Лиловые орхидеи

Раньше я не рассказывал маме о девушках. Никогда. Все время, пока я рассказывал, мама просто сидела и улыбалась. Кажется, у меня ушло не меньше часа на то, чтобы выговориться. Потом я рассказал ей про университет. Про то, о чем больше никому не рассказывал. Даже Бэйлор. Она меня обняла. Мама обняла меня и сказала, что гордится мной. У конгрессмена же, наоборот, случится удар, когда он узнает. Поэтому – по совету мамы – я ему ничего не сказал. Теперь я понимаю, как ей удавалось с ним уживаться столько лет. Она просто не обо всем ему сообщала. Умная у меня мама!

Я смотрю на часы. Две минуты девятого.

Черт. Она никогда не опаздывает.

Подожду еще три минуты и побегу один. Ну в самом деле, я еще не настолько отчаялся. Я не собираюсь тут ждать весь день.

Я снова смотрю на часы.

Ладно, подожду еще десять минут. Но ни минутой больше.

Тряпка.

В десять минут девятого я нехотя начинаю медленно бежать от Фетцер-Холла. То, что она не пришла, еще ничего не значит. Мы же это не обсуждали. Мы ничего не планировали. Может, она только вернулась и разбирает вещи. А может, ее рейс задержали.

– Скучал по мне, Макбрайд? – слышу я позади себя.

Я ненадолго прикрываю глаза. Что это за странное чувство у меня в груди? Как будто мои легкие снова наполнились воздухом после того, как какое-то время не могли дышать.

– Нет, – говорю я, не в силах сдержать улыбку до ушей.

– Врешь, – говорит она.

– Да, – отвечаю я.

И в один миг мы снова стали Бэйлор и Гэвином, мы бежим, словно и не было никакого перерыва. Словно я не провел тридцать четыре мучительных дня в мечтах о ней, глядя на несколько дурацких фотографий, которые она сделала на моем телефоне. Словно я не оставлял специально свой телефон дома почти каждый день, чтобы у меня не возникало искушения ей написать. Словно я не гуглил Мейпл-Крик в Коннектикуте на своем ноутбуке, просто чтобы почувствовать, что я хоть что-то узнал о ее мире.

Черт. Я подавляю желание посмотреть вниз и проверить, на месте ли мои яйца.

Мы искоса разглядываем друг друга. Она краснеет. Я смеюсь. Мы бежим.

С нашей предыдущей пробежки она стала бегать быстрее. Должно быть, она очень старалась. Интересно, она старалась ради меня? Я пытаюсь незаметно посмотреть на ее безымянный палец, чтобы убедиться, что на нем нет кольца, но она все время двигается, так что я не могу его разглядеть так, чтобы это не было слишком очевидно.

Ладно, приступим.

– Ты уже сказала как-там-ему про наши пробежки?

– Да, – говорит она.

Она не смеется. Не улыбается. Не толкает меня локтем.

Ба-бах!

Все разбилось вдребезги, и осколки вонзились прямо в меня. Я останавливаюсь.

– Правда? – спрашиваю я.

Она кивает:

– Да.

– Ну и что он сказал?

– Я рассказала ему, и потом мы расстались, – говорит она.

Надежда бьет меня прямо в грудь, от чего у меня ненадолго захватывает дыхание, прежде чем сердце снова начинает биться.

– Он порвал с тобой, Бэйлор? – с сомнением спрашиваю я.

– Нет. Я порвала с ним, – говорит она. – Но на самом деле это было взаимное решение. Нам лучше быть друзьями.

– Значит, вы все еще друзья? – спрашиваю я, пока не понимая, нравится ли мне, что экс-говнюк останется в ее жизни после того, как побывал ее парнем.

– Да, конечно. Крис всегда будет моим другом, – говорит она. – Ты же ничего не имеешь против, правда?

Что я могу на это ответить? Я тусуюсь с Карен – первой стервой и грозой всех девушек – круглосуточно семь дней в неделю, поэтому я не вправе жаловаться по поводу как-там-его.

– Что? Нет, конечно, нет, – нагло вру я, надеясь, что мой нос от этого не вырастет.

Когда мы добираемся до ее общежития, она сворачивает.

– Увидимся в среду, Макбрайд, – говорит Бэйлор, взбегая по ступенькам.

– Если только не увидимся раньше, Митчелл.

Она недоуменно смотрит на меня и заходит в здание, а я просто машу ей рукой и продолжаю свою пробежку.

Весной у нас нет регулярных матчей. Мы иногда играем с командами из других университетов, но больше для тренировки, просто чтобы не потерять навык. Мы занимаемся в зале или бегаем каждый день. У нас три тренировки в неделю. Но вечера и выходные в основном свободны. Я обожаю мертвый сезон. И здорово, что у меня столько свободного времени на воплощение моего нового плана. Плана, чтобы заставить Бэйлор со мной встречаться.

Это для меня в новинку. Неизведанная территория. У меня были десятки девушек, но ни с одной из них я не хотел отношений. Я понятия не имею, как все это устроено. Что я знаю наверняка, так это то, что я не хочу напортачить. Все должно быть идеально. Потому что она идеальна.

Я нарочно захожу в аудиторию, где проходят лекции по философии для первого курса, через несколько минут после начала. Эти лекции посещает много студентов, и они проходят в одной из самых больших аудиторий в кампусе. Я знаю, что большинство студентов любят сидеть на задних рядах, так что свободные места останутся только впереди. Поэтому пока ассистенты профессора раздают программу курса, я как бы беззаботно прохожу вперед, успев заметить Бэйлор в шестом ряду. Шестой ряд – значит, она прилежная студентка. Я извиняюсь, протискиваюсь мимо нескольких студентов и сажусь в середине третьего ряда. Усевшись, я слегка оборачиваюсь и вижу, что Бэйлор открыла рот от изумления. Я подмигиваю ей. Она краснеет. Мы улыбаемся.

– Ты знал, что у нас есть общий курс, да? – спрашивает она через час, когда мы вместе выходим из аудитории. – Не зря я сегодня утром подумала, что ты ведешь себя странно.

– Откуда я мог это узнать, Бэйлор? – я делаю невинное лицо.

– Ну а зачем тогда ты посещаешь лекции для первокурсников?

– Потому что хочу получить легкую пятерку, – отвечаю я. – У меня напряженное расписание, и передышка мне не помешает.

– Понятно, – говорит она, мое объяснение ее вполне устраивает.

Мы выходим из здания, и нас обдает потоком арктически холодного воздуха. Она дрожит – а я хочу обнять ее и согреть. Но это не входит в мой план. Я должен строго придерживаться плана. Бэйлор указывает рукой в направлении, противоположном тому, куда направляюсь я.

– Мне пора на следующую лекцию. У меня перерыв всего пятнадцать минут.

Разумеется, мне это известно – ведь в заднем кармане у меня лежит копия ее расписания.