Без обратного адреса

– Нет, но думаю, что вы идете в таверну «Эра Уменеха», поужинать. Я бы вас туда и подвез. Впрочем, если вы хотели пройтись пешком и я вам помешал… Простите.

– Да, мы ищем таверну, чтобы поужинать.

– А я как раз туда еду.

– Спасибо, – сказала Сильвия, садясь в машину раньше, чем Давид успел возразить. А тот смутно размышлял о том, как это странно и неправильно – то они подвозят кого-то из деревни, то подвозят их.

Машина оказалась стареньким «Рено», побитым, проржавевшим, с драными сиденьями. Сильвия начала контратаку:

– Ну и как вы узнали?

– О чем?

– Что мы ищем таверну «Эра Уменеха». – Она спрашивала легким смеющимся тоном, каким говорят об удачном фокусе.

– А, так это легко. Вы ж нездешние?

– Да. Из Вальядолида. – Сильвия бросила озорной взгляд на Давида. Тот никак не мог выйти из неясного, тревожного настроения, в которое его привели и это происшествие, и атмосфера незнакомого горного селения.

– Если вы приезжие, то остановились у Эдны, а значит, ищете, где поужинать – сама-то она постояльцев ничем не кормит.

– Но как вы догадались, что она нам указала именно эту таверну?

– А что ж еще она вам назовет, ведь таверна-то ее брата, Иона.

– Вот это да! Да вы мастер дедукции не хуже самого Шерлока Холмса, поздравляю! – воскликнула Сильвия.

– Про мочу, которую наливают вместо пива везде, кроме таверны «Эра Уменеха», говорила?

– Говорила!

– Ха! Еще бы! Эдна всегда крутит одну и ту же пластинку.

Теперь смеялись все трое. Машина припарковалась у таверны, в которую вела вниз лестница из полудюжины ступенек. Заведение помещалось в полуподвале большого двухэтажного дома, и о его наличии можно было догадаться, только расшифровав полустертые надписи на деревянной доске, прибитой в полутьме над дверью, или правильно истолковав шум и веселые крики, доносившиеся из маленьких освещенных окошек. Внутри смеялись и стучали пивными кружками.

– Простите, а как улица называется? – спросила Сильвия.

– Эра Уменеха, – ответил новый знакомый. – А если кто не сразу вспомнит, так найдет таверну по трубам.

Все трое подняли головы и увидели гигантские печные трубы, торчащие над зданием.

– По-арагонски «уменеха» и есть «печная труба», – пояснил провожатый.

Едва они вошли, новый знакомец стал прощаться:

– Ну, приятного вам аппетита. Однако не могу не добавить, что, хотя кормят здесь действительно неплохо, в остальных местах тоже никакой мочи в кружки не льют. По правде сказать, пиво не местное, его сюда завозят, причем поставщик у всех один. Только не говорите хозяину. Кстати, меня зовут Эстебан.

– Ох, простите. Мы и сами не представились, – ответила Сильвия. – Я Сильвия, а это мой муж Давид.

– Очень приятно.

– Нам тоже.

Эстебан отошел и уселся у стойки.

В вагоне освободилось одно место. Двое незнакомых друг другу людей скрестили над ним взгляды, готовые к борьбе за сиденье. Тот, что походил на почтальона, протащил свою огромную сумку на колесиках психоделического розово-оранжевого цвета прямо по ногам высокого типа в вельветовом пиджаке. А симпатичная брюнетка лет сорока, натренированная годами поездок метро в час пик, ловко скользнув в толпе, уже заняла свободное место. Тип в вельветовом пиджаке попытался послать ей гневный взгляд, но она уже уселась, безмятежная, как у себя в кухне в Вальекасе, и уткнулась в газету.

Эльза, секретарша Коана, страдала. Она вошла в число тех привилегированных тридцати двух пассажиров из примерно двухсот, которым удалось занять сиденье, но оказалась зажатой между двумя здоровенными мужчинами, и они не давали ей ни пошевелиться, ни вздохнуть. До Портасго было еще три остановки, и Эльза, делая мелкие скованные движения, пыталась читать рекламную газету. Пассажирам раздавали ее при входе, и в ней говорилось о непрерывных перестановках в правительстве и непрерывных тренировках футболистов «Реал Мадрид», один из которых получил травму в паховой области и пропустит следующий матч.

Было примерно без четверти восемь. Из издательства Эльза вышла в семь часов и спустилась на Серрано в метро. В те дни, когда ей удавалось уйти с работы пораньше, она ускользала от часа пик и не толкалась в метро вместе с клерками и продавцами местных магазинов одежды, порой даже ехала одна в вагоне. Однако с окончанием рабочего дня люди в метро стояли теснее, а сама поездка казалась бесконечной. Закрывающиеся двери вдавливали людей внутрь вагона; они там возились, устраиваясь, заполняя все свободное пространство, не давая дышать, потея и, однако же, вынимая и пристраивая в оставшихся между телами щелях книги: то тут, то там кто-то читал.

Дома она, еще не сняв туфли и пальто, быстро взглянула на окошечко автоответчика, сиротливо стоявшего на пустой этажерке. Ожидала увидеть обычный ноль, но на сей раз горела единица.

Эльза жила в этой новой, более скромной, чем раньше, квартирке три месяца, но никак не могла обжить ее. С тоской вспоминая, как уютно и небрежно в прежнем ее доме кочевали по полкам и ночным столикам все те безделушки и украшения, которые теперь лежали нераспакованными в картонных ящиках, она не спешила освобождать их из временного плена. Там, дома, все было так обдуманно, удачно расположено. Каждая вещь, казалось, радостно и навсегда заняла только ей предназначенное место, и всем им там было хорошо и спокойно – каждой книге на полке, каждой фарфоровой статуэтке в гостиной, и уютно мерцающему экрану видео, которого у нее теперь не было, и картинам, от каких ей осталась жалкая малость.

