Вечная история

– Две тысячи лет! – я ошалело вытаращил глаза.

– А что тут такого? Бате, например, две с половиной тысячи, и ничего, а некоторые стали вампирами гораздо раньше.

– А как же…

– К твоему сведению, хоть эти люди не имели телевизоров, но были высоко организованы, имели прекрасную философскую базу и достаточно техногенную цивилизацию. Римлянам, кстати, гораздо легче влиться в наш мир, чем античным грекам. Техники больше было, да и наука была на высоте. Между прочим, что греки, что римляне, в отличие от средневековых европейцев, прекрасно знали, что такое «переливание крови». И кстати сказать, греческие женщины довольно часто работали ламиями на донорских пунктах в античной Элладе.

– Но ведь ламии – это богини подземного мира, проще говоря – вампиры, пьющие кровь, – я запнулся.

– А мы кто? – хмыкнул майор, потом он посмотрел на меня и всё-таки принял сидячее положение. – Знаешь что, Ванюша, отправлю-ка я тебя после полного завершения трансформации в школу прапорщиков. Там тебе всё подробно объяснят.

– Но вы же мой учитель!

– А я и не отказываюсь. Есть вещи, которым могут научить только квалифицированные преподаватели. Я ведь сам и школу, и училище прошёл. Думаешь, мне всё наставник рассказал?

Ответить я не успел. Майор глянул на тёмное небо и, довольно улыбнувшись, добавил:

– Всё, на сегодня лекция окончена. Переходим к физическим упражнениям. Встать! Снять очки!

Я с удовольствием выполнил приказ. Глаза отдыхали. Вечернее солнце, каким бы слабым оно ни было, вызывало очень неприятные ощущения. Даже в очках и в полностью закрытой одежде…

Из приятной полудрёмы меня вывел резкий окрик:

– Курсант Горлов! Встать! Скажите мне, пожалуйста, о чём мы только что говорили?

– О детской болезни левизны! – лихо отрапортовал я, вытягиваясь около стола.

– А подробнее?

– О том, что эту книгу написал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин!

Вампиры, сидящие рядом со мной, захихикали.

– И о чём же в ней написано? – поинтересовался преподаватель. – Вы меня слушали или нет?

– Так точно! Очевидно, в ней говорится о детских инфекционных болезнях, присущих коммунистическому обществу.

Аудитория грохнула от хохота. Преподаватель побагровел:

– Садитесь, курсант Горлов! О вашем недопустимом отношении к занятиям я доложу командиру курса!

Я сел. Очень хотелось его загипнотизировать, чтобы он обо всём забыл и больше не приставал. Но в школе был строжайший запрет на такие вещи.

Об этом предупредил майор, отправляя меня учиться. Об этом же было доведено до всей нашей группы в первый день занятий. К тому же большая часть преподавателей были вампирами, так что скрыть столь наглое вмешательство не удалось бы.

Не знаю, какие меры они могли принять, но в том, что об этом немедленно сообщат майору Ермоленко, можно было не сомневаться. А я уже знал, что нарушить прямой приказ создателя не рискнёт ни один ученик, если, конечно, хочет жить. Поэтому уже вечером я отбывал первый наряд вне очереди на чистке картошки.

Преподаватель истории КПСС Андрей Поликарпович, или, как мы его называли за глаза, Полиграфыч, был человеком (не вампиром) с весьма склочным характером.

Как любой преподаватель, он считал свой предмет самым главным, поэтому не мог допустить даже мысли, что без истории КПСС можно прожить. Наказать напрямую, как штатский, он нас не мог, но о каждой оплошности докладывал командиру курса. Поговаривали даже, что он умудрялся жаловаться на командиров начальнику школы, поэтому его никто не любил, но трогать боялись, потому что не знали, кому он жалуется на начальника школы.

Конечно, начальнику, как вампиру со стажем, на это было наплевать, но, чтобы не получить очередную «тёмную лошадку», Полиграфыча держали. Все знали, чего от него можно ожидать, да и курсантов кто-то должен в чувства приводить.

Погружённый в такие мысли, я сидел на лавке и автоматически сдирал шкуру с картошки невероятно тупым ножом.

Возмущённая картошка плакала горючими слезами. По крайней мере, мне так казалось.

