъездом, которым, как правило, пользовалось только высшее руководство. X вышел из машины и, не сказав водителю ни слова, посмотрел на часы и проследовал в подъезд через массивные деревянные двери, инкрустированные коваными металлическими ручками. Он поднялся на второй этаж, прошёл по длинному коридору и очутился в приёмной. Секретаря не было на месте, поэтому он без предупреждения открыл дверь и вошёл в кабинет. В этот момент массивные напольные часы, стоящие в углу кабинета, пробили два часа ночи. Все присутствующие направили свои взоры на Х. Генерал, руководивший всей операцией, встал и обрушился на X с критикой.

– Как же Вы могли, имея разрешение на ликвидацию любой ценой, упустить шпиона!? Вы понимаете, что провалили операцию! Я был уверен в Вашей преданности делу и высочайшей компетентности вашей команды, но сейчас я признаю, что ошибался на ваш счёт. У меня просто нет слов, шпион выкрал важнейшую информацию и свободно покинул территорию нашей страны, а Вы молча созерцали его триумф! Позор! По данному случаю будут сделаны соответствующие выводы, и я думаю, ваша команда будет расформирована! А пока соберите всех своих подопечных и проинформируйте, что до особого распоряжения вы все лишены полномочий!

Весь этот монолог генерал не просто проговорил, а кричал что есть мочи. В то время как X был невозмутим, он дождался окончания генеральского ора и, не изменившись в лице, сказал:

– Товарищ генерал, Вы, по-видимому, плохо информированы. Включите, пожалуйста, телевизор, желательно информационный канал.

– Что Вы имеете в виду, – удивлённо и с негодованием спросил генерал.

– Включите телевизор, – утвердительно повторил Х.

– Включите, наконец, телевизор, – обращаясь к присутствующим офицерам, раздражённым голосом сказал генерал.

Телевизор был включён, на экране появился информационный канал «Евроньюс», и диктор объявил, что поступило экстренное сообщение о крушении рейса С713 в воздушном пространстве Польши. Причины крушения не известны. Выживших в авиакатастрофе нет. Наступила немая пауза. Через мгновенье генерал встал из-за стола, подошёл к X и обнял его.

– Дорогой ты мой! Всё-таки я не зря в тебя верил! Спасибо! Я тут немного погорячился, ну ты понимаешь… А всё потому, что не люблю сюрпризов.

– Товарищ генерал, я был обязан дождаться результата, а уже потом докладывать. Бомба должна была сработать через час двадцать после взлёта, чтобы крушение произошло уже над территорией другого государства. Пока меня везли к вам на индульгенцию, мне сообщили, что наши диспетчеры передали рейс С713 диспетчерам из Белоруссии, оставалось только дождаться двух часов по московскому времени и услышать итоговую информацию. Я не мог доложить о выполнении задания, не имея весомого подтверждения.

Записав последние слова, Гордон перевёл свой взгляд на сидевшего напротив Х, смакующего дорогой виски из хрустального бокала, играющего блёстками в лучах солнечного света. Гордон хотел было спросить, что было дальше, но в эту же минуту интуитивно прочувствовал, что это был конец истории и дальнейшие события уже не имели никакого значения. Дело было сделано!

Конечно же, смерть Рудольфа Рользинга можно было бы оправдать, но как же быть с тем, что в авиакатастрофе помимо него погибли и невинные люди. Эта мысль не давала покоя Гордону. Его моральные принципы шли вразрез с услышанной им историей. И так как отношения между Гордоном и X с недавних пор стали более доверительными, Гордон осмелился задать вопрос:

– Мистер Х, Ваша история мне очень понравилась, она захватывающая, и мне в процессе записывания было очень интересно узнать, чем же всё-таки она закончится, но не сочтите за дерзость и позвольте задать Вам вопрос.

Х молча посмотрел на Гордона и одобрительно кивнул головой. Дождавшись одобрения, Гордон продолжил:

– А как быть с моральной стороной данного дела, ведь помимо предателя и шпиона на борту самолёта, который взорвался, были и ни в чём не повинные люди. Пилот, стюардесса, да и те дипломаты, которые сопровождали Рользинга, ведь это же была их работа, и они наверняка не заслуживали такой смерти?

