Транзитом в Израиль
Самуил Наумович Ходоров
Выросшая в ассимилированной семье и воспитанная на принципах добропорядочности и искренности, молодая ростовчанка Кира после развала СССР переезжает с родителями в Израиль. Восхищение Святой землёй сменяется трудностями в поисках работы и обустройстве повседневного быта, отсутствием друзей и другими психологическими сложностями. В какой-то момент Кира решает вернуться в Ростов. Однако новые реалии, сложившиеся там в период ельцинских реформ, безжалостно ломают привычные представления о стране, где она родилась. Кира вновь возвращается в Израиль в надежде именно в Земле обетованной отыскать спокойную и тихую гавань. Сложные, порой трагичные перипетии насыщенной событиями жизни героини романа в конце концов заставляют её задаться вопросом: а существует ли такая гавань?
Самуил Наумович Ходоров
Транзитом в Израиль
Автор выражает глубокую признательность Геннадию Шлаину за ценные замечания, содействовавшие улучшению содержания романа.
Все имена и фамилии, названные в этой книге, являются вымышленными, а любые совпадения – случайными.
© Ходоров С. Н., автор, 2019
© Издательство «Инфра-Инженерия», 2019
Глава 1
Когда уйдём со школьного двора
Набережная Дона благоухала запахами невидимых цветов, сыростью речных водорослей и запахами шашлыка из ещё не закрывшегося ресторана «Казачий хутор». Лунная дорожка едва озаряла контуры проплывающих барж. Кира мечтательно вглядывалась в этот привычный пейзаж, кутаясь в праздничный пиджак Кирилла, наброшенный поверх её розового платья. Нарядный прикид был надет по случаю выпускного вечера. Сегодня ей, семнадцатилетней Кире Дуровой, вместе с аттестатом зрелости вручили золотую медаль как приз на финише долгой, не всегда простой школьной дороги. С этого незабываемого момента прошло уже несколько часов, а в голове до сих пор проносились грустные слова выпускного шлягера: «Когда уйдём со школьного двора под звуки нестареющего вальса, учитель нас проводит до угла…»
До утра было ещё далеко, а вместо любимого учителя её провожал по неофициальному, даже немного тайному девичьему рейтингу самый красивый юноша в школе – Кирилл Коновалов. В другом рейтинге, составленном уже юными школьными ловеласами, одной из первых числилась и зеленоглазая стройная брюнетка Кира. Уже почти несколько лет она была тайно влюблена в атлетически сложенного блондина Кирилла и ровно столько же времени не без опаски признавалась в этом только самой себе. Вполне возможно, что если бы такой выпускной вечер проходил не в ростовской, а в американской школе, то по принятой там традиции королевой и королём этого школьного бала стали бы Кира и Кирилл.
Но дело происходило в России, за десять лет до миллениума, то есть рубежа тысячелетия – 2000 года, в период, когда захлебнувшиеся в собственной свободе послеперестроечные процессы достигли фазы разброда, шатаний и небывалого экономического спада. Так что никому и дела не было до коронования Киры и Кирилла, которым, в свою очередь, в эту чуть прохладную лунную ночь было совсем не до сегодняшних горбачёвских реформ и грядущих ельцинских преобразований. Им казалось, что проблема сегодняшнего дня состоит только лишь в правильном выборе одной из всех открытых перед ними дорог, что самая трудная и тяжёлая в жизни пора – школьная учёба, уже позади. Сейчас же им хотелось только одного: раствориться и забыться в чувстве взаимного влечения друг к другу, в чувстве, которое в эти годы всегда принимается за нерастраченную любовь.
Раствориться удалось в заброшенном уголке набережной на уединённой скамейке, прикрытой пышной кроной белой акации. Кирилл крепко прижал к себе Киру и пылко целовал её в пухлые нежные губы, не забывая при этом шептать на ухо:
– Любимая моя, ты для меня дороже всех на свете, я очень и очень люблю тебя. Ты будешь со мной всю жизнь, до конца века.
В пылу страсти Кирилл забывал уточнить, до окончания какого века, заканчивающегося или грядущего, он будет любить её, а Кира, опьянённая шампанским, предусмотрительного захваченным Кириллом, таяла в его объятиях, подсознательно соглашаясь со всеми его притязаниями.
