Дама в автомобиле, с ружьем и в очках

Дама в автомобиле, с ружьем и в очках
Себастьян Жапризо

Новый перевод одного из самых знаменитых романов Себастьяна Жапризо – классика детективного жанра, автора таких произведений, как «Ловушка для Золушки», «Купе смертников», «Убийственное лето» и др.

Эта блондинка – самая красивая, самая близорукая, самая сентиментальная, самая лживая, самая искренняя, самая бестолковая, самая упрямая, самая беспокойная из всех известных героинь. Дама в автомобиле никогда не видела моря, она убегает от полиции и все время повторяет, что она не сумасшедшая… Однако те, кто ее видит, так не думают. Кажется, что, где бы она ни оказалась, ей везде могут хоть чем-нибудь да навредить, что, куда бы она ни сбежала, она нигде не сможет остаться одна, освободиться от того, что она знает, от того, что она прячет.

Себастьян Жапризо

Дама в автомобиле, с ружьем и в очках

Sеbastien Japrisot

LA DAME DANS L’AUTO AVEC DES LUNETTES ET UN FUSIL

Перевод с французского Марианны Таймановой

© Editions DENOEL, 1966

© ООО «Издательство К. Тублина», 2019

© ООО «Издательство К. Тублина», макет, 2019

© А. Веселов, оформление, 2019

Предисловие

– Считаете ли вы себя, прежде всего, автором детективов?

– «Купе смертников» и «Ловушка для Золушки» получились детективными романами только потому, что до того, как я начал их писать, было оговорено, что они выйдут в серии детективов.

Что касается «Дамы в автомобиле…», то она должна была издаваться в этой же серии, но оказалась слишком велика по объему.

Все три книги были неправильно восприняты: критики детективных романов сочли их излишне литературными, критики просто романов – излишне захватывающими.

По крайней мере, так они говорили.

– Можно ли сказать, что «Дама в автомобиле…» – это приключение женщины, ищущей саму себя?

И невероятное приключение, которое она переживает, понемногу начиная понимать, что становится другой, на самом деле лишь испытание, позволившее ей вернуться к своей сущности и, в какой-то степени, состояться?

– Простите. Вернуться к своей сущности, состояться – французские слова, но я не улавливаю их смысла. Насколько я помню, у Дамы в автомобиле и без того хватает проблем, чтобы придумывать себе новые.

Это у меня, когда я писал эту книгу, возникла проблема. С момента издания «Купе смертников» и «Ловушки для Золушки» прошло два года. Многие знакомые уже стали думать, что третья книга так никогда и не выйдет, поскольку, как они утверждали, восхваления, выпавшие на долю двух первых, повергли меня в состояние прострации. Это неправда, я никогда не бываю согласен с тем, что говорят – неважно, хорошо или плохо – о том, что я пишу, но в какой-то мере это так – мне хотелось, чтобы эта книга была лучше двух предыдущих.

И, как я уже сказал, мне потребовалось больше времени, чтобы ее написать, я был сосредоточеннее, больше старался. А когда стараешься, то и вкладываешь больше. Наверное, поэтому создается впечатление, что в этой книге есть нечто иное, чем просто поиск убийцы.

Однажды глубокой ночью – я уже работал часов пятнадцать кряду-дома все спали, да и все на свете спали. Мне хотелось дописать главу, но ничего не получалось, меня уже тошнило от слов, сигарет и от совсем-немножко-алкоголя-только-чтобы-взбодриться. Тогда, пытаясь сдвинуться с мертвой точки, я написал фразу, которая звучала примерно так: «Продолжай, пусть у тебя осталась всего-навсего правая рука и разбитое сердце, но все равно не останавливайся, не задавай себе лишних вопросов». Я не стал вычеркивать эту фразу, она осталась в книге. То есть я хочу сказать, что я в этой книге тоже присутствую.

– Это правда, что вы испытываете особую нежность к юным созданиям, неуверенным в себе, что в ваших романах прослеживается их взросление?