Но больше всего Эльза скучала, как ни странно, по запаху табака и вкусной еды, по жилому запаху обитаемого семейного дома, ничуть не похожему на этот запах новой чужой комнаты – запах краски, пыли, затхлости. Всегда хотелось, войдя, открыть окна и проветрить. Она знала, что надо взять себя в руки: купить мебель, развесить гардины, расставить по полкам безделушки. Однако мучительно сопротивлялась этой необходимости и существовала, словно стояла на остановке в ожидании поезда метро, который увезет ее из случайного места в нормальную, хорошую жизнь.

Вот уже полгода миновало после ее разрыва с Хуаном Карлосом. Двенадцать лет вместе. Она не могла привыкнуть к мысли о случившемся, никак не могла поверить. Муж ее не отличался ни порядочностью, ни верностью, нежных чувств к ней не питал, но Эльза тосковала по нему. Несмотря на все его художества, ей так отчаянно недоставало вечеров, когда, вернувшись домой, она слышала не тишину пустых комнат, а звуки футбольного матча по телевизору и его голос, который велит ей нести пиво, раз уж она приперлась. Недоставало их воскресных походов в кинотеатр, пусть даже фильмы, какие он предпочитал, ей не нравились.

Хуан Карлос был водопроводчик и завсегдатай баров самого низкого пошиба на Каса де Кампо. Когда хотел, однако, мог быть по-мужски обаятельным и даже нежным. Другое дело, что он не хотел. Почти никогда. Удивительно, как долго может человек терпеть невыносимую, неправильную жизнь лишь потому, что ему не под силу эту жизнь менять. Но Эльза смогла, выкрутила руль и нашла новую дорогу. Конечно, в передрягах были потеряны комфорт, привычный уклад, достаток. Чтобы избежать безобразных сцен, она отдала мужу все дорогие вещи, оставив себе только кровать, посуду и две картины. Так что теперь в ее полном распоряжении находились двуспальная супружеская кровать и сервиз на двенадцать персон. Эльза взяла из него чашку и блюдце, чтобы пить утром кофе.

Зато теперь это были ее собственные кровать, картины и сервиз, и она могла делать с ними все, что душа пожелает, – хоть выкинуть за окошко. И потом купить другие.

Эльза с любопытством включила запись и узнала голос сестры, Кристины. Голос выдавал, что та с трудом сдерживает нервную дрожь.

– Привет, Эльза… это Крис. Ты не волнуйся, главное… ничего особенно серьезного… понимаешь, сегодня Марта перебегала улицу перед автобусом, и он ее сбил. Она жива, ничего страшного, но ссадила себе об асфальт кожу на лице, коленях… ну вот, Эмилио в отъезде, а у меня ночная смена, ты не сможешь посидеть с ней эту ночь? Марта… она вообще-то ничего, опасности нет, но я буду спокойна, только если ты будешь рядом. Позвони мне, пожалуйста. Целую. Пока.

Эльза перемотала запись на начало и прослушала послание еще раз, очень внимательно. Позвонила сестре. Взяла сумку. Вышла из дому. На улице остановила такси. Назвав адрес, попросила водителя поторопиться.

Кристина, сестра Эльзы, работала медсестрой в госпитале. И у нее бывали ночные дежурства. Она пыталась избавиться от них, но ее сразу поставили перед выбором – либо ночная работа, либо никакой. Тогда Кристина нашла работу в Бирмингеме, в Англии, где медсестер не хватало и где были рады любым. Теперь, вернувшись, с большим опытом и вторым иностранным языком, она надеялась найти работу получше, без ночных дежурств. Ее муж Эмилио был торговым представителем химической фирмы и большую часть жизни проводил в разъездах в обществе своего чемоданчика с образцами продукции. Эльза восхищалась этой семьей. У них возникали серьезные трудности, ведь Эльза долго жила за границей, а Эмилио приезжал в Мадрид только на выходные, но сумели же они сохранить свой брак! Пусть и без жаркой любви, но с достоинством. Порой она думала, что ее брак тоже можно было бы сохранить, если постараться. Только вот Хуан Карлос не был таким добрым, как Эмилио, а ей самой всегда не хватало терпения, каким обладала ее сестренка.

Крис ждала ее у порога, уже в форме медсестры и старом кардигане, который мама связала ей. Сестры крепко обнялись и поцеловались, оставив на щеках друг у друга пятна губной помады.

– Спасибо, родная, что пришла. Конечно, можно было попросить какую-нибудь подружку Марты, но уж лучше взрослый человек, правда? Прости, что я тебя так выдернула срочно…

– Ты еще у водителя автобуса прощения попроси.

Кристина слабо улыбнулась.

– Ступай спокойно, Крис, я пригляжу за ней, все будет нормально.

– Значит, анальгин на тумбочке, если боли усилятся, дай, но вообще-то ей вкололи успокаивающее. В холодильнике найдешь что поесть. Я вернусь в шесть пятнадцать. Спасибо.

Она еще раз обняла Эльзу. С порога оглянулась:

– Звони, если что.

Марта лежала на тахте с подушками за спиной. Телевизор работал на каком-то развлекательном канале, но вряд ли передача увлекла девушку, учитывая, в каком она находилась состоянии. На перебинтованном лице был виден лишь один затекший глаз. Эльза представила, что? там, под бинтами, и содрогнулась. По рассказу Крис выходило как-то не очень страшно. Может, и действительно не так опасно, как выглядит, но Эльза видела только сплошь забинтованную тяжелораненую. Она мягко подошла к тахте и осторожно поцеловала Марту в лоб. Из-под бинтов голос Марты звучал глухо и неразборчиво.