Неизвестно, сколько бы ещё длились эти признания и растворения, если бы лунную речную дорожку вдруг не пронзили огненно-фиолетовые зигзаги молний и донскую набережную не накрыла ливневая завеса июньской грозы. Кирилл едва успел подхватить девушку на руки и добежать до улицы, где подъехавшее такси довезло их до Кириного дома.
Настенные часы в спальне четы Дуровых показывали три часа ночи. Ни мать Полина Лазаревна, ни отец Андрей Петрович не спали. Первый раз за свою семнадцатилетнюю жизнь их любимая дочка в столь поздний час была не дома. А тут ещё взрывные раскаты грома и барабанящие по оконным стёклам крупные капли дождя. Нарастающую тревогу родителей перебил нетерпеливый дверной звонок. В квартиру вместе с резким порывом ветра буквально ворвались промокнувшие до нитки Кира и Кирилл. Андрей Петрович быстро приготовил дочке горячую ванну, а в Кирилла, исключительно в лечебных целях, влил рюмку чистого спирта. Уже через полчаса после всех этих профилактических мер, несмотря на позднюю ночь, все сидели за наспех накрытым столом и смаковали домашнюю наливку в честь выпускного школьного праздника, обмывая тем самым по русской традиции золотую медаль Киры.
Уже через несколько дней новоиспечённая выпускница уверенно шла к внушительному зданию ростовского университета, где подала документы для поступления на исторический факультет. В отличие от большинства выпускников, у Киры не было никаких колебаний и сомнений по поводу будущей специальности. Любимый дедушка Лазарь привил ей любовь к исторической науке. Он постоянно твердил внучке, что дерево не может вырасти без надёжных корней, что в жизни человека роль этих корней играет история, что будущее строится на основе настоящего, а настоящее зиждется на прошлом. Вот для этого будущего Кира и мечтала посвятить свою жизнь детям и так же, как дедушка, преподавать историю в школе.
Золотую медаль в школе она получила не по протекции: ведь действительно, все десять лет ученической жизни отдала накоплению знаний, не распыляясь, в отличие от своих подруг, на различные внешкольные удовольствия. Перестроечная неразбериха не вызывала у молодёжи заметного интереса к уже перекраивающейся истории, поэтому Кира в университет поступила легко, на одном дыхании преодолев не такой и уж и большой конкурс.
Университет всегда грезился Кире неким таинственным храмом, сродни какому-нибудь православному собору, вступить под своды которого считалось если и не загадочной мистерией, то уж точно необычным действием. Наяву всё оказалось гораздо обыденнее. Когда она впервые после экзаменов вошла в уже свой храм науки, ею вовсе не овладело заранее предвкушаемое ощущение, что здесь предстоит преодолевать непокорённые вершины. Первые лекции не очень-то и отличались от материала, пройденного в школе. Учиться было совсем не сложно, новым был только подход к обучению. Группа, в которую попала Кира, ничем выдающимся не выделялась: основная масса студентов обучалась в сельских школах и по знаниям и эрудиции до её уровня явно не дотягивала. Уже после первой сессии на неё обратили внимание преподаватели факультета как на знающую и мыслящую студентку.
Не сильно перегруженная учёбой Кира, в свою очередь, обратила внимание на старшего преподавателя кафедры иностранных языков Сергея Ивановича Пузанова. Этот тридцатилетний мужчина больше напоминал не знающего поражений на любовном фронте мачо из ковбойского вестерна, чем недавно защитившего кандидатскую диссертацию начинающего учёного в области английской словесности. Из него не столько выпирала английская транскрипция шекспировских выражений, сколько проскальзывала неведомая Кире сексуальная энергия необузданного самца. Воспитанная на благородных мужских символах русской литературы, Онегиных, Печориных и Базаровых, неискушённая Кира боялась даже самой себе воссоздавать днём ночные сновидения, в которых Сергей Иванович виделся ей далеко не в строгом костюме университетского сеятеля разумного и вечного.
Трудно сказать, что Сергей Иванович понимал под разумным и вечным, однако он не мог не выделить из не очень уж привлекательной массы будущих «историчек» очаровательную юную красавицу Киру Дурову. Поэтому ему, засыпающему ночью в объятиях симпатичной жены, которая была всего-то лет на пять старше его студентки, снилась не она, а Кира, и тоже, разумеется, не отягощённая одеждой.