Потом мысли потекли по более приятному руслу. Завтра очередное переливание крови – процедура полезная и умиротворяющая. Немедленно вспомнилось первое переливание, которое я чуть было не пропустил…

Спустя месяц после инициации, я начал ощущать странную тревогу. Вот уже несколько дней я не мог понять, что со мной творится. Нет, чувствовал я себя хорошо, а к ногам, подворачивающимся в самый неподходящий момент, и другим шуточкам своего обновлённого тела я уже начал привыкать. Теперь, вскакивая с кровати, я не врезался в соседа и, открыв глаза в полной темноте, не вздрагивал при виде ребят, спокойно читающих книги; выходил на улицу я только ночью, как и приказал капитан Васильев; нагрузки мне майор повышал очень медленно; в казарме со мной носились как с писаной торбой, так что никогда я ещё не чувствовал себя так хорошо, как после смерти. Но вот уже третий день я беспокоился. Это ощущение не было вызвано чем-то конкретным, его невозможно было объяснить, но оно угнетало меня всё сильнее.

К концу третьего дня я неожиданно ощутил зуд в груди, в том месте, где у меня остался маленький, едва заметный шрам. Как я уже узнал, шрам остался потому, что инициация произошла после ранения. Если бы майор вкатил мне инъекцию хотя бы за пять минут до выстрела, то и следа не осталось бы. Я задумчиво растирал грудь, когда меня вызвал майор Ермоленко.

– Ваня, – задушевно спросил он, – когда ты должен явиться в госпиталь?

И тут я вспомнил распоряжение капитана Васильева. «Черт! Совсем забыл». Сегодня ровно месяц со дня выписки.

– Сегодня, товарищ майор!

– Ну и почему я должен тебе об этом напоминать? Или для тебя приказы старшего по званию ничего не значат? Немедленно отправляйся! Кстати, у выхода тебя ждут ещё два бойца. Выполняй!

– Учитель! – не выдержал я. – Ну я же не маленький, на улице темно, сам дойду.

– Дубина ты, – беззлобно усмехнулся Ермоленко, – у них сегодня по расписанию переливание крови. Ну и подстрахуют на всякий случай.

– Меня?

– Нет, окружающих…

…До госпиталя мы добрались благополучно, но я понял, что имел в виду майор. Меня уже, пока не очень сильно, начинала мучить знакомая жажда. Это было неприятно. Все люди, встречавшиеся на пути, аппетитно пахли свежей живой кровью. Вряд ли я набросился бы на кого-нибудь, но ребята на всякий случай зажали меня между собой так, что я не мог шевельнуться, и в таком виде, словно бутерброд, отконвоировали в госпиталь.

В тёмной процедурной нас встретил молодой военврач в белом халате. Я слегка растерялся. Почему-то я ожидал увидеть капитана Васильева.

– Лейтенант Кравченко, – тем временем представился тот. – Рассаживайтесь по креслам. А вы, рядовой Горлов, подойдите ко мне.

Я приблизился, и врач принялся осматривать меня. Удовлетворившись результатом, он приказал:

– Застегнитесь, закатайте рукав и садитесь.

Всё было давно готово. Ребята, пришедшие со мной, уже ждали. Как только я занял свое место, лейтенант быстро подключил капельницы и спокойно ушёл. Почти сразу жажда исчезла, по телу разлилось тепло. Я сам не заметил, как уснул…

От воспоминаний меня отвлёк не в меру весёлый гогот. «Залётчики» коротали время за травлей анекдотов под картошку. Из десятка наказанных вампиров было трое, вместе со мной. И если я ещё смеялся, то мои товарищи по цеху только вежливо улыбались. Эти анекдоты они за свою жизнь слышали не один десяток раз. А рассказывать свои мы не спешили. Как я успел убедиться, юмор у вампиров весьма своеобразный, как и у врачей.

Картошка кончилась. Люди ещё немного поржали и, зевая, разбрелись по своим казармам. А мы пошли на отработку рукопашки. Вот это мне положительно нравилось. Вампирский рукопашный бой сильно отличается от человеческого. Приёмами он небогат, ставка делается на скорость, силу и неуязвимость. Хотя, надо отдать людям должное, среди них изредка попадаются индивидуумы, которые при правильной подготовке могут какое-то время выстоять и против вампира. Правда, конечно, шансы всё равно не равны.

Слава богу, что сейчас почти отказались от холодного оружия. Потому что если разрубить вампира на несколько частей или отсечь голову, то он всё-таки умрёт.

Способности к регенерации не беспредельны. Из каждой части тела вырастить нового вампира нельзя. Вот пулевые ранения – другое дело. Любой металл в нашем теле растворяется. И уже через несколько часов от ранения не остаётся даже шрамов. Исключения составляют серебро и благородные металлы: золото, платина, иридий.