– Травма. – ответил Чарли. – Фургон с лошадьми столкнулся с грузовиком. – Он выплюнул соломинку. – Что тебе нужно, Падди? Если речь о работе, выкладывай.
– Да, о работе, – ответил Падди (ему уже надоело быть Сэмми).
– Я уволился с работы, – сообщил Чарли.
– Я тоже уже не служу больше в Управлении. Но это частное дело, Чарли, и за это заплатят двести…
Чарли подозвал девушку, переговорил с ней, молча проследил, как она ведет лошадь в конюшню. Потом, спустя некоторое время, спросил:
– И где же это?
– В Гонконге.
– Марс устроит бучу.
– Я уже поговорил с ней, – сказал Падди. – Она относится сочувственно.
***
Чарли посоветовал ему взять гнедого. Лошадь была спокойная и шла хорошо, не уставая от полуденной жары. От яркого солнца блекли краски лугов. Синие стволы камедных деревьев на склонах холмов дрожали в горячем мареве. Проехав километров шесть, Падди спешился в тени дерева, взял лопату и стал рыть яму. На глубине полуметра лопата ударилась о крышку ящика. Он был не из стали, а из специального материала "кевлар" – его нельзя было бы обнаружить с помощью металлонскателя.
В ящике лежало шесть водонепроницаемых пакетов с документами. Ричард О'Нейл – австралийский адвокат по вопросам налогообложения, проживающий в Нормандии и имеющий контору в княжестве Лихтенштейн. Все его финансовые дела находятся в Швейцарии.
Сразу же после возвращения в дом Чарли Сэмми Самуэльсон бесследно исчез в пасти дровяной печи.
Если Сэмми Самуэльсон выглядел несколько грубоватым и ему подходил средней руки мотель, то Ричард О'Нейл был человеком совсем другого типа – он летал в первом классе, останавливался в Париже в роскошных, но консервативных пятизвездочных отелях "Коннот" или "Мерис". У него были седоватые, коротко подстриженные волосы и поразительно синие глаза за стеклами очков в золотой оправе. Он носил легкий темно-синий костюм, купленный готовым в ателье Винса Молони, хлопчатобумажную рубашку с двойными манжетами и галстук крикетного клуба. Хлоя Айзеке, увидев его, сказала:
– Я могла бы устроить вам роль в средненькой мыльной опере.
Он улыбнулся.
В соседней комнате его ждала девушка – австралийка китайского происхождения. Она четыре года училась в театральной школе и получила несколько небольших ролей, но пока никуда не устроилась.
– Лаура Синг, – представила ее Хлоя. У Лауры было крепкое рукопожатие и плечи пловчихи.
– Я нефотогенична, – сказала она, слегка пожимая плечами и показывая тем самым, что в этом нет ничьей вины… – Я хорошо держусь на сцене, но за это никто не платит.
Он повернулся к Хлое Айзеке:
– Мне хотелось бы поговорить с ней на берегу. Девушка удивилась.
– А может быть, вы поговорите в ванной со включенным краном? – спросила Хлоя. – Или это слишком избитый прием?
– На берегу как-то приятнее.
Он повел Лауру Синг на пляж Бонди, и они гуляли в течение часа, репетируя детали ее роли. Ему пришлось рассказать об этой истории достаточно, чтобы девушка поняла рискованность дела, но он ни слова не сказал о Чарли. Она спросила, было ли у них что-нибудь с девушкой в Гонконге? Он отрицательно покачал головой.
– Так что, вы делаете все только потому, что считаете вашим долгом? Он ничего не ответил.
– Мне это нравится, – сказала она и взяла его под руку. Так они вернулись обратно к машине.
Он отвез ее в деловую часть города и поехал обратно в офис, чтобы закончить дела с оплатой. О'Нейл расплатился наличными, отказавшись от расписки, но Хлоя все-таки дала ему бумагу.
Все эти разъезды, смена имен и самоубийство Ричуорта порядком утомили его и вывели из состояния равновесия.
– Хлоя, я не ошибусь, если предположу, что вы не прочь пообедать? – сказал он.
– Да, очень хотела бы.
Можно было бы на этом и закончить, но он все же спросил:
– Означает ли это – да?
– Это означает: да, я действительно хотела бы, но мои лета не позволяют мне быть глупой. Она была права, и он не стал настаивать.
