Диалог о Стене. Любимые песни гуннов

Чтобы получилось совсем понятно, что я хотел сказать, осталось просмотреть ту виртуальную версию реальности, в которой бы тот пресловутый Первый Взрыв отсутствовал, чего не догадался сделать никто. Дефиниции, конечно, с фактами вещь полезная, но на них одних человек до сих пор бы сидел на ветвях деревьев. То, что захват делался смертниками не от избытка здоровья, а с вполне определенными, заранее продуманными целями, понятно даже далекому от всех школ человеку. И то, что требования эти будут не «много-много долларов и самолет с рейсом без пересадки от школы до Калифорнии», могли догадаться даже школьники.

Больше того, у меня создалось впечатление, что то же русское правительство само бы кому угодно заплатило долларами, чтобы только тот виртуальный свод требований действительно состоял из денег.

Но если не деньги, то они опять могут быть только политическими – и касаться лишь одной-единственной республики. Не Норвегии, не Восточной Федерации и не Башкирии, а только самой республики горцев. Уже в который раз. Я почему-то думаю, что даже из наиболее стойких русских противников недостаточно русских фамилий совсем немногие назвали бы все приведенное домыслием или спекуляцией. И хорошего в этом мало. А то, как же конкретно мог выглядеть тот перечень требований, – так они уже тысячу раз повторены в расклеенных листовках самих горцев, у себя дома и непосредственно на территории Москвы. Вывести русские войска с захваченных территорий и дать возможность горцам самим, без русских выбрать себе президента. У меня даже откуда-то такая уверенность, что список требований не включал еще в себя пункт относительно денежных компенсаций за период русской оккупации суверенного, независимого этнического домена.

Надо ли говорить, насколько мало устроили бы москву подобные требования в эфире, когда прямо туда смотрит весь мир. Всеми ими были предприняты беспрецедентные меры, чтобы слышали только их и говорить больше не мог никто – от печати книг и разговоров на радио до телевидения. И надо ли говорить, насколько мало те стандартные требования устроили бы Путина. Русскому диктатору прямо тогда было совсем несложно воссоздать всю целиком картину последствий.

«Привет Путину», – если верить другому президенту горцев еще одной соседней республики, более покладистому и гораздо более послушному пожеланиям Большой Кормушки, чтобы жить сладко, долго и счастливо, с таким добрым пожеланием заканчивали смертники жизнь в школе не только свою. Говоря простыми словами, перед Москвой с самого начала стояла дилемма, в которой она проигрывала, что бы ни выбрав.

Согласно ее логике получалось бы, что все предыдущие потери, все тысячи и тысячи трупов, все сожженные холмы денег, все упавшие и мужественно пережитые дома, все насмешки, откровенные издевки и мультфильмы Запада – все было зря. Потому что стоит только один раз дать ситуации выйти из под контроля, стоит только один раз отдаться естественному течению событий и разрешить сюжету выглядеть так, что самонаводящиеся взрывные устройства своего добились, как он перестанет быть обратимым. Я не говорю, что сделал бы на их месте то же самое; сомневаюсь, что когда-либо окажусь в ситуации выбора, сходной той, вероятность таких вещей снимается, просто снимая сам повод к их появлению. Я только хотел сказать, что, если все это хотя бы на какую-то часть имело место в действительности, я хорошо бы мог их понять. В положении выбора, когда потери были бы в любом случае – и даже непредсказуемые по последствиям, – они постарались сохранить над безвыходной ситуацией контроль и пошли по одной из ее версий с меньшим комплектом проспективных потерь. Кто-то из них закусил удила.

Пофигу чужих детей, раз потери неизбежны так и так, – приоритеты их страны, точнее, одного диктатора и сподвижников по застолью, выше. Они настолько важнее, что другие прочтения просто не рассматривались. Именно этим определяются условия диктатуры. Кстати, в точности по такому сценарию проходило нападение Москвы на независимую республику горцев: компиляция на русском ТВ, очень уверенная в своем праве мыть овцам мозги – массированная подготовка, обработка сознания населения – психоз и истерия по всем информ-каналам – искусственное создание повода – оккупация. Только с одним очень существенным отличием.

Тогда они были очень уверены в себе и в том, что что бы они там, там и там ни сделали, им все можно. Я хочу сказать, что по общему комплексу реакций и анализа их восприятие в мелочах повторяло смертников: было идентично ему.

