Чему улыбаются дети

– Объясняю. Вы задержаны за кражу, совершённую в особо крупном размере. Семьсот двадцать тысяч рублей, между прочим, Алексей Павлович. За это вам полагается семь лет тюрьмы.

Гаша сначала от абсурда заулыбался, затем глаза словно загорелись и начали слезиться, Гаша тут же сменился в лице и сделался вдруг очень серьёзным и внимательным. Говорил тихо и спокойно, всматриваясь в глаза следователя.

– Не было такого. Я не крал. Я дома был, меня уволили..

– Я знаю. И мы предполагаем, что это стало одним из триггеров, побудивших вас к ограблению.

– Ничего не понимаю. Объясните, кого я ограбил?

– Начальника своего, Алексея Владимировича Солженицына. Знаете такого? Не будете же отрицать, что знаете?

– Да нет, его я знаю. А-а! Всё, я понял. Смотрите, он вчера только подумал, что я его ограбил. Он утром вызвал меня к себе, я пришёл, в кабинете его не было, но я ждал там, поэтому меня одного он там и застал. Это во время обеда было. Я думал, что Владимир Алексеич меня повысить хочет, ведь я так упорно работал всю неделю, хотя оказалось, казус какой-то вышел, и я всю неделю не то, что надо делал. Он уволил, и мы немного поругались, после чего он захотел обыскать меня, так как думал, что я мог что-то взять из его кабинета. Охрану вызвал, а я… сейчас понимаю, что не надо было убегать… Я в шутку убегал, честное слово. Я ведь не брал ничего и, вдобавок, был оскорблён, не хотелось, чтобы у меня ко всему карманы выворачивали. И я думал, что они потом посмотрят камеры и увидят, что я ничего не делал, просто сидел на стуле. Спасибо, что слушаете меня, а не как в фильмах показывают..

– Да, пожалуйста. Вы, конечно, версию свою запишите потом, но сейчас я расскажу вам, как всё выглядит на самом деле, для всех моих коллег – хотя сам я дело не расследую, я из другого.. да не важно, – для Владимира Алексеевича, тьфу.. запутали меня…, для Алексея Владимировича и для камер.

– Камер?..

– Да. Вы всю неделю работали специально плохо, но качественно притворяясь, что случайно выполняете работу не так. Делали это, чтобы вас скорей уволили. (Гаше очень хотелось возразить, причём громко, но он молчал и слушал, потому что следователь до этого тоже молчал и слушал его). Для этого вас вызвали в кабинет, и вы пошли туда именно в то время, когда у начальника был обед. В тот момент вы действительно ничего не крали, просто сидели на стуле, записи с камер это подтверждают. Настоящей вашей целью было заранее изучить помещение, чтобы лучше продумать план. Это было вроде пробы.

– Ну вот. Я ушёл и больше там не появлялся.

– Появлялись, – иногда следователь неприятно улыбался, лицом показывая, что знает «правду» и его не провести. Это выбивалось из его положительного и умного образа. Человек он был явно хороший, и Гаше хотелось бы с ним быть на одной нейтральной стороне. К сожалению, для следователя Гаша выглядел как наглый вор, кому не хватает смелости и стыда признать своё поражение. – Вы возвращались домой через парк. Там получили каким-то образом фингал – это мы узнали от продавца, который вам квас продал. Дома вас встретили хозяйка и соседи. Вечером соседи уехали на вечеринку, хозяйка в гости к подруге, а вы вернулись в офис, опустошили сейф в кабинете начальника и ушли. Следов не оставили, сделали всё чисто. Искусно отворачивались от камер, значит, точно знали, где они и куда смотрят, что наталкивает на мысль о том, что вор точно работал в этом месте. Лишь на одной камере вы засветились. Лицо видно в общих чертах, с вами, впрочем, во всём совпадает, но самое-то главное – ваш фингал под глазом. Додумались бы замазать.

– Не улыбайтесь так. Я бы додумался замазать. Это кто-то додумался нарисовать и меня подставить. И этот кто-то тоже из офиса, раз вы сказали, что так камеры хорошо знает. Почему вы не проверите других?

– А смысл? Камеры на вас прямо указывают, ваша работа за последние недели.. Да и проверили ещё нескольких недовольных работой, да только алиби у всех.

– Так у меня тоже алиби!

– Не-е-т. Простите опять за улыбку, просто я уже говорил – студенты, соседи ваши, уехали, Алёна Павловна тоже уехала к подруге. Вы оставались одни. К тому же знаете, какую интересную вашу фразу нам Алёна Павловна передала?

– Откуда же мне знать?

– Верно. Она сказала, что, когда вы объявили о своём увольнении, и она спросила вас, как вы теперь платить-то будете, вы ответили ей, что есть у вас какая-то идея.

