Петля Сергея Нестерова

Начал Поздняков, затем как-то незаметно все перешло к Нестерову, а тот, натура артистическая, не заметил, как увлекся и стал показывать ситуацию в лицах, временами вызывая улыбку Беляева. Когда повествование дошло до событий в кафе, тот его остановил:

– Стоп, дальше я знаю. Был там, все видел и слышал.

Семушкин и Нестеров удивленно переглянулись.

– Счастье ваше, что о перипетиях состоявшегося сейчас общения с представителями органов внутренних дел я узнаю не из милицейских протоколов. Будь по-другому, на всей вашей карьере в Комитете можно поставить жирнющий крест. Правильно, Юрий Михайлович?

Поздняков согласно кивнул.

– Видите, молодые люди, начальник ваш прекрасно понимает, в какое дерьмо вы вляпались. А теперь скажите, ничего необычного не заметили? Не торопитесь, подумайте спокойно, время есть. Можете высказать любые соображения.

Семушкин, тщетно пытаясь сосредоточиться, беспомощно моргал глазами; Михалыч, закурив очередную сигарету, ушел в себя, а Нестеров невидяще смотрел в глаза Беляева, по деталям вспоминая последние события.

Первым начал Поздняков.

– В том, как все начиналось, ничего особенного не вижу. Менты в последнее время вообще ведут себя по-хамски, с нами в том числе. Особенно те, кто на улицах в форме работает. С оперсоставом нормальные отношения как были, так и остались. Эти же бросаются, словно бешеные. Лейтенант-горилла как раз из этой породы, а Володя ему просто под руку попал. Когда лейтенант уходил, у меня щелкнуло, что надо сматываться, уж больно злобен был, собака… но лень-матушка и русское авось…

– Какое там авось? – перебил холодный голос Беляева. – Водка, Поздняков, водочка виновата, а не лень-матушка, как ты говоришь. Ладно, продолжай.

Михалыч в смущении опустил голову.

– Наверное, вы правы, Николай Алексеевич. Не без этого, конечно. Но главное в другом.

Он замолчал, сосредотачиваясь.

– Казалось бы, получил лейтенант по носу, побежал к своим за подмогой – здесь ничего странного нет, в каждой деревне такой разворот. Вроде как: «Ребята, наших бьют!» А вот откуда капитан взялся? Я таких орлов у них лишь в министерстве видел. Вы бы слышали, как он говорит, какие отточенные формулировочки. И за плечами у него точно не средняя школа милиции, больно грамотный человек… Я пытался его уломать, не устраивать скандала, разойтись полюбовно. Вспомнил Елисеева, заместителя начальника ГУВД, еще пару мужиков, с кем работал и кого знаю. Ничего, ноль эмоций, как будто это не его руководство. Вообще, как он оказался в отделении милиции и почему с нарядом прибежал? Сапожки-то хромовые, в таких зимой по коридорам ходят, а не по снегу за преступниками бегают. Разговаривал со мной тоже странно: и не отказывал, и не соглашался. Ни два, ни полтора.

– Знаете, что я думаю, – подключился Нестеров. – Наверное, он специально тянул. Я вспоминаю, какая у него была напряженная спина. Он разговаривал с вами, Юрий Михайлович, а сам прислушивался, какой у нас с лейтенантом разговор идет… А эта падла, извините, Николай Алексеевич, меня так доставал, вы представить себе не можете! Хамил, обзывал всякими словами, на ботинки плевал, из кожи лез, – фактически умолял, чтобы я ему в рожу заехал. Но теперь я понимаю, специально все было сделано: и наглость его, и оскорбления. Он даже подставился, в расчете, что я ему по яйцам врежу, троглодит хренов! Наверняка, подготовился, что буду бить по мужскому достоинству. Может, успел даже дощечку какую-нибудь, как защиту, поставить. А зря. У меня была другая заготовка. Я бы его так порадовал, будь здоров!

Мысль, к которой он шел, пока рассказывал, сформировалась.

– И вот тогда они бы оттянулись по полной. Для начала отделали бы нас прямо в кафе. В ментовке еще добавили. До утра засунули в обезьянник, и только потом передали бы вам, Николай Алексеевич, в дежурную службу… А что дальше, у меня воображения не хватает.