Повторяю еще раз: с точки зрения формальной логики они не только оказались на высоте, они попытались сделать главное – проявить далеко идущую предусмотрительность. Чем, в общем-то, надо было заниматься раньше. Приоритеты их большой страны так и остались нетронутыми. Никто этого так и не заметил, но они даже не вздрогнули. Всем, понятно, сегодня не до формальных логик. Я допускаю даже, что все это хорошо понималось и другой стороной тоже. Выдвижение требований вроде приведенных в обстановке, сходной той, говорит о воссоздании теоретической комбинации, в вероятность которой сами больше они уже не верят.

Что примечательно: ничего из подобных интроинспекций ни на одном канале информационной паутины Москвы не было – что было, только бесчисленное повторение одних строго отобранных для 9-ти часовых поясов оборотов: «терроризм», «бандформирования» и «боевики», снова, снова и снова. Причем – и это самое важное – в изложении руссиян и Москвы по хорошо понятным причинам ни один из оборотов не был связан со здравым смыслом. «Терроризм» без причины, «бандформирования» без причины, «боевики» без причины.

Хороший психолог задаст вопрос: как должно воспринимать подконтрольное население реальность, когда согласно навязанной идеологии она, реальность, регулярно взрывается – без причины?

Конечно, очень скоро последовали длинные сытые рассуждения с попыткой подсунуть под реальность свой суррогат, каждый раз удивительно выгодно отвечавший официально принятой идеологии, но он был интересен только им самим. Они без тени смущения его даже Западу пытались продать, чисто по инерции, уверенной рукой переложив проекцию собственного подконтрольного поголовья на восприятие свободного мира. Результат легко можно представить.

Всякая вооруженная борьба, если она не достигает цели, рано или поздно вырождается. Все-таки прошло больше десяти лет, тоже надо учесть. Президенту пней нечего больше терять – и горцам нечего больше терять тоже: в уравнении вроде данного обычно остается не много места для дипломатических решений. Я могу только повторить еще раз, что говорил уже раньше. Выбирая себе на крышу то, что они выбирают, они сами напрашиваются на неприятности.

– Может, они непримиримые поклонники больших неприятностей, откуда ты знаешь.

– Что я и пытался доказать. Поэтому все, что тут требуется, сделать так, чтобы свое настоящее они не делали настоящим кого-то еще.

– Такие события. Борьба миров. Москва приходит и неторопливо делает из целых этнических культур удобрения под свои приоритеты. Русская диктатура насмерть противостоит любым попыткам построить что-то, отличное от ее вонючих ценностей и окровавленных горизонтов. И только тут всем пофигу.

– Не то чтобы пофигу. Просто каждого уперли в один угол. Сейчас они плачут: «КГБ превратилось в диктатуру». А мне смешно. Спрашивается, а чего вы ждали?

– Да, спросить бы, на что они рассчитывали. Вопрос на миллион в долларах.

– Повстанцы их прямо на коленях упрашивали пойти на переговоры, о чем вообще никто не думал, что такое возможно, просто уже поняли, что им конец. Когда Лебедя грохнули вместе с вертолетом, они сумели даже найти у них в Москве еще какого-то постороннего посредника-чеченца с пятью дипломами и десятью учеными степенями – но Совок с московским президентом ведь образцы несгибаемой воли. Они не знают компромиссов. У них же миссия всемирно-исторического освобождения многострадального русского народа от недостаточно правильных фамилий, им же нужно остаться в истории примерами стойкости и умения доводить решения до конца, их просто так не сломить, они мужественно готовы выдержать любые испытания и закопать столько, сколько нужно, они уперлись попугаем: «Будем отстреливать…», «Будем отстреливать…», «Будем отстреливать…», «Будем отстреливать…». Все сепаратисты должны были вздрогнуть. Здесь как раз случай пресловутой русской истероидности в национальной характерологии, когда руководствуются не соображениями практического дела, а «как он будет смотреться со стороны». Я не могу, конечно, претендовать на полную исчерпанность гносеологии, но по-моему, тут и должно лежать то неискоренимое их отличие от трезвого и холодного разума Запада. Я к тому подвожу, что не оставалось больше ничего, кроме методов шоковых терапий.[6 - Дэвид Саттер, американский журналист (Financial Times, The Wall Street Journal), построил на этом сюжете несколько книг. По словам The Guardian, Саттер (David Satter) – единственный из западных журналистов, кто со времен холодной войны был экстрадирован из Русской Федерации, и последний из оставшихся в живых пяти журналистов, кто выдвигал обвинения о прямой причастности государственного аппарата и его руководителя к терактам ввиду отсутствия повода для начала Второй войны против республики горцев и захвата их территории. Причины депортации оставлены без объяснений. (Wikipedia) То, что после Хасавюртовских соглашений президент руссиян перестал спать, было видно даже по его лицу. Лишь в этом ключе нужно понимать фразу руководителя п.н., с замечательной решимостью произнесенную с экрана и бесчисленное множество раз повторенную его информационными каналами, что «мы не вступаем в переговоры с террористами». Смысл здесь все тот же, что и у думков от правительства п.н., после Хасавюртовских соглашений утерявших нормальную дикцию. Не допустить саму возможность переговоров.]

