Марат

Автомат лежал на земле. Рядом с ним на полтора метра растянулся длинный оборванный ремень. Марат подошел к оружию, наклонился и поднял его за широкую ручку. Винтовка показалась ему легкой. На длинной дульной коробке остались вмятины от чего-то, черный металл пах порохом. Марат поставил ногу на ремень и рванул винтовку вверх. Лямка не оторвалась. Тогда он перехватил винтовку и замотал ремень вокруг основания приклада, а потом перевернул оружие и упер приклад себе в плечо. Его палец лег на курок. Ощущение было приятное. Марату казалось, что он облекся в ту силу, которую мог излучать отец Клавинго. Человек с винтовкой. Такой человек может охотиться на крокодила или на другого человека. Такой человек может бросить вызов могущественным лоа.

Марат нажал на спусковой крючок. Винтовка не стояла на предохранителе, и получилась короткая очередь. Сухой треск стрельбы негромким эхом раскатился по улице. Марата ударило в плечо. Три пули пробили забор в двадцати шагах от него. Над стволом поднялся дымок. Он медленно опустил винтовку, нащупал нужный рычажок на корпусе оружия, отсоединил магазин и один за другим выдавил патроны себе в ладонь. Он хотел знать, сколько может убить людей.

Шесть пуль. Шесть небольших медноцветных кусочков металла. Значит, солдат успел пострелять до того, как душа покинула его глаза. Марат закинул автомат на плечо и пошел к горящим в тумане «бочкам с углями». Он слышал, что рядом идет бой. Грохот пулемета накатывал оглушительными волнами. Ему вторили короткие очереди стрелков. Стреляли за пожаром, сквозь пожар. Несколько шальных пуль с визгом отлетели от придорожных камней.

– Ала-а-ак-б-а-а-ар… – затянул голос. В нем звучала леденящая кровь тоска.

– Ау-у-у, – завыл в ответ Марат. Его крик сменился безумным хохотом. Он понял, что больше ничего не чует. Он шел сквозь дрожащий, переплавляющий, залитый всепроникающим светом эпицентр хаоса. Воздух вокруг был слишком горячим, чтобы пахнуть.

– Ау-у-у, – завыл Марат, – оло-ло. Ау-у-у.

Ему начало казаться, что он входит в солнце – в ледяное солнце опиумного делира. Он увидел сердце пожара. Горели бронетранспортеры ООН – четыре машины, которыми кто-то попытался перекрыть эту улицу. Их судьба оказалась плачевна. В огне сверкали осколки попавших мимо цели бутылок с коктейлем Молотова. Часть зажигательной смеси, расплескавшаяся на землю, еще не прогорела. Марат всюду видел движущиеся островки огня. Они ползли и плескались, выжигали в глине причудливые узоры. Уничтоженные машины пылали изнутри. Они приехали сюда, наполненные топливом и снарядами. Когда их подожгли, все это взорвалось. Теперь горели соседние заборы и дома, тлели кроны и стволы ближайших пальм. Под одной из них Марат заметил еще одного солдата, мертвого. Он погиб там, где отстреливался. Его искореженный автомат лежал в нескольких метрах от него, единственный глаз задумчиво смотрел на огонь, другая половина лица разлетелась на части.

Марат подошел к мертвецу. Солдат погиб уже после катастрофы – враги перекрестным огнем прижали его к центру пожара. Его одежда не обгорела. Марат подумал, что не сможет идти дальше босиком. Он опустился на корточки рядом с убитым, бросил свой автомат на прогалину выжженной травы и стянул с покойника обувь. Черная кожа вздулась пузырями и обжигала руки, но Марат этого не чувствовал. Он не умел пользоваться шнурками, поэтому просто вытащил их из армейских ботинок и бросил догорать.

Вокруг стреляли. Взорвалась мина, и в двадцати метрах от Марата обрушился забор, подняв тучу пыли и пепла. Марат даже не посмотрел в его сторону. Он встал и примерил новую обувку. Ботинки оказались немного малы, но он привык к тугой обуви. Обувь без шнурков, чтобы не слетала с ноги, часто делают тесной.

– Хорошо, – сказал Марат. От жара из глаз текли слезы, но он их не чувствовал. Он поднял автомат и пошел дальше. Броневики стояли между трущобами и краем цивилизованной части города. Марат видел под их оплавленными колесами дымящуюся полосу асфальта. Он прошел между машин и ступил на нее. Его новые ботинки с хрустом давили битое стекло. Трубка потухла, и он остановился у одной из горящих луж, чтобы раскурить ее снова.

***

Воздух стал чище; ветер дул Марату в лицо и сносил дым пожарищ в ту сторону, из которой он пришел. Выйдя к перекрестку, который пытались отстоять ООНовцы, он увидел двух людей. Они стояли у забора, измотанные и обессиленные, напуганные гражданской войной. Оба чернокожие, с автоматами Калашникова, в военной форме без знаков отличий: один – в полосатой солдатской спецовке, другой – в бронежилете, одетом на голое тело.