– В моей работе нет места эмоциям, – ответил Х. И через мгновение добавил: Эмоции для меня – это было слишком дорогое удовольствие, которое я, к сожалению, не мог себе позволить.

Короткий, но очень ёмкий ответ, в котором содержится и грусть от содеянного, и чувство выполненного долга, и ответственность за тяжёлую и для многих людей неподъёмную ношу.

Когда X произносил эти слова, Гордон внимательно наблюдал за ним, и та интонация, и тембр голоса, и грусть в глазах позволили Гордону понять, как сложно было X принимать это решение. Как тяжело брать на себя ответственность и отдавать приказ на уничтожение, когда ты понимаешь, что погибнут и невиновные люди.

Гордон тогда в первый раз поймал себя на мысли, что любой человек, наделённый властью, так или иначе, в большей или меньшей степени всегда стоит перед выбором и зачастую принимает решения, которые противоречат его человеческой сущности, и не будь на нём ответственность за других людей и уж тем более за свою страну, поступил бы иначе.

– Я ненадолго оставлю тебя, мой друг, – сказал Х, вставая из кожаного кресла и поправляя свой атласный шёлковый халат. – Мне нужно побыть одному, – с этими словами он направился в глубь квартиры. Гордон ещё некоторое время, прежде чем уйти, оставался сидеть на застеклённой веранде, пронизанной солнечным светом, думая о произошедшем.

Глава 6

Тёмная сторона медицины

Ещё недавно могучая держава с величественным названием Советский Союз – на сегодняшний день просто исторический период времени длиной в семьдесят лет, оставивший после себя глубокие раны на теле входивших в его состав республик. Распад СССР и трансформация его в Союз Независимых Государств повлекла за собой упадок и стагнацию всех ранее дружественных республик. Россия не стала исключением, а наоборот, с наибольшей силой прочувствовала на себе негативные последствия сначала во времена создания СССР, а повторно уже после его развала. Это катастрофическое событие на фоне пришедшего к власти недальновидного и не знавшего, как исправить положение, президента повлекло за собой необратимые последствия во всех областях развития общества.

Наряду с экономикой, промышленностью, сельским хозяйством пострадала и медицина. Множество умных и опытных врачей разной направленности, имеющих огромный багаж знаний, покинули молодую Россию, не выдержав окружающий их хаос. Многие, движимые идеями мировой медицины, медицины без границ, без разделения на расы и национальности, перебрались в страны, где науке уделяли значительно больше внимания, нежели в родной им России. Были и те, которые цинично преследовали меркантильные интересы или мечтали об эмиграции давно, и как только выдалась возможность, не мешкая ни минуты, сбежали за границу. У каждого из них были свои мотивы, но объединяло их то, что все врачи и учёные, уехавшие из России, вывозили в своих головах очень ценный багаж. Это были знания и опыт, полученные в советских научно-исследовательских институтах и лабораториях, по праву считавшихся одними из лучших в мире. Если в России инженеры, учёные, врачи стали не нужны, то в Америке их ждали с широко распростёртыми объятиями. Сотрудники ЦРУ старательно проверяли всех, кто представлял ценность для национальных интересов страны, и, получив исчерпывающие доказательства их компетентности, пристраивали эмигрантов в профильные лаборатории и исследовательские центры. Советские умы стали свежей кровью в научных коллективах американских учёных. И такой опасный симбиоз разных научных школ и подходов, подкреплённый практически неограниченным финансированием со стороны государства и крупных фармакологических компаний, не мог не привести к бурному развитию передовых технологий.

Несмотря на то что экономика и наука в молодой и только пытающейся встать с колен России после распада СССР были в упадке, так как финансирования катастрофически не хватало, то сотрудники специальных служб, несмотря ни на что, продолжали трудиться не покладая рук. Ведь если инженеры и учёные могли предложить передовым экономикам мира свои знания и умения, то что могли предложить сотрудники КГБ или МВД? Если только выдать некие секреты разрушенного до основания СССР, которые уже давно мало интересовали спецслужбы Америки и Европы, победившие в этой скрытой войне. Поэтому всей огромной армии сотрудников силовых структур СССР не оставалось ничего иного, кроме как служить в структурах вновь созданного государства. Вследствие чего переименованная из КГБ в ФСБ структура не утратила своих навыков и с полной силой трудилась на благо своей страны.