– Вздрогнули почему-то совсем не они.

– Он же ведь только раздает туда-сюда распоряжения, он ведь ничего не видит дальше своих желаний, сидит в мягком кресле и только пишет чужие бумажки с нулями. Он же сам не видит холмы своих достижений, ему-то что с его Москвой. У него же московских мозгов не хватает представить, на что его достижения похожи. Дело даже не в том, что ему показывают только исключительно реакцию горцев на действия оккупационных войск, – он просто не хочет видеть ничего больше. Все же понимают, что он не может сейчас вот просто так оторваться от своего полированного кресла и при всех признаться у всех на виду: «Виноват. Обделался. Ошибся. Да, признаюсь. Бывает, ничего страшного. Занимайтесь своими делами. Горцев мало – Москвы много, ей можно. Переверните свою неудачную страницу и забудьте». Что интересно: та настойчивость, нетерпимость и непреклонность, с какими их президент напирал только на такой сценарий событий, на деле объяснялись вовсе не горячей жаждой восстановления справедливости и даже не чтобы широким жестом показать всем, как они умеют держаться раз данного слова и какое оно у них твердое – они заняты отстреливанием последних очевидцев их планетарного провала и их собственных преступлений. Так убирают свидетелей. Их подсознание надеется, что так им потом станет легче.

Основание для такой их замечательной непреклонности совсем простое: как это принято в русских исторических традициях, зло героическими русскими усилиями опрокинуто, втоптано и жалобно упрашивает смягчиться – «о безоговорочной капитуляции». Тут уже только один шаг до карающего меча всемирно-исторической справедливости. Согласно их сюжету, меч справедливости не знает жалости. И так далее. Но грязное то пятно – и это нужно кому-то сказать отдельно – останется не только на одном московском президенте с Москвой, а на всей пн. Уверен, они это легко переживут. Одним грязным пятном больше, одним меньше – ничего нового.

– Я все думаю – я когда смотрю на их успехи, передо мной все чаще появляется одна и та же картинка, что теперь совсем недалеко уже до того дня, когда на свет извлекут длинные, все бесконечные их кадры с покойниками и траншеями и без комментариев, просто так, день за днем начнут проворачивать по всем ТВ – с одинаковым посвящением русским и их отечеству.

– Только чтоб не у меня. Они трудились – вот они пусть культурно и отдыхают.

– Долгий же им предстоит отдых.

– Один мужик мне говорит, негромко так, с сердечным смыслом, как будто это от меня зависит: «Веришь, я как большой праздник, как Новый Год жду, когда он оторвется от дел и пойдет отдохнуть». За подотчетный период правления последнего русского правительства благодаря усилиям его и их президента было закопано столько людей и сожжены такие холмы денег, что до сих пор нельзя узнать, сколько же именно. Вряд ли бы это скрывали, если бы скрывать было нечего. Их президент задействовал все земли и небеса, убедив все без исключения этнические домены Восточной Федерации, насколько исторически необходимы им эти покойники и как жизненно важно им его войны оплачивать. Удивительное дело, только уважаемый господин президент почему-то сам не торопится вести там свою миссию всемирно-исторического освобождения русского народа и нефтяных залежей с автоматом в руках и, напротив, собирается жить долго и хорошо. Как именно хорошо – почему-то, в отличие от всех президентов других стран, так же узнать до сих пор никто не может. Мне кажется, любого нормального человека со стороны должно раздражать, глядя, как он хорошо стоит под камерами рядом с Бушем и приятно рассказывает о достигнутом.

