Вакуумная тишина

Желтоватое лицо искажается в гримасе разочарования после услышанных слов Георгия Георгиевича. Какое-то отчаяние резко охватывает врача лаборатории, и тот медленно бредет к двери, намереваясь во что бы то ни стало покинуть больницу. Ожидания, пришедшие в забытье, как мотылек, летящий на свет, разбились о фонарь жестокой реальности. «Не он. Не тот, – понимает Ясон Григорьевич. – Не в нем спасение. Тогда где?»

– В вас самих клещ не сидит часом? – уже почти выйдя из палаты спрашивает Ясон Григорьевич.

– Извольте! Я сам как клещ: в кого вопьюсь, пусть ждет болячек на голову!

– Охотно верю. Позвольте теперь вернуться в лабораторию.

– Но вы еще слишком слабы, – поздно, но все-таки вспоминает врач.

– Нисколько. Я чудно поспал и полон сил. Спасибо. Можете выписывать хоть сегодня.

– Не подождете до утра?

– Сейчас обед, – посмотрев предварительно на часы, нервно отвечает Ясон Григорьевич, – так что я даже до вечера остаться не могу. Нужно еще заехать в лабораторию, потом… работа, вы понимаете.

– Да, прекрасно понимаю! Что ж, придется выписывать.

Освободившись от больничного заключения, член комитета ГСК сразу направляется на автобусную остановку, вот только едет не на работу, как обещал, а на Забульварную улицу, где хочет проверить свои сомнения в вещих снах. Забытый Илья Олегович, проживающий здесь, действительно умер позавчера, но это был скорее очевидный факт, нежели реальное пророческое видение: проживал без жены, лишился внуков в войне за наследство собственного сына, которое ему было и не нужно, да и самого сына потерял на металлургическом заводе. Ему было бы сложно прожить больше своих 68 лет в одиночестве, за городом, откуда до ближайшего продуктового сбыта приходится идти быстрым шагом больше часа. Он умер не из-за действия клеща, а по своей собственной, известной только Богу причине, но разве это интересно правительству? Даже если бы вместо того, чтобы попасть под воздействие сонного препарата клеща, все носители вируса оказались убитыми, подписанный Ненашевым приказ все равно начал бы работу со следующего дня. Никому нет дела до ближнего, если ближний – это не ты сам.

А вот тот факт, что Георгий Георгиевич действительно живет здесь, удивил Ясона Григорьевича. Была и еще одна странность, досадно поразившая врача: соседи, нехотя открывая дверь, не дослушивали вопрос до конца, стоило только произнести имя медработника, оказавшего невиданную доброту незнакомцу. У очередной двери все-таки удается получить ответ о номере дома Георгия Георгиевича, поэтому аккуратно спроваженный Ясон Григорьевич в скором времени садится на порог каморки и ждет появление врача.

Нельзя сказать точно, сколько конкретно прождал он на холодных ступеньках, так как очередной сон сморил его.

И снится Ясону Григорьевичу тот же мост, на котором он стоит, те же мысли. А за его спиной – безграничное пространство, заполненное душами тех, кто погиб от ГСК. И ближе всех стоит Забытый Илья, еле опирающийся на костыль. Только он еще имеет лицо, так как не забыто пока его имя, но и оно уже расплывается в остатках человеческой памяти.

– За что вы погубили нас? – говорит Забытый Илья Олегович, но ни один мускул на его мертвом лице не двигается. – За чью идею умирают люди?

– За идею блаженного мира. Чтобы все были подчинены единому правительству, чтобы система государства работала, как некогда работали швейцарские часы.

– Разве убийство – это работа? Разве мы враги?

– Враги-друзья, соперники-соратники, слуги-предатели… сначала нужно определиться, по отношению к кому.

– По отношению к простым гражданам. Люди не могут не роптать – это в их крови. Всегда есть что-то обыденное, чего быть не должно, но что своим наличием раздражает население. Так было всегда. Так навсегда останется.

– А разве вам плохо сейчас? – Ясон Григорьевич чувствует, как сдерживаемые в течении последнего года слезы текут из глаз, а губы искривляет улыбка. – Всегда есть те, кому хуже. Они – живут! Они помнят о вас. Они борются ради вас. Они продолжают жить ради вас.

– Но почему тогда они должны жить и страдать, а мы – нет? Кто избрал нашу участь без нашего согласия?

– Меня уверили не в том, что я гражданин и должен защищать себе подобных, а в том, что я – лидер, намного выше вас, который должен уводить людей в пучину общественной жизни. От ваших смертей мне легче жить не стало.

– Но ты живешь!