Эмиграция после падения коммунистического режима приняла катастрофические масштабы. Остановить это явление было невозможно, никто не мог запрещать гражданам покидать Россию. Ведь теперь это было уже демократическое государство, в котором люди были свободны в выборе страны проживания. Получив пьянящую свободу, бывшие граждане Советского Союза утратили множество привилегий и возможностей, о которых будут вспоминать уже позже, видя анархию и разруху, творящуюся во времена правления не всегда трезвого президента. Не в силах влиять на отток из страны высокообразованной части населения, спецслужбами России, на удачу возглавляемыми любящими свою Родину и преданными делу людьми, были предприняты необходимые меры для вербовки покидающих страну учёных. Для этого были выделены наиболее подготовленные специалисты и создано обособленное подразделение, основной задачей которого являлось отслеживание научного электората, стремящегося покинуть пределы России. С этими людьми проводилась комплексная работа, и многие из них соглашались, даже уехав за границу, сотрудничать и передавать необходимую информацию. Таким образом, отток из страны специалистов из разных областей привёл к упадку и стагнации, однако наряду с негативными процессами специальные службы России получили возможность значительно увеличить агентурную сеть за рубежом. При этом разместить новых агентов руками американских и европейских коллег в самых что ни на есть засекреченных и интересующих Россию направлениях. За счёт того, что бывшие граждане Советского Союза, уехавшие из России, умело приспосабливались к реалиям жизни в капиталистическом обществе, заграничная агентурная сеть значительно увеличилась. И вот в один из дней по витиеватым каналам службы внешней разведки в Москву поступил уж очень тревожный сигнал.

Один из покинувших Россию учёных Эдуард Константинович Горский, по роду своей деятельности занимавшийся изучением биотехнологий и вирусологией, был принят в один из научно-исследовательских институтов США. Его работа в этом институте была связана с созданием противовирусных прививок.

Эдуард Константинович вместе с другими учёными проводил необходимые изыскания и опыты в этой области. Крупная американская фармацевтическая компания вкладывала значительные средства в это направление фармакологии, и все учёные, занимавшиеся разработкой вакцин, в том числе и Эдуард Константинович, были уверены, что занимаются принципиально важным делом для человечества в борьбе со страшными вирусами, ежегодно уносящими множество человеческих жизней. Никто из учёных и предположить не мог, что работа над вакцинами была всего лишь ширмой для истинного предназначения их деятельности.

Ежедневно коллектив учёных выполнял свою рутинную работу, проводя бесконечное количество опытов и лабораторных исследований. Однако, помимо учёных, непосредственно занимавшихся разработкой вакцины, Эдуард Константинович регулярно видел людей, не являющихся представителями научного сообщества, но принимавших непосредственное участие во всех значимых исследованиях в качестве, если можно так сказать, контролирующей инстанции. Они молча наблюдали за процессами, происходящими в лаборатории, и изредка обращались с какими-то вопросами к руководителю научной группы. Николай Константинович был удивлён таким вниманием со стороны сторонних наблюдателей, потому что раньше никогда не сталкивался с таким тотальным контролем. Тем более что он и его коллеги занимались обычной, в его понимании, работой. Эдуард Константинович также знал, что поговорить об этом со своими коллегами было бы опрометчиво, они, вероятней всего, донесли бы об этом куда следует. А такие вопросы могли бы быть расценены как нечто большее, чем просто любопытство. И, безусловно, негативно повлиять на будущую карьеру Эдуарда Константиновича. Однако несмотря на все трудности, которые могли бы возникнуть из-за излишнего любопытства, Эдуард Константинович не смог просто не обращать на этих людей внимания. Один из человеческих пороков – любопытство, это качество не всегда играет положительную роль в человеческой судьбе. Однако не будь его, и многие открытия, сделанные пытливыми умами, никогда не были бы достояниями человечества. Вот и Эдуард Константинович не смог перебороть своё любопытство и принял решение разобраться, в чём же всё-таки заключается причина столь пристального внимания за разработкой вакцины от обычного гриппа. Он более внимательно стал приглядываться к контролёрам и заметил, что помимо постоянно наблюдающих за ними людей изредка приходили ещё несколько человек, явно непохожих на простых контролёров. Эти никому не известные люди приносили с собой металлический чемоданчик и уединялись вместе с руководителем научной группы в отдельном кабинете. Так как двери и перегородки в лаборатории в основном были сделаны из стекла, Эдуард Константинович имел возможность наблюдать за их действиями.