– Мы тоже в мавзолее его видели. Горцев тоже мог бы хорошо понять? В смысле, нечего терять?

– «Республика – это тот идеал, что нес на себе свет великого прошлого; и то сокровище, защита которого составляла задачу жизни и по утрате которого жизнь теряла смысл». Был такой непревзойденный образец добродетели в республиканский период Древнего Рима, Катон Младший, так это про него. Не уверен, что все горцы тянут на образец добродетели, но любой представитель культуры Запада понял их сразу и без пояснений. Что было потом, со стороны сильно напоминает реакцию людей в состоянии сильного стресса и в ситуации, далекой от нормальной. Так, наверное, тоже нельзя сказать, понятно, что ситуация не могла не быть для смертников стрессовой, я лишь хочу показать, как то же самое выглядело на взгляд постороннего. На выход подобной ненормальной ситуации из-под контроля практически все люди с параметрами активных программ выживания, если им перекрыть все выходы и не оставить совсем никакого выбора, в определенном отрезке времени реагируют одинаково: «Плевать…» В этологии то же поведение у животных носит название критической реакции. И только такое поведение особи тут является нормальной реакцией здорового жизнеспособного организма – отдельной особи или этнической культуры.

Это совсем не относится к области истерической реакции, ее, что уже действительно редкость, нельзя отнести даже к чеченским женщинам, двумя автоматными очередями встречавших русских «освободителей», как только те входили к ним в дом, аккуратно избегая зон бронежилета (если верить германской «Allgemeine Rundschau». Или «Allgemeine Zeitung» – я в них не разбираюсь, там все в готике.). Как то же самое называется на языке русских – весь мир уже оглох слушать. Это в ответ на удивление русских боевиков, что «я в ниво пападаю, а тот ни падаит». Любой физиолог скажет, что предельная форма стресса действует как сильный анестетик.

– Вот, елки, проблема. Как раз по этой причине умные люди придумали серию не из одиночных, а дублирующих выстрелов.

– Иначе говоря, можно допускать, что первоначально та «шоковая терапия» для русского правительства, которое не скрывает своего принципа идти на переговоры и «диалоги» только с теми куклами, которых само же ставит, откроенно издеваясь над горцами и просто над здравым смыслом, в действительности не предполагала никакого вреда детям – ситуация вышла, точнее, была выведена из-под контроля. Но можно, конечно, этого и не допускать. Любой представитель сравнительной этологии скажет, что как бы информ-структуры приоритетной нации громко ни уверяли Запад, разрушить ту занесенную в гены программу реакций взрослого на присутствие испуганного ребенка без того, чтобы не разрушить притом функции других сигнальных/воспринимающих систем и систем жизнеобеспечения, нельзя.

Так любимое официальными каналами руссиян сравнение относительно «зверей» здесь проходит плохо. У зверей как раз реакция тут однозначна. Любой павиан бросится в воду за чужим детенышем своего вида. Чтобы быть более убедительным, им нужно говорить точнее, каких именно животных они имеют в виду, потому что с равным успехом то же применимо и к пн. Я хочу сказать, что с появлением у Кормушки последнего русского правительства была пройдена точка обратимости – наступила фаза необратимости процесса: никто еще не знал, а школа и остальное уже ждали впереди, как месяц на горизонте.

– Так и запишем. В самом лучшем углу стены.

2

– Ну да. Садятся за стол, тоже плотно отужинав, кладут на сюжет с достаточно нерусской планетой достаточно русское наименование для нового героя (герой, по традиции, молодец, а в минуты особенной сердечной устроенности охотно и без акцента будет говорить сам с собой по-русски). Скажем, герой отправляется со всё той же известной миссией на какую-нибудь другую планету, совсем темную. Планета та по темности своей, конечно, еще пока далека от того, чтобы строить себе космос не на костях концентрационных лагерей, а на… Ну, не важно, на чем-нибудь. Тот герой, ясно, засучив рукава, принимается над своей миссией работать. И работает он над ней так, что трупы после него выносят непосредственно в братские захоронения – всё согласно устоявшейся традиции. Как можно было предположить сразу, миссия от полноты чувств заканчивается поножовщиной. И вкратце расстановка: герой, без акцента бормочущий в короткие периоды отдыха на «приоритетном» языке. И у него всемирно-историческая миссия, уже на другой планете. Попробуй предсказать примерный успех сюжета и его создателей в «приоритетной» среде. Называется шедевром нового времени. «Как непросто быть господом» (или как-то так, но точно – не: «Как трудно быть аллахом»).