Множество душ за спиной Ясона Григорьевича начало приближаться. Там были не только умершие из-за препарата, но и тысячи загубленных жизней сотрудников государственных учреждений, и остатки тех, кто кончал с собой из-за потери всех родных и родственников. «Лучше самому! – решает врач. – Я не позволю кому-то сталкивать себя! Я и сам собирался это сделать!». Ясон Григорьевич спрыгивает в мутно-желтую реку, и тут же, словно бы почувствовав ожог по периметру всего тела, он открывает глаза. Такие сны уже не в первый раз тревожат его, поэтому он давно перестал тревожиться на их счет.

– О, вы меня караулите что ли? – еще издали видна широкая улыбка, поэтому в имени ее носителя невозможно усомниться – это подходит Георгий Георгиевич.

– Нет, что вы… я лишь хотел приватно поговорить с вами, – встав на ноги, отвечает Ясон Григорьевич.

– И поэтому вы пришли ко мне домой? Похвально. Что ж, у меня, конечно, не очень-то и убрано, но проходите, если не боитесь грязи.

– Вы даже не будете меня спрашивать, как я нашел ваш дом?

– Глупо удивляться: это меньшее, что я могу ожидать от работника комитета ГСК при департаменте.

Дверь открывается, и Ясон Григорьевич оказывается в помещении из предсмертного сна, увиденного в больнице. Оглядываясь, он старается найти хоть что-то непохожее, но тот же пол, отсутствие мебели, полутьма и тот же гнилой запах мешают сосредоточиться.

– И вы живете здесь? – прикрывая рукавом нос, спрашивает член комитета.

– Обычным врачам не так много платят, поэтому – да. К тому же, этот дом мне дорог как память. Он принадлежал моему отцу, а тот получил его от деда. Этот дом – все, что есть у меня от родни, поэтому я и не смогу переехать. А что насчет запаха – это же ничего? Я-то уже привык…

– Можно подумать, у вас здесь несколько трупов в подвале…

– А почему нет? – ужасающая улыбка не сходит с лица. – Я – врач с собственным кладбищем. У вас-то таких, наверное, несколько будет.

«Зачем я пришел? – начинает лихорадочно вспоминать Ясон Григорьевич. – Чего я хотел? Убедиться? В чем? Я хотел чего-то большего… почему я не помню?»

– Так о чем вы хотели поговорить со мной?

– Ах, точно… – глаза врача бегают по комнате, стараясь зацепиться хоть на чем-то, но единственный элемент декора в комнате – портрет президента Ненашева. – У каждого времени свой идол, не правда ли? Пещерный человек, например, рисовал на скалах мамонтов и охотников-соплеменников. Древние египтяне строили пирамиды во славу душам своих императоров. Православные ставили икону Божьей матери в красном углу. И даже сейчас мы все еще ограничены обыденным рабством: мы вешаем портрет президента в офисах.

– Я так привык к портрету Василия Аристарховича, что уже не могу обходиться без его лица, смотрящего на меня. Я не раб. Я – гражданин, вольно решающий…

– Вольно решающий, кого сделать идолом. Вы правы. Но вы хоть раз задумывались, кто такой Ненашев на самом деле? Это маленький, милый ребенок, протягивающий в одной руке счастье и забирающий его второй рукой.

– Что бы вы ни говорили, а лучше не дожидаться репрессий и вести себя правильно… это какая-то проверка? Я не имею ничего против президента! Ничего!

– Я не послан правительством. Говорите.

– Мне нечего сказать.

– Тогда скажу я. Мне надоело быть собакой, смиренно ждущей у ног хозяина, когда же он наконец соблаговолит бросить ей кость, ведь на мясо рассчитывать уже не приходится. Разве вы не чувствуете то же самое, Георгий Георгиевич?

– Наверное, страшно вам парить над пропастью, ни за что не держась… Одумайтесь! Ваши крылья – искусственные, вы вот-вот упадете вниз! Разве можно так говорить о правительстве? Тем более, в наше время…

– Так вы не хотите пойти против президента и существующих порядков в стране?

– Ни за что! Ненашев – наше все! Свобода – это ситуация, при которой нужно пренебрегать своей природой! Только правящий страной может исправить все!

– И кто же правит страной?

– Президент!

– К сожалению, маразм.

– Видимо, нельзя помочь звезде, если та уже летит вниз… – говорит Георгий Георгиевич, и что-то, блеснувшее в свете из-за приоткрытой двери, быстро достается из кармана.

– Консерватизм – идеология неандертальцев! – вскрикивает неожиданно для самого себя Ясон Григорьевич. – Одумайтесь! Что может быть привольнее заблуждений? Рассуждения! Но мысли не меняют порядок вещей. Смириться и покориться – самое простое, что мы можем! Однако там, где есть подданство, зачастую не хватает обыкновенного патриотизма. Подумайте! Государство консолидирует общие ценности! И сейчас самое важное для всех вас – президент! Одумайтесь же, люди! Если все перестанут думать, мы станем марионетками, мы перестанем существовать!