1812—1814: Казаки. Киноэпопея

– Голубчик, Москва – ещё не вся Россия, – по-стариковски мягко ответил фельдмаршал.

И Дохтуров запомнил это мудрое изречение.

БОЙ ЗА МОЖАЙСК

…Услышав об отступлении русских частей к Можайску, Наполеон был на седьмом небе от радости. – Война выиграна! Кутузов позорно бежит. Ещё одно сражение, и император Александр подпишет мир!

И приказал Мюрату: – «Преследовать русских, на их плечах ворваться в Можайск и захватить город! У вас ещё остались надёжные французские и итальянские конные полки, пошлите их в погоню. Соберите из разбитых накануне частей стрелковую дивизию, и пусть форсированным маршем идёт следом за кавалерией». Мюрат, кичливый, самодовольный, убеждён, что налётом возьмёт город, и загодя посылает адъютанта к императору с приглашением: «Заранее приглашаю ваше величество отужинать и ночевать в Можайске».

Но торжественный въезд Наполеона в беззащитный Можайск не состоялся. Подступы к западной окраине города плотно прикрыты конницей, там стоит в боевой готовности и Первый башкирский полк, которым до возвращения из госпиталя майора Лачина командует есаул Буранбай.

Конница Мюрата несётся по Смоленскому тракту и по пригородным полям и лугам напропалую, – разве может Мюрат унизиться до ведения разведки? Нахлёстывая отощавших лошадей, всадники мчатся стремительно – в Можайске они всласть попируют, отдохнут, накормят коней. «Живей, живей! Прославим маршала Мюрата!.. Слава императору!..» Лошади скачут из последних сил, раздираемые в кровь шпорами. И вдруг на беспечных всадников бесшумно обрушивается туча летучих стрел. Иные кони тут же рухнули и их всадников затоптали копыта скакавших в задних рядах лошадей. Другие вертятся винтом, с предсмертным хрипом и рёвом, с иных исчезают наездники, пронзённые башкирскими калёными стрелами. «Скифы! Северные амуры!..» – закричал офицер и тотчас же сполз с седла, ударился об землю. Остановиться конная лавина уже не могла: и уцелевшие кавалеристы, и ошалевшие, без всадников, кони налетели на строй джигитов, но не смяли, как надеялись, а сами разбились на мелкие клочья эскадронов, угодили под булатные клинки и кованые копья донских казаков и башкир.

Справа на врага бросаются лавой конники тептярского полка, а слева русские оренбургские казаки. Весь строй конницы Мюрата, такой блестящий, такой изысканно яркий, распадается на группы отдельных десятков. А башкиры, тептяры, казаки проскальзывают намётом между ними и, разворачиваясь, вздыбив лошадей, набрасываются сзади – нанизывают на пики и копья, кромсают саблями.

Мюрат вынужден крикнуть: «– Трубите отход».

Наполеону пришлось задержать «победный» марш на Можайск: «– Отозвать конницу Мюрата на переформирование и приказать Нею и Даву с их относительно боеспособными корпусами двинуться вперёд осмотрительно, ведя разведку, подтягивая батареи».

К есаулу подходит Янтурэ, просит: «Разрешите собрать стрелы на поле боя».

– Хочешь голову сложить даром? – рассердился Буранбай.

– Не я один, многие парни хотят собирать. Имей в виду, домашних стрел совсем мало осталось, а ладить в походе наспех, из любого дерева сырые стрелы бесполезно!

В это время раздаются радостные приветственные возгласы: «Майор!», «Командир!». Подъезжает в коляске майор Лачин с забинтованной, висящей на косынке рукою. К нему подходят, здороваются: «Поздравляем с благополучным излечением», «С возвращением в полк!». Буранбай тоже искренне обрадовался.

– Вот и спрашивай разрешения у командира, – сказал Буранбай Янтурэ.

Майор выслушал джигита и согласился уважить его просьбу:

– Только ведите себя осторожнее, – может, французы где затаились. И скажи сотникам, чтобы выделили парней порасторопнее, половчее.

Майор и Буранбай сидят у костра, толкуют о недавних схватках с противником, прикидывают, как восполнить нехватку лошадей. Повар им принёс варёного мяса на ужин – прирезали раненного коня… И тут возвращаются весёлые джигиты с охапками стрел, ссыпают их на траву.

– Все целы-невредимы?

– Так точно, господин майор! – отрапортовал Янтурэ.

– И пленных привели, – Наполеон, как видно, не очень-то беспокоится о раненых…

– А ну тащи старшего сюда.

К костру подводят большого, рослого офицера, он держится за поясницу и громко стонет – башкирская стрела пронзила его ягодицу, да так и застряла в ней.

Лачин рассмеялся:

– Где его подцепили?

– Из-под лошади вытащили! Не мог сам выбраться, наверно, ребра сломаны.

– Н-да, не повезло за-вое-ва-те-лю! – засмеялся Лачин. – Препроводите-ка всех пленных в штаб.

– Разрешите стрелу не вытаскивать, пускай их высокопревосходительства господа генералы посмеются, – предлагает один из вернувшихся башкир.

Но Лачину это не нравится:

– Нельзя издеваться над пленными, мы обязаны быть великодушными.

– А он бы вас пожалел, если б давеча джигиты не выхватили вас из самого пекла? – нахмурившись, спрашивает Буранбай.

Майор не ответив, велит: «Позовите полкового лекаря». Но с лекарем прибежал и запыхавшийся Янтурэ, кричит:

– Не дам портить мою стрелу!

Лекарь держит в руке пилку, смотрит то на командира полка, то на Янтурэ.

– А откуда ты знаешь, что стрела твоя?

– Ваше благородие, да как же не знать – и дома сам точил-обтачивал, и здесь вчера вставил новое оперенье – орлиное перо! – Янтурэ схватил стрелу, и француз взвыл от дикой боли.

На этот раз джигиты не смеялись – пожалели…

– Как же я вытащу, не разрезав, стрелу, – недоумевает лекарь. – А если тянуть, то весь зад разорвём в клочья.

– Знал бы, сам бы там, в поле, и вырвал! – ругается Янтурэ.

– Берегут проклятый французский задище! Какая стрела пропала!

Кутузов приказывает Платову: «– Удержите Можайск два дня, чтоб дать возможность Главной армии спокойно отступить. Назначаю генерала Розена командовать пехотой арьергарда». На территории бывшего кремля разворачивают донскую батарею, команды стрелков занимают окраинные дома и «изгороды». Мюрат разворачивает свою артиллерию и обстреливает город гранатами и картечью до самых сумерек.

Наполеон, узнав вечером, что Мюрат не занял Можайска, приходит в ярость.

– Какие у русских силы? Вы меня обманываете!

Горячий, бесстрашный Мюрат не испугался императорского гнева, но и спорить не стал, а попытался вывернуться:

– Конница генерала Насути, ваше величество, не прибыла своевременно из резерва.

Генерал Насути язвительно и без промедления ответил:

– Верно, ваше величество, опоздали… А опоздали оттого, что наши лошади не проявили патриотизма!.. Солдаты воюют на голодный желудок, а лошади – представьте! – без сена и овса еле-еле переставляют ноги!

Император изумлённо взглянул на дерзкого генерала, вскипел, но заставил себя улыбнуться: – французы не прощают непонимания шутки.

– А Можайск обороняют казаки Платова, – добавляет Мюрат.

– Да, казаки – лучшая в мире лёгкая кавалерия, – соглашается Наполеон.