У «приоритетных», ясно, от счастья начинается недержание и настолько отнимается способность к связной речи, что они даже хором дружно забывают этническую принадлежность авторов (tip: это не гунны).

Ну, ясно же, что никакую серьезную нацию ты на такой сюжет не купишь. Не говоря уже о том, чтобы сбывать ей потом свой сюжет многомиллионными тиражами на протяжении целых десятилетий. Но вот тут-то и начинается самое интересное: сюжет, построенный на как бы сердечной боли и надрывной борьбе с «серым фашизмом» на какой-то отсталой нерусской планете, вдруг удивительным образом легко и просто начинает работать уже на абсолютно реальный фашизм на абсолютно реальной планете – уже здесь.

Я даже расскажу, как там у них решается проблематика алкоголизма, предмет особенного беспокойства миссии: решается она интересно. Отправляя кого-нибудь на отсталые планеты, начальство с «Земли», – как можно догадаться, уже к тому времени целиком и без акцента перешедшей на русский как приоритетный и обязательный для всех народов язык общения, – снабжает того особенными таблетками, чтобы когда если много выпьешь, то чтобы потом без похмелья. Словом, реалии светлого приоритетного будущего. В общем, благослови, фюрер, русскую фантастику.

– А потом попробовать сделать все то же самое, только поменяв имена и лингвистику на, скажем, эстонские и башкирские. «Самые читаемые тиражи в стране…»

– Как раз об этом и речь. И процесс зашел уже настолько далеко, что без хирургического вмешательства, причем немедленного, сделать ничего нельзя. Хуже всего, что речь идет теперь не просто об их идеологии – «была та, стала другая», – речь идет о преднамеренном, абсолютно сознательном форматировании чуждого им сознания, причем на уровне популяций поколений.

Без этой заданности для всех формата русификации сознания, без определения приемлемости стандартов в их стране было бы невозможно убедить девять часовых поясов, что умерщвление такого-то числа детей на нужды сохранения единого куска ресурсов для какой-то точки географии, купающейся в благополучии, – «это плохо, но нормально».

Говоря коротко, их миссия – сделать весь мир достаточно русским. А в перспективе, как это в сочных образах попытались показать всем оба их мыслителя, понятно, и уже непосредственно всё прилагающееся мироздание во всей его целокупной данности.

Это было бы забавным, если бы на том они не проектировали концентрационные лагеря для других. Не пробовали бы строить на их костях свой космос и умерщвлять десятками тысяч детей.

Попросту чуждую среду они делают удобной для своего обитания.

Естественным образом то, что мало соотносится с данной их миссией, составляет категорию препятствий.

Другими словами, всё, что издается, всегда делается у них в строгом соответствии с их идеологией: чисто в ключе приоритетной нации – в соответствии с идеологией религиозно-политической. То, что, в общем-то, во всех странах Запада запрещено законом.

– Среда обитания. Если все дело действительно в этом, то биология развития нам не оставила выбора.

– Делюсь личными наблюдениями этолога. От пней воняет концентрационными лагерями. Мне не верят, но ведь от фактов избавиться трудно. Говорят, запах канализации и слесарных работ. Просто кто-то принимает душ реже обычного. Я мог бы принять такое объяснение, но как тогда объяснить, что тот же неистребимый слабый запах преследует их потомственных офисных работников? У них у всех что, хобби – канализационные работы?

– Может, по этой причине так популярен одеколон. Пройти близко невозможно.

– Мне переслали один рассказ из того самого журнала русской фантастики. Все-таки «русским людям будущего» предстоит еще много поработать, много больше, чем они думают, следует признать. Чтобы понять что зачем, нужно пересказать начало сюжета. Автор, ясно, как положено – лицо национальности и по какой-то водоплавающей специальности. Турист, кто-то там в какой-то конторе в том самом городе Эс-Петербурге, где режут иностранных студентов и цепями забивают насмерть на горке детской площадки чужих малышей. Ну, примерно уже можно сообразить, что там зачем. На самом деле все не так просто.