Каждый раз, когда инородные научному сообществу люди появлялись в лаборатории, заведующий лабораторией Хананий Витальевич Зильберг начинал как-то неестественно себя вести, и Эдуард Константинович это заметил. Зильберг, обычно человек спокойный и уравновешенный, уже немолодой мужчина с темпераментом сангвиника, начинал нервничать и, стараясь не подавать виду, искоса наблюдал за тем, как руководитель научной группы вместе с пришедшими проводил непонятные манипуляции в одной из комнат лаборатории, в которую вход персонала был запрещён. Даже ему, человеку, который по долгу своей работы нёс ответственность за деятельность лаборатории, запрещалось посещать эту злополучную комнату. Нужно сказать, что Хананий Витальевич тоже был выходцем из Советского Союза, однако эмигрировал в США ещё в семидесятые годы, значительно раньше, нежели началось повальное бегство из СССР. Он хорошо себя зарекомендовал и смог получить достойную работу, приносящую ему не только хороший доход, но и что немаловажно, удовлетворение, созерцая плоды своего труда. Хананий Витальевич был ярым ненавистником коммунистического режима и всего, что с этим связано, однако он никогда не позволял себе пренебрежительно относиться к людям, сбежавшим из СССР в поисках лучшей жизни. А к учёным-эмигрантам относился с уважением и всячески пытался им помочь, поэтому и к Эдуарду Константиновичу он проявлял симпатию, тем более что Эдуард Константинович был человек, как говорится, «со светлой головой», и тот факт, что он хромал на правую ногу и пользовался тростью, заставлял всех окружающих с большим трепетом относиться к нему. Поэтому иногда после окончания работы он подвозил Эдуарда Константиновича до ближайшей станции метро на своём автомобиле, а по дороге они разговаривали на разные темы, как правило, ностальгируя о прошлом, вспоминая то, что происходило в то время, когда они ещё жили в стране Советов.

И вот в очередной раз, когда рабочий день был окончен и работники лаборатории уже начали собираться, чтобы отправиться домой, Хананий Витальевич предложил Эдуарду подвезти его до метро. На улице шёл дождь, и Эдуард с удовольствием согласился. Когда Эдуард Константинович переоделся и вышел из здания лаборатории, Хананий Витальевич уже ждал его в заведённом автомобиле. Они поехали по привычному маршруту, первым заговорил Хананий Витальевич. Он вдруг спросил:

– Вы знаете, Эдуард, что наша работа приносит пользу человечеству?

– Конечно, Хананий Витальевич, поэтому я и работаю в лаборатории, зная, что мы с вами создаём нужные человечеству лекарственные препараты, это для меня принципиально важно.

– По этой же причине и я в своё время выбрал эту работу и уверен, что наш труд, как и труд многих других учёных, должен приносить пользу, – своей интонацией Хананий Витальевич как бы дал понять, что чем-то возмущён и хочет о чём-то рассказать. Эдуард это понял и задал наводящий вопрос:

– Что же Вас тревожит?

– Слово тревожит не совсем правильное. Меня возмущает то, с какой неприкрытой наглостью люди, не имеющие отношение к медицине, диктуют нам, учёным, что и как нужно делать! – он глубоко вздохнул и добавил: – Это мне начинает напоминать тоталитарный режим, от которого я в своё время бежал в эту свободную, как мне тогда казалось, страну.

– Я не понимаю, о чём Вы? – пытаясь разобраться, о чём говорит Хананий Витальевич, удивлённо спросил Эдуард.