Видимо, между двумя неравнодушными друг к другу сердцами, принадлежащими людям не одного и того же пола, рано или поздно возникает почти ньютоновская сила тяготения, которая, как известно, обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними. Получается, что чем ближе друг к другу находятся объекты притяжения, тем сильнее оно проявляется. Однако в советском университете дистанция между преподавателем и студентом была настолько велика, что не вписывалась даже в зону действия всемирного закона Ньютона.
В один прекрасный день Кира решилась сократить эту дистанцию. Отнюдь не для того, чтобы разлучить будущего доцента с женой, и отнюдь не из желания просто соблазнить его. Если бы она даже планировала этот природный акт, то по своей простоте душевной абсолютно не знала бы, как это сделать. Просто Кира своим девичьим, ещё неискушённым чутьём вдруг поняла, что безнадёжно влюблена в своего преподавателя.
Случай для сокращения расстояния между ними внезапно представился на склонах горы Чегет в Приэльбрусье, где Кира с подругами проводила зимние каникулы на турбазе. Там же, по стечению обстоятельств, Сергей Иванович катался на лыжах со своей женой. Улучив момент, когда его половинка поехала в Терскол за продуктами, Кира, подавив накатывающееся чувство страха и вдохнув огромную порцию морозного воздуха, вихрем ворвалась в комнату Пузанова. Не давая себе возможности перевести набранный вместе с морозцем дух смелости, она прижалась головой к груди Сергея Ивановича, затем кротко прошептала ему на ухо:
– Я вас очень люблю, Сергей Иванович! Неужели вы ничего не замечаете?
Не дожидаясь ответа от ошарашенного наставника, она стала сумбурно целовать сначала его руки, потом щёки, лоб и подбородок, а затем неумело прикоснулась к его влажным от волнения губам. Первым, вполне естественным желанием взбудораженного Сергея Ивановича было схватить Киру в охапку, сбросить с неё шерстяной лыжный костюм и уложить в ещё не застланную с ночи постель. Он уже было подхватил едва не потерявшую сознание Киру на руки, чтобы совершить задуманное. Но вовремя зазвеневший внутренний колокол почти вернул его в исходное состояние. Он лишь успел проговорить самому себе:
– Что же ты, безумец, собираешься сделать с этим очаровательным ребёнком? Ведь ей, наверное, ещё и восемнадцати нет. А где же мораль? Ты ведь собираешься писать докторскую диссертацию и стать профессором. И что будет, если эта симпатичная девчонка растрезвонит о ваших отношениях всему свету? А ведь точно растрезвонит, в этом возрасте никаких тормозов нет.
Разумное восторжествовало над чувственным. Сергей Иванович опустил разомлевшую Киру к себе на колени и, едва прикоснувшись своими губами к её мягким губам, мгновенно отпрянул от них. Взяв себя в руки, он проникновенно, но не очень связно пробормотал:
– Вот что, милая девушка, я должен тебе сказать. Ты очень красивая, у тебя необыкновенные черты лица, я обратил на тебя внимание уже на первом занятии. Вдобавок ко всему, ты ещё и умная. Поэтому ты должна понять, что ни к чему нам эта любовь. Это не принесёт ни счастья, ни радости ни мне, ни тебе.
– Но я люблю вас! Разве этого мало, Сергей Иванович? – запричитала Кира, с трудом сдерживая рыдания.
– Это не мало, это даже чересчур много, – на одном дыхании выплеснул он, – но это ни к чему. Я женатый человек, моя супруга носит в своём лоне моего ребёнка, который через несколько месяцев должен появиться на свет. Ведь это тоже не так мало, милая девушка. Этого всего более чем достаточно, чтобы наша связь прекратилась, не успев ещё начаться.
Сергей Иванович не успел договорить свою оправдательную тираду. Кира в то же мгновение стремительно спрыгнула с его коленей и, размазывая слёзы с затуманенных глаз, быстро выбежала из комнаты. Эти горючие слёзы продолжали кропить свежевыпавший снег, а двуглавый Эльбрус строго всматривался в плачущую Киру и сочувственно подмигивал ей своими двумя крутыми и заснеженными выпуклостями.