– Фантазии тут ни к чему, опыт разбирательств происшествий подобного рода уже имеется. – Беляев бросил взгляд на удостоверение, лежавшее перед ним, и продолжил: – В течение недели, Сергей Владимирович, проводится служебное расследование, затем по его результатам исключают вас из партии и поганой метлой выгоняют из органов. Вот так, товарищи офицеры.

– Но мы же не виноваты! – чуть не закричал Семушкин. – Я помню, как эта сволочь схватила меня. Да от него злобой за версту разило! Он убить был готов!

– Володя, успокойся, – вернул его на землю Поздняков. – Что всполошился? Мы же в приемной Комитета, а не в ментовском обезьяннике.

– Правильно, Юрий Михайлович, – поддержал Беляев. Зазвонил телефон, стоящий на столе, он взял трубку, выслушал сообщение и коротко ответил:

– Хорошо, понятно… Спасибо. Пусть подойдет дежурный. – Потом посмотрел на сидящих перед ним офицеров. – В силу сложившихся обстоятельств объяснять вам ничего не буду, принимайте все, как есть. Сейчас вас выведут через запасной выход, и вы окажетесь в метро на платформе станции «Площадь Дзержинского». Завтра подготовите собственноручные отчеты о произошедших событиях, с подробным описанием деталей конфликта с представителями органов внутренних дел. Никаких домыслов и умозаключений, только факты и результаты наблюдений. Вы, Юрий Михайлович, передадите отчеты мне. При написании документов прошу соблюдать правила конспирации с тем, чтобы информация не стала достоянием гласности других лиц, включая коллег по работе. Ни один человек, в том числе руководители отдела, не должен быть в курсе происшедшего. Тем, кто был вместе с вами сегодня, объясните, что сумели договориться с милицией, хотя бы за тот же коньяк. Понятно? Не сможете удержать информацию – пеняйте на себя.

Раздался стук в дверь, и вошел дежурный.

– Проводите товарищей по запасному варианту, – сказал Беляев и, повернувшись к оперработникам, предложил забрать лежащие на столе удостоверения.

Когда все трое были у дверей, Семушкин внезапно остановился и, покраснев, обратился к Беляеву:

– Я вечно попадаю в неловкие ситуации, все смеются надо мной, даже когда хочу сделать что-то от души. Сейчас, наверное, то же самое будет… Ну и пусть! – Он перевел дух. – Николай Алексеевич, товарищ полковник, спасибо за все. Не обижайте меня отказом, пожалуйста, и сами не обижайтесь. Это от чистого сердца. Возьмите, пожалуйста. Хороший, самый лучший коньяк, армянский, пять звездочек…

С этими словами Семушкин, открыв портфель, достал последнюю бутылку и поставил ее на стол перед Беляевым.

Что происходило в душе полковника, сказать трудно. На лице не дрогнул ни один мускул. Он, встав из-за стола, посмотрел на всех троих.

– Идите и не забудьте, что я сказал.

Когда дверь за ними закрылась, он вызвал сотрудника внешней охраны и из сообщения понял, что милицейская «наружка» не случайно оказалась в районе приемной. Ведут наблюдение, вероятно, пытаясь понять, что будут делать дальше с задержанными. Какие мысли бродят у эмвэдэшников в головах, сказать трудно, поэтому он и отправил Позднякова с ребятами от греха подальше по запасному варианту.

«Что происходит? – размышлял Беляев. – Это не первый случай, когда МВД создает провокационные ситуации в отношении сотрудников госбезопасности. Сегодня утром застрелился полковник Нестеренко, заместитель начальника отдела Второго главка. Две недели назад его задержала милиция в метро. Он ехал с дежурства и заснул в вагоне. На конечной – милиционеры, не разбираясь, скрутили его, избили до потери сознания, не дав слова сказать, а когда увидели при обыске удостоверение, насильно влили в него водку и оставили до утра в камере; только потом вызвали дежурную службу Комитета. Все это он описал в предсмертной записке, и оснований ему не верить нет… Я же помню Нестеренко со времен погранучилища, потом еще вместе на соседних заставах на финской служили. Классный мужик… был. Наши тоже непонятную позицию заняли: ему не поверили, а мерилом истины сделали милицейские протоколы… Нестеренко и не выдержал; с женой еще развелся… В общем, все одно к одному…»

Беляев открыл форточку, оторвал кусок газеты, свернул его кульком, ссыпал туда давно погасшие окурки. Делал все машинально, вспоминая, как Председатель после доклада по самоубийству дал поручение провести тщательное, объективное служебное расследование и с горечью отметил, как мало доверяем своим сотрудникам и не ценим драгоценный человеческий материал, которым располагаем. Ему же, Беляеву, приказал провести анализ всех случаев задержания милицией сотрудников органов госбезопасности и выяснить, нет ли эскалации этой тенденции в течение последнего времени.