Глава 27
Ричард О'Нейл взял в аэропорту Ниной Акино автомобиль "Герц Ниссан" и поехал в центр Манилы. Многоэтажный гараж был расположен в одном квартале от улицы Пазео де Рохас в районе Макати. Ричард отыскал свободный задний бокс на шестом этаже и запер машину. Танака велел ему разыскать серебряную с золотом "Тойоту Лендкрузер" с затемненными стеклами – она должна была стоять на четвертом этаже. Электричества не было, и лифт не работал; он спустился пешком и нашел "Лендкрузер" – машина стояла возле колонны. Танака открыл дверцу – Ричард влез в машину и бросил свою сумку на заднее сиденье. Японец приобрел филиппинский паспорт на имя мисс Анджелики Чу. Фотография Джей Ли на паспорте делалась при слишком сильном освещении и черты ее лица были смазаны. Эта фотография могла принадлежать любой из десяти миллионов молодых китаянок. Ричард нашел, что все сделано отлично.
Перебрасываясь редкими фразами, они выехали из города и свернули на южное шоссе. Лусон – самый большой остров на Филиппинах. Город Сорсогон находится неподалеку от его южной оконечности, в одиннадцати часах езды от Манилы. Танака и О'Нейл вели машину по очереди. Наконец "Тойота" свернула с шоссе на проселочную дорогу – передние фары осветили деревья. Они отъехали на несколько километров от города и направились к берегу, где их ждала баслига доктора Имаи. Ричард О'Нейл оставил в машине свои голубые контактные линзы и надел очки.
Поверхность моря перед рассветом казалась гладкой, как ледяной каток, и узкий корпус баслиги мчался над водой со скоростью в пятнадцать узлов. Небо было совершенно чистое, звезды сияли, как лампы дневного света, и перед ними поднимались из моря черные, мягко очерченные силуэты островов.
С рассветом на поверхность моря опустился и стал растекаться легкий туман, окутавший остров, к которому они направлялись. Когда взошло солнце, стена тумана распалась на полосы, тянувшиеся к горным ущельям. Пляж возле курорта сиял, как брусок светлого золота.
На расстоянии пятидесяти метров от берега рулевой сбросил скорость, и баслига заскользила над коралловыми рифами, отчетливо видными в спокойной чистой воде. Стая маленьких рыбок сверкнула начищенной медью, над головой пролетела птица-фрегат. Из кухни курорта донеслось звяканье кастрюли, и на пороге появился доктор Имаи.
В течение нескольких минут Танака с доктором пытались перещеголять друг друга в выполнении ритуалов японского этикета. Из своей кабины на крошечную веранду вышла Джей Ли с мокрыми волосами – очевидно, девушка только что приняла душ. На ней был шелковый саронг, украшенный рисунками, и короткая белая хлопчатобумажная кофточка с широкими рукавами. Ричард подошел к веранде.
– Доброе утро, мисс Ли. Надеюсь, вам стало лучше.
Она молча взглянула на него, но не улыбнулась и не протянула ему руки. Тогда он присел спиной к ней на деревянную ступеньку крыльца, спускавшегося с веранды на лужайку. Японцы окончили церемонию поклонов и пошли к главному зданию. За время отсутствия Ричарда доктор приобрел ручного карликового оленя. Животное привязали к шесту, чтобы оградить от его посягательств цветочные клумбы. Ричард смотрел, как зверек грызет плод хлебного дерева, который один из садовников разрезал и положил на краю лужайки.
Снова появился доктор Имаи с подносом, на котором стояли черный чайник и три чашки. Он подошел к боксу Джей, поставил поднос на веранду и налил чай в чашки. Имаи называл Трента Сэмом, а не Ричардом и выразил надежду, что его поездка была плодотворной.
– Весьма плодотворной, – подтвердил Ричард. Попив чаю, мужчины пошли прогуляться по берегу. Доктор заговорил о здоровье Джей Ли. Раны у нее зажили, и она вполне может путешествовать.
– Теперь остался вопрос о психическом состоянии молодой леди, – сказал Имаи.
Ричард О'Нейл вернулся к крыльцу и снова сел на ступеньку.
– Мисс Ли, – обратился он к девушке, – нам нужно поговорить о вашем будущем. Я договорился, что ваши похороны состоятся в Гонконге в пятницу утром, и мне нужно там присутствовать. Вы получите большую свободу действий, если будете официально числиться умершей. Я занимаюсь вашим финансовым положением – вы будете полностью обеспечены.
Она спустилась с крыльца и теперь смотрела на него, стоя на лужайке. Джей стояла совершенно прямо, как будто окруженная какой-то оболочкой – невидимой, но твердой и непроницаемой. Молчание длилось довольно долго.
Наконец он сказал:
– То, чего вы хотели, уже устроено. Она коротко кивнула, и этим напомнила ему своего деда.