– Да, но речь не об этом была! Идея бизнеса. Я над бизнесом своим думал. Да и зачем мне красть? У меня есть деньги.

– Вот вы сами сейчас и ответили на свой вопрос. Для того, чтобы открыть бизнес действительно нужны деньги.

– Да нет же!

– Да да же!

– Нет, в смысле… вы же про бизнес только вот сейчас услышали от меня. Я нигде не распространялся про идею. У вас же какая-то должна быть причина в своём… в своей версии? Но быть её не может, потому что деньги у меня есть.

– Вы умный человек. У меня правда не было чётких мыслей, зачем вам эти деньги. Были мысли только, что съехать хотите.

– Я итак могу. Но не хочу. Мне нравятся мои соседи и та квартира с хозяйкой…

– Да, там вроде уютно. Понять можно. Но согласитесь, что человек может только в мыслях своих держать, зачем ему деньги и нигде не рассказывать. А кто-то и точно не знает зачем, кому-то просто надо, потому что.. потому что это деньги.

– Я так не мыслю.

– Это видно. Вы можете исправить ситуацию, если напишите чистосердечное признание, мы поможем его составить. Вернёте те украденные деньги и выплатите моральную компенсацию. Тогда срок заключения очень сильно сократится.

– Но.. но нет! Неправильно ведь это предлагать мне, если я не делал этого!..

– Если не делали – неправильно. Но вы-то ведь делали, а? Не надо дураком притворяться, вы ведь умный человек.

– Это правда бред. Меня правда подставили. Вы же не можете так просто обвинить! Просто представьте, если это не я!

– Вам легче станет, если я скажу, что верю вам?

– Да.

– На шестьдесят процентов я верю вам.

– Так чего же говорите тогда, что я дураком притворяюсь?

– Провоцировать пытаюсь, извините. Ну что? Пишем чистосердечное?

– Нет…

– Тогда наша встреча заканчивается. Вас сейчас отведут в другую комнату, там пишите свою версию происходящего и после ожидаете суда.

Гашу увели, он написал всё как было, а после этого он несколько дней ждал своего приговора. Это было в крайней степени несправедливо, и обычно, в несправедливых ситуациях, Гаша выходил из себя очень быстро. А тут он был в растерянном спокойствии, которое иногда мешалось со страхом.

Он чувствовал себя очень одиноким эти несколько дней. Когда ему сообщили, что его родителям обо всём доложили, и они едут сюда, смогут увидеться, Гаша почему-то представлял, как мать доведёт его до слёз, и он на коленях будет просить у них прощения за «содеянное». Ему будет стыдно, что так опустился перед родителями. И именно это представлялось ему яснее, чем то, что он скажет им, что ничего не делал. А мать ведь поверит, и отец поверит. Вот только, Гаше не нравилось представлять встречу с ними с заявлением, что его подставили. Он давно к ним не ездил, они давно не виделись, а по телефону говорили несколько недель назад. Да и честно говоря, Гаша не думал, что они всё-таки успеют приехать до суда. Возможно, они приложат к этому все силы: возьмут у соседей машину (потому что своя сломается десять раз, пока будут из деревни выбираться), все деньги истратят, чтоб до поезда добраться, с пересадкой доедут и, как раз к выходу Гаши из тюрьмы, будут на месте.

День суда пришёл. С родителями Гаша так и не повидался. «Как же они теперь узнают, что я ничего не делал?» – думал тихо Гаша. Он всё ещё надеялся, предполагал, что суд может прислушаться к нему и вдруг, по чудесам каким-то, признать его невиновным. «Такое возможно?» Такое не интересно.

Суд должен был начаться совсем скоро. Гаша сидел в рыжем, тёмно-оранжевом коридоре, с противным кривым линолеумом.

«Скоро всё начнётся. Вот за этими дверями, за этой самой стеной меня ждёт резкое изменение в жизни. А может произойти что-то, чтобы это отменило? Боюсь только метеорит или что-то ещё страшнее… Так что лучше не надо. Почему я смирён? Нервничаю, ладошки холодные, но в принципе спокоен…»

– А вы весьма спокойны для человека, которого, как вы говорите, хотят не за что посадить, – заметил следователь, сидевший рядом.

– А как обычно ведут себя на моём месте?

– Хм, вы правы, я не знаю. Я вообще редко сижу в ожидании суда с подсудимыми, просто представлялось поведение более изящным.

– Думали, буду кричать «Не я это! Не я! Ошибка! Вы ошиблись!»?

– Да, «это не справедливо!» и всё в таком духе. Надо же, я даже заставил вас улыбнуться?

– Я вспомнил, как делал в детстве, когда по телевизору шёл суд.

Следователь показал, что готов послушать.