Марат улыбнулся, поднял винтовку и выстрелил. Он снова ощутил удар в плечо, пьяно покачнулся от отдачи, но не замедлил шаги. Один из солдат упал. Его швырнуло к придорожному столбу, из распавшегося лица хлынул алый поток. Другой вскинул голову и увидел идущего на него молодого араба. По обнаженному торсу Марата текли капли пота. Он весь дымился. Влага на его коже превращалась в пар. Горели подошвы его ботинок, белый наркотический дым вился вокруг его лица, сизый – пороховой – поднимался от ствола его винтовки.

Марат захохотал и выстрелил снова. Стрелять он не умел, и хотя теперь он был на десять шагов ближе, его пули прошли мимо цели. Солдат смотрел на надвигающегося убийцу. Он мог бежать или уложить противника одним выстрелом, но его захватило оцепенение. Он видел потное, красноглазое лицо и черную точку дула. Он видел грязные шорты и краденые ботинки. Он чувствовал запах раскаленной стали и жареного мяса.

– Одержимый демонами! – завопил он. – Здесь одержимый демонами!

– Да, – согласился Марат. Они сблизились, и он снова спустил курок. Грохнул одиночный выстрел. Плечо солдата взорвалось, в воздухе плеснул фонтан крови. Марат добежал до жертвы и, хохоча, ударил ее дулом в грудь. Солдат взмахнул уцелевшей рукой и начал падать навзничь. Его рот открылся, лицо исказила гримаса боли и ужаса.

Прежде чем он ударился о землю, Марат увидел, как из-за угла соседнего участка выскакивает еще один человек. Он бежал прямо на дуло автомата. Марат нажал на спуск. Раздался глухой щелчок. Марат нажал опять. Щелчок. И еще раз – щелчок. В винтовке закончились патроны.

Чернокожий боец замедлил шаги и криво улыбнулся. Он был маленького роста, но весь обвешался оружием. Его краденную ООНовскую гимнастерку перепоясали пулеметные ленты, на пояс он повесил гранаты-лимонки, за спину закинул автомат. В его глазах горело безумие, хотя и не такое, как у его врага. Щелчок. Марат в тупой ярости продолжал щелкать своей винтовкой. Ударник соскакивал вхолостую. Солдат это понимал, и Марат уже тоже. Подоспевший вытащил пистолет. Ему нравилось использовать оружие по назначению. А здесь расстояние было маленьким.

– Я убью тебя, – сказал он. В его голосе смешались азарт охотника и легкая неуверенность новичка.

– Никто не может убить меня, – ответил Марат. У него под ногами лежали мертвец и тяжелораненый, оба с оружием. Марат мог поднять его, но не подумал об этом. Он перехватил свою винтовку за дуло, как когда-то это делал Гилла. Сталь еще не остыла, его ладони зашипели, но Марат не чувствовал ожогов – только пронизывающий холод.

Солдат оскалился и спустил курок. Щелчок. Пистолет дал осечку. Лицо черного повстанца стало испуганным, он попытался уклониться, но было уже слишком поздно – Марат с размаху опустил приклад своего оружия на голову противника. Раздался влажный хруст. Висок солдата проломился, по его лицу потекла кровь. Он еще стоял. Пистолет щелкнул второй раз, но выстрела не последовало. Марат нанес новый удар винтовкой. Она описала по воздуху широкую дугу, опустилась на голову врага сверху. Молодой негр упал на колени. Марат закричал и ударил его третий раз. Приклад его винтовки разломился, он выпустил ее из рук и замер.

Трубка снова потухла. Он достал ее изо рта и смотрел, как медленно гаснут глаза убитого. Где-то рядом грохотали очереди – уличный бой продолжался. Глаза солдата остекленели, из уголка приоткрытого рта стекла струйка слюны, и он медленно повалился к ногам Марата. Тот проследил за ним взглядом.

Он заметил, что вторая его жертва все еще жива, отступил и сверху вниз ударил раненого ногой по лицу. Нижняя челюсть хрустнула и смялась. Марат ударил еще и еще, загоняя обломки кости в горло. Он бил, пока лицо не потеряло человеческие очертания.

– Вот погасли еще глаза, – сказал он и рассмеялся. Его сотрясала мелкая нервная дрожь. Холод пронизывал каждую мышцу, каждую клетку. Он закружился над тремя мертвецами, вскинул лицо и руки к небу. Он увидел собор. Ветер относил дым в сторону, и купол Нотр-Дам-де-ла-Пэ начал проступать сквозь пелену.

– Я бессмертен! – закричал Марат.

– Ты чей? – проорали из-за угла. – Кто держит перекресток?

– Я убиваю всех! – завопил Марат в ответ.

– Ты сумасшедший?

