А иначе зачем на земле этой вечной живу

А иначе зачем на земле этой вечной живу
Семён Ходоров

В качестве эпиграфа к своим мемуарным запискам автор неслучайно выбрал вещие слова незабвенного Окуджавы: «Виноградную косточку в тёплую землю зарою, и лозу поцелую и спелые гроздья сорву, и друзей созову, на любовь своё сердце настрою, а иначе зачем на земле этой вечной живу», из которых ключевым является «друзья». Именно о них пойдёт речь в этих воспоминаниях. Именно они настраивают твою жизнь на звучание в памяти тёплых и нежных аккордов, без проигрыша которых незачем жить на этом свете, что, собственно, и легло в название этой книги.

Семён Ходоров

А иначе зачем на земле этой вечной живу

«Виноградную косточку в тёплую землю зарою,

И лозу поцелую и спелые гроздья сорву,

И друзей созову, на любовь своё сердце настрою,

А иначе зачем на земле этой вечной живу.»

(Булат Окуджава)

ОТ АВТОРА

Мне 75 лет. Из них 33 года я живу в Израиле. Всевышний, который, как следует из святого писания, находится здесь ближе, чем в других странах, наградил меня возможностью прожить три четверти жизненного срока, если полагать, что у него вековая протяжённость. «Гуглевое» пространство трактует возрастные градации следующим образом: пожилой возраст – 60-74 года, старческий – 75-89 лет, долгожитель – 90 лет и старше. Трудно предвидеть, стану ли я представителем третьей группы. Однако с позиций своего «трёхчетвертного интервала» могу утверждать, что после 75-лет мир открывается по-новому. Отпадает всё заурядное, незначительное и не заслуживающее интереса. Вступает в силу переоценка тех ценностей, которые раннее были для тебя значимы и весомы. Ты понимаешь, что уже не можешь, как раньше, покорить двуглавый Эльбрус, проехать за один день за рулём автомобиля 1000 километров по просторам США и Канады, как это было раньше, да, и что говорить, даже преодолеть «на своих двоих» до супермаркета или медицинского центра иногда не так просто. Однако окружающий мир стал высвечиваться совершенно другими гранями, главной особенностью которых являлось принятие окружающего Поднебесья таким, каким оно является в реальности. Другими словами, появилось объективное осознание мысленно и физически прочувствовать не прошлое и не будущее, а именно настоящий момент жизни. То самое состояние «здесь и сейчас», о котором уже несколько тысячелетий говорят восточные мудрецы.

В любом случае, только сейчас стало понятно, что основой функционирования в нашем бренном Бытие являются семья и друзья. В этом жизнеописании речь пойдёт о последних. Я безмерно горжусь тем, что их у меня – немало. Называть их можно по-разному: это товарищи и приятели, соратники и коллеги, единомышленники и сподвижники. Именно они и составляют моё жизненное богатство, состоящее из душевной состоятельности, здорового оптимизма, изрядного терпения и стремления к поиску, борьбе и победе.

С щемящей печалью и безысходной скорбью вынужден констатировать, что часть моих друзей уже поменяли место жительства, переселив свои души из нашего безумного земного простора в мир, который почему-то называют «иной». Поэтому, мои мемуары делятся на две части, первая из которых повествует о моих сподвижниках, которые уже покоятся на обетованных небесах, а вторая – о друзьях, проживающих вместе со мной в мире, который принято называть «реальным».

По правде говоря, я вовсе не собирался писать книгу о своих друзьях. Просто все мы живём в разных городах, несхожих странах и даже на разных материках. Тем не менее, кроме реального и потустороннего миров, сегодня существует виртуальное общение посредством Skype, WhatsApp и Facebook. Но никогда и не при каких обстоятельствах множество социальных сетей в Интернете не заменят живого общения и непосредственной коммуникации. Поэтому, почти каждый день, я мысленно, иллюзорно и воображаемо, общаюсь со многими своими друзьями. При этом всегда вспоминаю былое и прошлое с их перипетиями, изломами, борьбой, исканиями и находками, с одной стороны. А с другой, думаю о реалиях с их приобретениями, достижениями, триумфом и осознанием смысла своей жизни. Как прошлое, так и настоящее находятся в монолитной и неразрывной цепочке, звенья которой упираются в моё совместное многолетнее функционирование со своими друзьями. Всё обозначенное, в конечном итоге, преобразилось в эту книгу, которая и посвящается моим спутникам жизни.

Верным, достойным и преданным спутникам моей жизни, друзьям и товарищам посвящается.

«Я пью за здоровье не многих

Не многих, но,верных друзей,

Друзей, неуклончиво строгих

В соблазнах изменчивых дней.

Я пью за здоровье далёких,

Далёких, но, милых друзей,

Друзей, как и я одиноких

Средь чуждых сердцам их людей.

За здравие ближних, далёких,

Далёких, но сердцу родных

И в память друзей одиноких

Почивших в могилах немых.»

(Пётр Вяземский)

Ч А С Т Ь 1

Пухом им земля

По улице моей который год

Звучат шаги – мои друзья уходят.

