Рыжее наказание для опера

У бабы Шуры задерживаюсь допоздна. Во-первых, я не хочу лишний раз пересекаться с этим майором – мне внимание ему подобных ни к чему. Во-вторых, у Шуры скопилась целая куча работы по дому. Так что было, чем себя занять.

Руки щиплет теперь от моющего средства. Надо было работать в перчатках, но их у Шуры не оказалось. Кожу немного разъело, а ногти неприятно ломит.

Я совершенно к такому не привычна – убирать, мыть, готовить. Я вообще мало что умею, и практической пользы от меня не сказать, что много. Но я стараюсь. И с каждым днём получается всё лучше. Хотя по деревенским меркам я едва ли превосхожу по полезности кота.

Иду обратно по темноте. Немного жутко. Позади меня – лес. Густой и непроглядный. Полная луна – единственный источник света. Лают собаки. Вдалеке шумит речка, и колёса поезда отбивают мерный ритм.

Фонари здесь работают только на бетонке – центральной улице, выстланной неровными плитами. Да и там этих фонарей всего четыре штуки. Но мне туда ещё нужно добраться.

Ускоряю шаг.

Там, дальше, старый опустевший колодец. И на нём всегда висит шуба, которой, как мне сказали, раньше, по зиме, прикрывали короб, чтобы не попадал снег и не перемерзала вода. Колодец давно не функционирует, а шуба висит. И мне, в темноте, в ней всегда мерещится что-то страшное, одушевлённое.

Не монстр, нет. Я уже не маленькая девочка, и мифическими чудовищами меня не напугать. Но я прекрасно знаю, что существует другой вид нечисти.

Люди.

Конкретный человек. Мой личный монстр, одной мысли о котором достаточно, чтобы кровь застыла в жилах.

Этот страшный отрезок пути стараюсь пройти особенно быстро. Но не бегу, будто сама себе пытаюсь доказать, что не так уж и боюсь.

Я не жертва. Я не убегаю. Просто… Тороплюсь. Да.

Но в висках пульсирует кровь. А ноги тяжёлые и вязнут в грязи. С громким чавканьем сапоги утопают в жиже, и так же громко отлипают, едва не слетая с ног.

Ухает ночная птица.

Ветер перебирает сухие ветки деревьев.

Бросаю лишь один короткий взгляд на злополучный колодец, но этого хватает, чтобы ужас сковал по рукам и ногам. Застываю, как всегда застывала в минуты страха. Смотрю на неподвижно замершую шубу, пытаясь различить в ней признаки жизни. И мои глаза показывают то, что я хочу видеть. Она словно медленно двигается, перемещаясь в пространстве выше…ближе…левее…и ближе…

Прихожу в себя. Срываюсь на бег.

А за спиной отчётливо слышу чужие шаги. Быстрые. Мощные. И шумное, тяжёлое дыхание.

Что-то грузное валится на меня сверху. Давит на поясницу. Поскальзываюсь. Теряю равновесие и, с коротким вскриком, распластываюсь в грязи.

Нашел…

А в голове стучит тонко молоточком, что это последняя капля… Теперь он точно меня убьёт, как и обещал.

– Не трогай меня! Пожалуйста, я буду послушной! Я не…

Вес чужого тела исчезает, а в лицо мне тычется мокрый нос. Облизывает гладким языком щёки.

– Дыма! – Не поднимаясь, переворачиваюсь на спину.

Страх отступает, забирая с собой мою и без того слабую способность себя контролировать.

Молча и беззвучно рыдаю, глядя на звёзды. Судорожно сжимаю пальцами длинную шерсть Дымка. Грязными руками размазываю по лицу слёзы. Мне щиплет ранки на костяшках.

Он всё ещё в моей голове. Он там, и никуда не делся, хотя я думала, что здесь, на окраине мира, я могу чувствовать себя в безопасности. Но даже если Макса здесь нет, его тень, его призрак ходит за мной по пятам. Гоняет меня, как мышку.

Дыма ластится и с упоением катается в луже. Чешет спину о затвердевшие грязевые края.

Господи, хоть бы баб Тася спала… Она ведь нас сожрёт, если в таком виде застанет.

Поднимаюсь и отряхиваюсь, но это совершенно бесполезно.

Готовлюсь на всякий случай к схватке с баб Тасей. Скажу, что упала… С кем не бывает?

В компании Дымка мне уже не так страшно. Он радостно шлёпает рядом по лужам и размахивает пушистым хвостом. Облизывает украдкой мои ладони.

В доме свет горит лишь на веранде. Значит, спит кикимора.

Цуцик традиционно облаивает меня, но быстро замолкает, когда в ограду входит Дыма. Выношу с предбанника собакам еду. Там же, в предбаннике, снимаю грязную одежду. Замачиваю в тазу. В другом мою холодной водой волосы. И, обернувшись полотенцем, бегу в дом.

В комнате переодеваюсь, хватаю ноутбук и снова выхожу на улицу. Сбоку приставлена лестница, которая ведёт на чердак. И только оттуда можно поймать сносную связь, которой хватит для выхода в сеть.

Надо немного поработать сегодня. Раздать клиентам то, что задолжала. У меня почти готовы два дизайн-проекта.

Но прежде, чем открыть свою программу для дизайна, я лезу в браузер.

Ввожу в поисковике имя мужа.

По запросу «Максим Стоцкий» он выдаёт мне целую кучу статей и новостных пабликов.

«Безутешный супруг не оставляет надежд отыскать жену. За любую информацию о её местонахождении объявлено щедрое вознаграждение».

«Летиция Стоцкая-Дюпре, жена золотого магната Максима Стоцкого, до сих пор не найдена».

Заголовки один краше другого. В них очень много обо мне.

Щелкаю по вкладкам. Нахожу какое-то интервью.

Макс похудевший. Серый. Немного поникший, но всё такой же красивый. Только я знаю, что красота эта обманчива. Со скорбным лицом он рассказывает респонденту о том, как тяжело ему справиться с мыслью о моём исчезновении.

– И конечно, я не верю в то, что она ушла сама. – Говорит он и складывает губы в жёсткую линию.

– Вы подозреваете, что она может быть похищена?

– Именно! Речь идёт именно о похищении!

– Но разве похитители не выдвинули бы требования? Насколько мне известно, следствие настаивает на иной версии.

– Они не знают мою жену. Лета никогда бы не сбежала. – Чеканит он с металлом в голосе.

Видео зависает. В центре экрана крутится колесо загрузки.