Марат не ответил. Его не интересовали эти люди. Он стянул пару гранат с пояса обвешанного оружием мертвеца, поднял две винтовки и пошел к собору. В нем, как раковая опухоль, разбухала безумная гордость. Он казался себе могущественным и неуязвимым, как этот собор, нет, как сам Бог. Он шел посреди улицы, полуголый, открытый всем пулям и осколкам. Его рот по-прежнему наполнялся сладким холодным дымом. В каждой руке он держал по автомату. Они были разные. Марат в них не разбирался. Дуло более длинного почти чертило по земле.

***

Он прошел по шести улицам и никого не встретил. Он видел лишь, что сильно приблизился к собору. Он знал эти кварталы. Они были для среднего класса, занимали свое место между трущобами и центром города.

Марат все время слышал канонаду. Она перемещалась вокруг него, но он не попадал в ее эпицентр. Словно какая-то неведомая сила двигала по городу группы людей так, чтобы он всегда оставался в пустой клеточке.

Это правило не сработало лишь раз. После очередного пустого перекрестка Марат встретил мертвеца. Это был солдат ООН, но погиб он не в бою. Труп висел на дереве. Молодая пальма прогнулась под его тяжестью. Марат долго смотрел на его вывалившийся язык, потом услышал у себя за спиной окрик:

– Кто ты?

Он оглянулся и увидел вооруженного мужчину. Тот стоял в окне дома на другой стороне улицы. Вместо ответа Марат поднял оба свои ствола и дал двойную очередь. Ему помогла слепая удача: он взял ниже цели, и когда дула его автоматов повело вверх, пули сами нашли противника. Рама окна разлетелась беспорядочными осколками. Марат захохотал.

На участке были другие люди. Кто-то открыл огонь сквозь забор. Марат почувствовал, как пули просвистели в опасной близости от его головы. Он начал палить в ответ. Его шатало и мотало от отдачи. Пули летели во все стороны.

– Аллах Акбар! – отчетливо закричали из-за забора.

Автоматы Марата смолкли. Он еще раз нажал на спуск, но услышал только бесполезное щелканье. Тогда он достал из кармана одну из гранат, повертел ее в руках, выдернул чеку и бросил за забор. Он даже не мог вспомнить, где и когда узнал, что так надо делать. Но граната не подвела. Она оказалась даже проще винтовки. Прошла секунда, а потом грохнул оглушительный взрыв. Из ограды участка вышибло несколько досок, другие посекло осколками. Марат не услышал своего смеха. Из его плеча торчала деревянная щепка. Он ее вытащил.

Взрыв потушил трубку. Марат нашарил в карманах шорт пакет опия, досыпал в трубку белого порошка, потом подогрел ее над раскаленным дулом одного из брошенных автоматов. Она снова начала тлеть. Он глубоко затянулся и пошел вперед.

Забор так пострадал от взрыва, что Марат проломил его голыми руками. Он пробился на участок. Раньше здесь жили небедные люди: во дворе был устроен небольшой бассейн. Сейчас вода в нем стала мутной и дымящейся, в ней растворялись вывороченные комья земли. Всюду висела пыль, пахло порохом.

К Марату медленно возвращался слух. Он услышал стон, перешагнул обломки шезлонга и наткнулся на человека, который в него стрелял. Мужчина был арабом. Он лежал на спине, зажимая рукой распоротый осколком бок. Его чалма посерела от пыли, лицо было разбито. Он смотрел на Марата одним глазом.

– Отпусти бок, – сказал Марат. – Я хочу посмотреть, как вываливаются твои кишки.

– А-ах, – слабо ответил боевик. Что-то тихо щелкнуло. Лицо мужчины скривилось. Он достал пистолет. Марат, ничего не предпринимая, наблюдал, как араб целится.

– Ты не можешь меня убить.

Раздался выстрел. В горле у Марата влажно квакнуло. Он посмотрел вниз и увидел кровь. Она стекала узким ручейком из маленького отверстия в правой половине его груди. На соске повисли алые капли. Марат удивленно размазал их, потрогал рану. Боли он не чувствовал, но, когда он глубоко затянулся, из дырочки поднялась струйка белого опиумного дыма. Марата это позабавило.

Он снова заглянул в лицо раненого, но тот уже был мертв. Его единственный глаз потух, на губах застыла странная улыбка. Он радовался, что перед смертью подстрелил врага. Марат оставил его, отыскал во дворе новую винтовку и пошел дальше. Его голова кружилась, но собор был уже совсем близко.

– Меня нельзя убить! – снова крикнул Марат, но голос почему-то подвел его, прозвучал тихо, и больше он не пытался кричать. Просто шел. Иногда его грудь сжималась от резкого спазма, он кашлял и сплевывал себе под ноги маленькие сгустки крови.

***

Скоро он ступил на асфальтированную площадь, где раньше останавливались туристические автобусы. Собор стоял перед ним посреди рукотворной каменной пустоши. Он был похож на крепость, окруженную концентрическими кругами оборонительных линий.

Ветер нес клубы дыма. На т-образных фонарных столбах трепетали праздничные флажки. Было пусто – ни одного человека, ни одной машины. Асфальтовый плац, сухой, горячий и голый, протянулся на сотни метров.