– Как же Вы не понимаете? Я говорю о тех людях, которые приходят в нашу лабораторию, хотя к медицине не имеют абсолютно никакого отношения. Один из них, который лысый, он из Пентагона, а остальные вроде бы из госдепа. Вот я и спрашиваю, во что превращается наша демократия, где же теперь наши идеалы свободы? Уже и в медицину свои щупальца засовывают.

Эта информация показалась Эдуарду Константиновичу важной, однако такие откровения могли быть и хитроумной проверкой со стороны Ханания Витальевича. Ведь Эдуард совсем недавно пришёл в их коллектив. Поэтому, не зная, как отреагировать в такой ситуации, Эдуард решил не показывать свой интерес к услышанному.

– Не думаю, что эти люди как-то связаны с нашей работой, ведь мы занимаемся разработкой вакцин, возможно, Вы просто излишне взволнованы? Для меня лично важно, чтобы моя работа была результативной и полезной. А эти люди мне абсолютно не мешают!

– Напрасно Вы их недооцениваете, я раньше тоже не обращал на них никакого внимания, однако такая секретность меня просто удивляет. Даже мне, руководителю всей лаборатории, не позволяют входить в помещение, где проводятся опыты с веществами, которые они приносят с собой. Но скажу Вам по секрету, что вся их конспирация и яйца выеденного не стоит. Мне было интересно, и я всё разузнал, – в этот момент глаза Ханания Витальевича блеснули, и он уже готов был поведать, что же ему удалось выяснить. Но тут вдруг в лобовое стекло попал небольшой камень от проезжающей встречной машины, и момент был упущен.

– Вот чёрт, ещё этого не хватало. Вроде обошлось. Эдуард, Вы не видите трещины?

– Нет, не вижу, вроде бы обошлось.

– Ну и хорошо, так о чём я говорил? А, да, про злодеев, которые хотят лишить нас свободы, – тут Хананий Витальевич сделал паузу, а потом продолжил: – Ну да ладно, не будем о грустном. Тем более что мы уже подъезжаем.

Автомобиль плавно свернул направо и остановился напротив станции метро. Дождь шёл, не прекращаясь. Эдуард накинул на голову капюшон, поблагодарил Ханания Витальевича и, попрощавшись с ним, вышел из машины. Всю дорогу до дома он думал о том, что недавно услышал. Анализируя фразы, слетевшие с уст старого еврея, Эдуард пришёл к выводу, что это была не проверка, скорее всего, это была своего рода ответная реакция на недоверие и вытекающее из этого унижение, которое испытывал Хананий Витальевич. Нужно понимать, что он искренне поддерживал и сам пропагандировал американский образ жизни. Всегда стремился подчеркнуть, как важно быть свободным человеком и как эта свобода исключительно положительно сказывается на всём американском обществе, которое, по его глубокому убеждению, является олицетворением передового человечества. А ему, получается, не доверяют.

Можно было по-разному относиться к идеалам этого человека, но не верить в его искренность по отношению к своей стране, куда он эмигрировал из ненавистного ему СССР, было большой ошибкой. Ведь Хананий Витальевич потратил чуть ли не всю свою сознательную жизнь на то, чтобы бороться с несправедливостью и отстаивать демократические идеалы. По этой причине в СССР он был не угоден, его вольнодумие расценивалось как угроза, а научная деятельность всячески притеснялась. И получив возможность сбежать в США, Хананий Витальевич был безмерно счастлив и, не мешкая ни минуты, отправился в путь. С того самого момента, когда он стал гражданином США, и по сегодняшний день Хананий Витальевич ни разу не изменял своим принципам. И тот факт, что кто-то хочет изменить привычное для него общество, с присущими ему нормами морали и человеческими свободами, дарованными конституцией, возмущал его до глубины души. Это всё и явилось причиной его такого, на первый взгляд, подозрительного красноречия.

Что же хотел сказать и не сказал Хананий Витальевич? Этот вопрос не давал покоя Эдуарду Константиновичу. Как же разузнать, что таится за ширмой секретности? Возможно, это просто ущемлённое самолюбие старика, а может, и действительно что-то очень важное.