Друзей моих медлительный уход

Той темноте за окнами угоден.

(Белла Ахмадулина)

Главы1. Анатолий Титаренко

1948 года рождения, украинец, заведующий отделом центрального универмага

Может показаться странным, но точно не знаю, когда ушёл из жизни мой школьный друг Толик. Когда в 1990 году я уехал из родного Львова в Израиль, как это зачастую бывает с людьми, которых разделяют границы между государствами, контакты между нами прекратилась. Оправданием тому служило нежелание общаться посредством писем, а мобильной связи, Интернета и социальных сетей ещё не существовало, да и, к тому же, телефона в квартире у Толика никогда не было. Наверное, не для кого не секрет, что наличие последнего было привилегией далеко не всех советских граждан. В этом ракурсе вспоминается, что моя тёща стояла во Львове в очереди на получение телефонного аппарата с 1952 по 1990 год, а получила его только в Израиле. При этом она испытала лёгкий шок, когда сотрудница телекоммуникационной компании огорчённо сообщила, что могут поставить телефон не сегодня, а только завтра.

Анатолий был выходцем из простой, можно сказать, рабочей и дружной семьи. Отец, дядя Миша, работал водителем грузовой машины, мать, тётя Лена, трудилась продавцом в универмаге, а старшая сестра Валентина – медсестрой в областной клинической больнице. В обиходе они общались между собой языком, который шутливо называли «русско-украёнским». Имелось в виду, что разговор происходил на смешном коктейле языках Пушкина и Шевченко. В той, не лишённой чувственной привлекательности, «ячейке общества» всегда царили мир, спокойствие и совершенно необычная атмосфера незапланированного праздника. В воскресные дни я часто приглашался к ним на обеденную трапезу, где дядя Миша наливал нам по стопке водки под названием «Московская». Главное, конечно, было не потребление недозволенного спиртного напитка, а в весёлом и комфортном антураже воскресного обеда.

Как ни странно, Толик в отличие от, всегда весёлого и радостного, отца и от общительной и контактной матери был невозмутимым, флегматичным, спокойным и в чём-то непрошибаемым парнем. Он даже получил, за свою непоколебимую сдержанность и олимпийское спокойствие, несколько пространную кличку – «Самый медленный поезд», созвучную названию, вышедшему в 1963 году на советские экраны, фильма. С другой стороны, наверное, не было более преданного и надёжного друга, чем Анатолий Михайлович Титаренко. Я, возможно, манерно и нарочито называю своего товарища по имени отчеству. Это только потому, что он являлся самым серьёзным и самым ответственным человеком из моего как ближнего, так и дальнего окружения.

Учился Толик совсем не в соответствии с перечисленными достоинствами, занимая не самую высокую ступеньку «ударника» в школьной градации успеваемости. Гораздо больше времени он уделял спорту, успешно занимаясь «большим» теннисом и входя в юношескую сборную города по волейболу. В какой-то момент ему понравился бадминтон, в котором он получил даже звание «мастера спорта», что в то далёкое время соответствовало высокому достижению в физической культуре. Наверное, я, будучи перворазрядником по вольной борьбе, больше всех глумился над своим другом, называя его приверженцем игры, которой занимаются дачники на пляжах во время курортного отдыха. По этой веской причине Толик, чуть ли не силой, затолкал меня в спортзал, где проходили его тренировки и, не без насмешки, вручил мне бадминтонную ракетку. Оказалось, что подсмеиваться было не над чем. Когда он заставил меня поиграть в пляжную игру, при этом с быстротой молнии посылая быстровращающийся белый волан то в дальний угол корта, то под сетку, делящий его на две половины, я, привыкший к изнурительным борцовским состязаниям, уже через несколько минут покинул площадку. Вслед мне летели слова Толика:

– Это тебе не захваты, подсечки и броски на борцовском ковре.

По окончанию десятого класса мы с Толиком поехали в Крым, как тогда говорили, «на море». Это была незабываемая первая, без родителей, дальняя поездка. Каждый из нас получил от них «командировочные» по 100 рублей, что в то далёкое время составляло большую часть обычной зарплаты. Вряд ли мои дети и, тем более, внуки поймут, как офигенно или, выражаясь современным сленгом, прикольно было ехать со своим другом 26 часов в плацкартном вагоне «курьерского» поезда из западноукраинского Львова в крымский Симферополь. Уже только этот этап путешествия доставлял нам немалое удовольствие. Это ведь не серебристый авиалайнер, в котором, не успев пристегнуть ремни безопасности, уже через какой-то час-другой спускаешься по трапу в конечной точке. Совсем другое дело наблюдать с верхней полки незакрытого плацкартного купе за, перемещающимися в пространстве и во времени, природными ландшафтами. И опять таки, густо-зелёные леса, колосящиеся поля, зеркальная гладь озёр и рек, синеющая дымка горных вершин за поездным окном – это не плотная пелена белёсых облаков в самолётном иллюминаторе. Сутки под усыпляющий стук вагонных колёс пролетели для нас, как одно мгновение. Мы ещё не знали, что, на симферопольском вокзале нас поджидал не какой-нибудь автобус, а настоящий чешский троллейбус «Шкода», который должен был пересечь за два с половиной часа расстояние в восемьдесят километров до Ялты. Очень впечатляла нас эта неординарная дорога, которая проходила по живописным местам среди обворожительных Крымских гор, минуя лесные заросли сосен и, уползающих в небо, кипарисов. Толик всё время толкал меня в спину, указывая на эти южные пирамидальные деревья, которые мы видели впервые. Едва мы вышли из троллейбуса на ялтинской автостанции, как к нам подбежала дородная, но красивая, средних лет женщина и, не давая нам опомниться, на одном дыхании, проговорила:

– Мальчики, дорогие! Быстренько шагайте за мной. У меня для вас светлая просторная комната, по рублю с носа. До моря меньше пяти минут хода.

С этого момента и началась наша трёхнедельная крымская эйфория, которая включала в себя голубую морскую волну, золотистый песчаный пляж и скалисто-лесистую вершину Ай-Петри над ним. Ну и, безусловно, к этому непременно следовало добавить ненавязчивое общение с противоположным полом. А когда же ещё, если не в 18 лет? Вполне возможно, что именно этот фактор являлся самым значимым элементом нашего крымского ликования. Здесь уместно добавить, что Толик Титаренко был стройным, высоким и явно привлекательным юношей, что не могло пройти мимо внимательного взгляда скучающих девушек. В то незабываемое время, чтобы познакомиться и вступить в дружеские отношения с ними не надо было водить юных подруг в рестораны или покупать дорогие подарки. Неординарная внешность Толика привлекла внимание обворожительной Насти из Днепропетровска, у которой имелась не менее симпатичная подружка Лариса. Неожиданное преимущество этого знакомства состояло в том, что девушки учились в кулинарном училище, а в Ялте проходили предвыпускную практику, работая при этом в столовой. Это обстоятельство обеспечило мне с Толиком бесплатные завтраки и обеды. Освободившиеся из бюджета средства тратились на дешёвый крымский портвейн и мороженое в прибрежном кафе «Корчма», в котором мы проводили с девушками южные тёплые вечера. К сожалению через неделю у них закончилась практика. Но свято место пусто не бывает, нас, как эстафету, передали другим, не менее привлекательным стажёрам из Запорожья. Запомнил только, что несмотря на то, что одна из них была блондинка, а другая – брюнетка, они были наречены одинаковыми именами – Катя. Так что праздник бесплатного пропитания продолжался, равно как и «фестиваль бессонные ночи», который в компании обольстительных Катюш часто длился до самого утра.

В один из дней нашего незабвенного отдыха я вспомнил, что тётя Лена (мать Анатолия) просила меня напомнить сыну не забыть навестить в Феодосии её сестру, с которой она не виделась уже много лет. Пришлось пожертвовать дармовым завтраком, чтобы успеть на автобус, который отправлялся в шесть утра. На подходе к автостанции Толик решил заменить утренний перекус в столовой кульком зелёных неспелых слив, который по сходной цене продала нам ялтинская торговка. До Феодосии было около двухсот километров или четыре часа непрерывной езды по, петляющей вдоль Чёрного моря, трассе. Где-то в средине пути на желудочно-кишечный тракт Толика оказали своё тлетворное влияние зелёные сливы. Путём неимоверных усилий мне удалось уговорить водителя остановить междугородний «студебеккер», припугнув, что, вверенное ему, авто может перманентно превратиться в туалет. Автобус не стал дожидаться, пока желудок моего друга освободится от даров крымских садов. Таким образом, мы остались одни на фоне, подмигивающей нам, лысоватой вершины Чатыр Дага. Просто счастье, что после полуторачасового ожидания какой-то грузовик, на не очень стерильно чистом кузове которого мы сидели, доставил нас в Феодосию. Уже через полчаса мы нашли дом, где проживала тётя Анатолия и безуспешно нажимали кнопку дверного замка: хозяев не было дома. Пришлось расположиться на скамейке в близлежащем сквере. Там размещалась площадка, на которой взрослые мужчины играли в волейбол. Поскольку мой друг был не последним в этом виде спорта, он отпускал насмешливые замечания по поводу их непрофессиональной игры. При этом, распаляясь, в запале неравнодушного болельщика, употреблял слова не очень-то и нормативной лексики. Обычно сдержанный, корректный и тактичный Анатолий не заметил, что рядом с нами примостилась на скамейку светловолосая миловидная девушка. Она тут же не преминула заметить:

– Не стыдно вам, молодой человек, выражаться такими никудышными словами.

Толик, в пылу игрового азарта, развернувшегося на спортивной площадке, машинально ответил:

– Конечно же стыдно, девушка. Но то, что здесь происходит у ваших феодосийских дилетантов, другими словами просто не опишешь.

– Вот и материтесь себе на здоровье, – вспылила девушка, приподнявшись и уходя в сторону близлежащих зданий, – только пусть это происходит не в общественном месте.