В спешной череде студенческих будней годы учёбы в университете, суетливо сменяя друг друга, промчались одним незаметным мгновением. После любовного фиаско на Чегете Кира без особого волевого усилия заставила себя забыть, что в бренном бытии существуют мачо, донжуаны, альфонсы и другие особи противоположного пола. Вместо удовлетворения своего естественно возрастающего женского эго, она полностью отдалась исторической науке и педагогике. Эта заполненная коллоквиумами семинарами, библиотеками и научными рефератами отдача воздалась ей сторицей: декан факультета, профессор Бобков, вручил ей красный диплом и пригласил к себе в аспирантуру. На выпускном банкете в уже знакомом ресторане «Казачий хутор» её пригласил на танец чуть располневший Пузанов. Будучи уже в звании доцента, он нежно обнял свою партнёршу и проникновенно зашептал ей на ухо:
– Теперь, Кирочка, когда ты уже не числишься моей студенткой, когда ты стала ещё красивее и женственнее, чем была на первом курсе, я готов рассмотреть наши отношения под другим аспектом.
– А как же лоно вашей супруги, – насмешливо расхохоталась она, – и что будем делать с вашим ребёнком?
Кира собиралась сказать еще, что она уже не восторженная зелёная первокурсница, а думающая девушка, которую не прельщает роль тайной, а значит, и временной любовницы. Но в этот момент танцевальная музыка закончилась, и доценту ничего не оставалось, как выпустить её из своих крепких объятий.
Когда после танца взволнованная Кира возвращалась к своему столику, кто-то невидимый подскочил к ней сзади и сильной мускулистой рукой прикрыл ей глаза. Кира недовольно встрепенулась и неистово отчеканила:
– И не стыдно вам, Сергей Иванович, так прилюдно заигрывать с девушкой! Должен же быть у доцента хоть какой-то маломальский этикет.
– Какой ужас, вот это сюрприз, – донёсся до Киры знакомый басок, который она сразу не опознала, – так ты, значит, Кирочка, уже с доцентами и профессорами любовь крутишь!
Когда невидимый мужчина разжал руки и повернулся к ней лицом, возмущённая Кира признала в нём Кирилла Коновалова. Придя в себя от нахлынувшего волнения, она сообразила, что её встреча с одноклассником состоялась после пятилетней разлуки. Вслух же она взволнованно, чуть растягивая слова, сказала:
– Ну, сюрприз это скорее для меня, и, видимо, на небесах записано встречаться нам только на выпускных вечерах. Где же ты пропадал целую пятилетку? Почему не подал о себе весточку?
Кирилл обескураженно молчал. А Кира, которой сегодня судьба послала встречу сразу с двумя мужчинами, продолжая атаковать Кирилла, возбуждённо вопрошала:
– Неужели ты не помнишь, как признавался мне в любви и как нёс меня на руках в июньскую грозу?
– Да помню я, конечно же, помню, – неуверенно оправдывался Кирилл, – но немало воды с тех пор утекло. За это время столько всего произошло, что мы, наверное, совсем другие.
Он как-то трепетно посмотрел на бывшую одноклассницу и вдруг, чуть пугаясь собственного озарения, радостно воскликнул:
– А знаешь, Кирочка, давай покинем этот душный кабак и побежим на берег Дона и найдём ту нашу заветную скамейку! Заодно и проверим, сколько воды вытекло из нашей казацкой реки.
Не давая опомниться, взбудораженный юноша схватил её за руку и чуть ли не насильно потянул к выходу. Уже через несколько минут они стояли, обнявшись, на борту небольшого прогулочного катера и, перебивая друг друга, красочно описывали долговременный интервал, в котором пребывали в разлуке.
…Кирилл, в отличие от Киры, не отличался в школе пылкой любовью к учёбе. Ни одна из дисциплин, как точных, так и гуманитарных, не зародила в нём желания превратить их в свою профессию. Пожалуй, единственным предметом, который он обожал, являлась физкультура. Он серьёзно занимался многими видами спорта, однако ни в одном из них особых успехов не достиг. Причиной тому являлась его несобранность и распылённость в достижении высоких результатов. Ни олимпийского чемпиона, ни даже чемпиона спортобщества, в котором он занимался, из него не получилось. Высшим его достижением было выполнение норматива мастера спорта по боксу. Прямым следствием этого являлась его уверенная поступь в уличных драках и потасовках, в которых он был как зачинщиком, так и триумфальным победителем. Только вместо спортивного пьедестала его вполне удовлетворяли разбитые носы, синяки и кровоподтёки дворовых соперников.