«Есть над чем подумать, – усмехнулся Беляев, – учитывая, мягко говоря, нелюбовь Министра внутренних дел к нашему Председателю. И тут – надо же! – сегодняшние события… Молодец, конечно, Нестеров. Если б не сдержался, всем было бы плохо. Такое бы дело раздули, что только держись. До вселенского масштаба! Никто не помог бы ребятам. Завтра, как получу рапорта, доложу Председателю. А сейчас – домой. Времени уже первый час, опять Полина ругаться будет».

«Грэг»

Этим вечером Нестеров приехал домой пораньше, еще засветло.

Двор жил обычной жизнью. Колька с Витькой, братья-близнецы, не сильно и не больно валтузили тихого семилетнего Яшу, сына торгпредского шифровальщика. Дворничиха, из местных, метелкой отбрасывала к забору листья с горячего асфальта. Соседки с верхнего и нижнего этажей, Татьяна с Наташкой, игнорируя окружающих, сложив руки под мощными грудями, с упоением перемывали кому-то кости.

«Интересно, – подумал Сергей, пожелав им доброго вечера, – они хоть на обед прерывались? Или с восьми утра так стоят?»

В трехэтажном торгпредском доме жило пять семей. Нестеровых поселили в двухкомнатную квартиру на втором. Правда, слово «поселили» в этом случае вряд ли уместно. Квартира числилась за ведомством, название которого вслух за рубежом не произносилось, стояла пустой и ждала приезда новых жильцов больше полугода: досрочно откомандировали Фомкина, а готовой замены ему не было. Так что, пока в пожарном порядке готовили Нестерова, времени утекло много. В заключительной беседе генерал, обрисовав, какие надежды они на него возлагают, совершенно недвусмысленно дал понять, что, учитывая обстоятельства отъезда Фомкина и образ его поведения, Нестерову надо держать ухо востро. Прав оказался генерал.

Любе Нестеров ничего не стал рассказывать. Хотя, как оказалось, от жены разведчика мало что можно спрятать.

Он поднялся на второй этаж, открыл дверь. В гостиной никого не было, хотя какое-то шевеление в квартире слышалось.

– Любаша, я пришел.

Она выглянула из кухни, держа поднятыми руки, по локоть испачканные в муке:

– Сережка! Извини. Видишь, не могу выйти, все полы извазюкаю. – Жена скрылась на кухне. – Ты что сегодня рано? У меня ужин еще не готов.

– Не беспокойся, я не голодный. А где Олег?

– Его Федоровы забрали, у Жени сегодня день рождения.

– Понятно.

«Это даже хорошо, – подумал он, – можно будет спокойно подготовиться к встрече».

– Любань, у меня сегодня мероприятие в городе, когда вернусь, тогда и поужинаю. Ты не обращай внимания, занимайся своими делами, а мне надо собираться.

Погруженный в себя, он шел в спальню, не замечая, как она вышла на порог кухни и с внезапно вспыхнувшей тревогой посмотрела на него.

Сергей, открыв платяной шкаф, достал свой «боевой» наряд: светлую рубашку на выпуск, темно-коричневые без складок брюки и сандалии. Типичная одежда местного мужского населения, которую совершенно свободно носят западники и не особо жалуют сотрудники совзагранучреждений, особенно посольские. А Нестеров, исходя из задач, которые перед ним поставили в Центре, с самого начала стал надевать эти вещи при вечерних выездах в город. Поначалу кое-кто косился, но прошло время, люди привыкли, и уже совершенно спокойно относились к таким трансформациям. Тем более, когда узнали про любовь Нестеровых к местным ресторанчикам, харчевням и лавкам старьевщиков.