– Да, правда. Я очень люблю подростка, каким когда-то был. Или, скажем так, в себе мне нравится именно тот подросток, которым я был. Я уже говорил, что стараюсь оставаться им как можно дольше. Если то, что я пишу, или сам процесс письма возвращает меня к нему, если я вновь становлюсь им, значит, это время потрачено наименее бездарно и впустую.

Дама в автомобиле – моя любимая героиня. Мне с ней никогда не было скучно. Она совершенно не понимает, что с ней происходит, что замечательно для литературного героя, тогда все выглядит на редкость правдиво. Кроме того, обычно я знал о том, что произойдет, раньше нее, а это страшно вдохновляет. Женщина, которая позволяет мужчине думать, что он умный, – большая редкость.

Когда я дописал последнюю строчку, то даже пожалел, что все кончено, что теперь она отправляется в самостоятельную жизнь уже без меня. А потом сказал себе, что однажды, так или иначе, я снова с ней встречусь. И вот это произошло, потому что с ней встретится читатель. А может быть, откроет ее для себя.

Дама

Я никогда не видела моря.

Черно-белый кафельный пол колышется волнами в нескольких сантиметрах от глаз.

Мне до смерти больно.

Но я жива.

Когда на меня набросились – нет, я не сошла с ума, кто-то или что-то действительно набросилось на меня, – я подумала, что никогда не видела моря. Уже много часов мне было страшно. Страшно, что меня арестуют, просто страшно. Я придумывала себе кучу дурацких оправданий, а это – самое дурацкое из всех, что пришли мне на ум: не бейте меня, я правда ни в чем не виновата, я только хотела увидеть море.

Я знаю, что кричала, кричала изо всех сил, но эти крики так и не вырвались у меня из груди. Меня оторвали от пола, меня душили.

Я продолжала кричать, но при этом думала: все это неправда, ужасный сон, я проснусь утром у себя в комнате.

А потом еще это.

Заглушая все крики, да, я это слышала: хруст костей собственной руки, мне ломали руку.

Боль не бывает ни черной, ни красной. Это колодец слепящего света, и существует он только у вас в голове. И все-таки вы проваливаетесь в него.

Лоб холодят кафельные плитки пола. Наверное, я во второй раз потеряла сознание.

Не шевелиться. Главное, не шевелиться.

Нет, я не лежу, а стою на коленях, согнувшись пополам, прижимаю к животу пылающую огнем левую руку, пытаясь унять боль, раздирающую плечи, затылок, поясницу.

Сквозь упавшие мне на глаза пряди волос я вижу, как прямо перед моим лицом по белой плитке пола ползет муравей. Чуть дальше – что-то серое и вытянутое вверх, вероятно, слив раковины.

Мне кажется, я не снимала очки. Скорее всего, они слетели, когда меня волокли назад, я не сошла с ума, кто-то или что-то волокло меня назад, зажав мне рот, чтобы я не кричала, – нужно найти очки.

Сколько времени я стою на коленях в темном крохотном закутке размером три шага на два? Уже много часов или всего несколько минут? Я никогда в жизни не теряла сознания. Это даже не провал в памяти, а так, небольшое выпадение.

Если бы я находилась здесь очень долго, там, снаружи, забеспокоились бы. А вообще-то я стою перед раковиной, прижав к щеке правую руку – она еще влажная.

Нужно найти очки, нужно встать на ноги.

Когда я поднимаю голову – резко, слишком резко, – плитка начинает кружиться, я боюсь, что снова потеряю сознание, но все стихает – и шум в ушах, и даже боль. Она вся переместилась в левую руку, на которую я даже не смотрю, но, кажется, она стала каменной и страшно распухла.

Зацепиться правой рукой за раковину и подняться.

Я на ногах, мое расплывчатое отражение перемещается вместе со мной по зеркалу, висящему напротив, мне кажется, время возобновило свой ход.