– Этого пока будет достаточно, большей дозы я не могу себе позволить, – объявила она посерьезневшим зрителям. – Андре, пожалуйста, останься. Возможно, придется держать его. Никки, позаботься об освещении, вокруг должно быть достаточно фонарей.
– Oui, mademoiselle.
Она пододвинула к себе поднос с простерилизованными инструментами, чтобы самой без труда брать все необходимое, и надела маску. Затем жестом приказала остальным сделать то же самое. Прикрыв ноги Скаута чистыми полотенцами, она оставила незакрытым только место вокруг раны.
«Если бы отец был здесь», – подумала она, беря в руки скальпель.
Но отца нет, а на чашу весов положена человеческая жизнь. Если Скаут умрет, вина целиком ляжет на ее плечи. Ей никогда прежде не приходилось делать столь значительных хирургических операций, и она боялась ошибиться и навсегда покалечить пациента. Но если не решиться на извлечение пули, он наверняка умрет.
Прежде чем начать, она помолилась христианскому Богу. А потом на всякий случай помолилась всем богам, что, по поверьям жителей, защищали местную деревню.
В такие минуты не следует пренебрегать участием никакого божества.
Скаут лежал на узкой кровати в спальне для гостей. Шанталь практически не покидала эту комнату несколько дней подряд. Она сидела у постели больного, вслушиваясь в его стоны, вытирая ему пот со лба, наблюдая рану, обтирая тело и страшась признаков инфекции.
Многие предлагали подежурить подле Скаута вместо нее, но она отказывалась. Мужчина, лежавший под простыней, занимал теперь все ее время и мысли. Все ее молитвы были лишь о нем.
Она вводила ему пенициллин и страдала оттого, что не может колоть его морфием больше одного раза в день. Когда наркотик переставал оказывать действие и Скаут начинал метаться, бормоча что-то нечленораздельное, а веки его подрагивали в такт рукам, беспокойно метавшимся по кровати, она поила его местным спиртным.
Приподняв ему голову и прижав ее к своей груди, она подносила чашку к его губам, которые ей приходилось постоянно смазывать маслом какао. Дело двигалось медленно, но она терпеливо ждала, пока он не выпивал все. Она обтирала его разгоряченное лицо и потное тело влажными прохладными полотенцами.
Все это время она старалась не замечать его привлекательности и думала лишь о том, в каком тяжелом состоянии он находится. Смазывая ему губы маслом какао, она вспоминала его поцелуй. Каким он был умелым и приятным… Она думала о том, что он возненавидит ее, ибо она завлекла его в ловушку. В эти мгновения она сомневалась в правильности свого поступка. Но только в эти мгновения. Да, то, что она сделала, конечно, рискованно и, без сомнения, незаконно, но выбора у нее не было. Когда нет выбора, человек способен на отчаянные поступки.
Сидя около постели Скаута и глядя в его заросшее щетиной лицо, она отчаянно хотела верить, что, когда она все объяснит, он поймет и не станет судить ее слишком строго.
К вечеру третьего дня она вдруг сообразила, что он не двигает раненой ногой. Ее охватил страх, что она повредила нерв, когда извлекала пулю из мускульной ткани. Чтобы удостовериться в этом, она булавкой уколола большой палец его ноги. Скаут не только поморщился, но и непроизвольно притянул колено к груди, выкрикнув какое-то ругательство, а затем вернул ногу в прежнее положение.
И тогда Шанталь решила, что настало время позволить ему очнуться.
Несколько минут он тупо смотрел в потолок. Со своего стула с прямой спинкой, поставленного около его кровати, она видела, что он пытается сориентироваться и сообразить, где находится. Наконец, с глубоким вздохом повернув голову на подушке, он разглядел Шанталь сквозь москитную сетку и удивленно моргнул.
– Ты?! – прохрипел он.
– Шанталь Дюпон, – напомнила она еле слышным шепотом.
Однако он все равно поморщился.
– Незачем кричать. – Он провел языком по губам и ощутил вкус масла, но не распробовал и еще раз облизнулся, чтобы понять, что это такое. – Где я?
– Разве вы не помните, что произошло?
Он с трудом покачал головой, снова уставился на нее, а затем попытался сесть, но в следующую секунду со стоном повалился на подушку.
– Черт, – сиплым голосом произнес он и поднял руку, чтобы прикрыть глаза от резкого света. – У меня голова раскалывается. Видать, здорово мы вчера повеселились.
Он не помнил! Но со временем он вспомнит. Она выжидала. Неожиданно она заметила, как напряглось его тело. Он медленно отвел руку от покрасневших глаз. Снова взглядом отыскал Шанталь. На этот раз в его глазах горела ненависть. Трехдневная щетина делала его похожим на разбойника с большой дороги.
– Я лежу здесь голый в состоянии похмелья вовсе не потому, что мы всю ночь развлекались, так ведь?
Она покачала головой, и волосы черной волной перелились ей на спину.
Он прошипел ругательство, затем со свистом выдохнул, внезапно обнаружив источник своих болевых ощущений. Она наблюдала, как его рука скользнула под простыню, пошарила там и, видимо, наткнулась на марлевую повязку на бедре. Он снова негодующе уставился на нее.
– Теперь я вспомнил: ты меня ранила.
– Случайно, – поспешно добавила она.
– Черта с два!
– Я держала вас под прицелом, но хотела лишь напугать. Я понятия не имела, что пистолет заряжен.
– Это же твой пистолет. Ты его из сумки достала.
– Я велела Андре подыскать мне пистолет. А он меня не предупредил о том, что зарядил его.
Скаут снова поднес руку ко лбу.
– Кто, черт возьми, этот…
– Андре. Тот самый, что ударил вас по голове.
– И сделал это чертовски умело, – простонал Скаут.
– Я и подумать не могла, что он намерен так поступить.
– Похоже, у меня череп проломлен.
– Нет, все в порядке. Это скорее от спиртного.
– Спиртное?
– Я все время поила вас, чтобы вы не приходили в сознание.
– Зачем?
– Я знала, что вам больно. А у нас мало морфия, и достать его трудно, потому что я…
Он устало поднял руку, чтобы прервать поток дальнейших объяснений, смысл которых до него не доходил. Глаза его вдруг закрылись. Шанталь вскочила со стула, приблизилась к сетке и наклонилась над Скаутом. Потрогала лоб – температуры нет. Кожа прохладная и чуть влажная. Он снова открыл глаза.
– Рана серьезная?
– Не очень. Я извлекла пулю.
– Ты вынула пулю?
– К счастью, она не задела ни кость, ни нервы.
Она не стала пояснять, каким образом она определила это. Почему-то она все же сообразила, что ему не понравится, если она расскажет, как колола его палец булавкой.