Граффити любви

– Лучиана, мы уже мертвы? – с ужасным акцентом, но на русском проговорил отец.

– Па, тебе ведь больно, а на том свете больно не бывает. Мы в Махачкале.

Он, наконец, выдохнул и еще раз осмотрелся. Палата была стерильной. От белизны и неонового освещения глазам было неприятно. Приборы и проводки тянулись от груди и рук моего отца.

– Дочка, это ведь ты убила террористов? – осторожно проговорил мой папа, не выпуская моей руки из своей теплой ладони. Я присела теперь на край его больничной койки.

– Папа, да. Твоя дочь – убийца, – немного неуверенно прошептала я, а потом чуть громче добавила, – но Никита говорит, что я спасла больше жизней, чем отняла, а значит, вроде как, убийцей не считаюсь.

– Лучик, я бы и сам их убил, но они оказались быстрее. Я восхищен тобой, моя маленькая героиня.

Я вдруг почувствовала слезы на своих щеках, и папа заключил меня в объятия. Его тепло так успокаивало всегда. Рядом с ним я могла позволить себе быть маленькой слабой девочкой, которая нуждается в утешении. Я могла потерять его и Ника, и Катю, и ребенка, и свою жизнь. Осознание пережитого медленно возвращалось, и сейчас объятия отца помогли взять себя в руки.

– Тише-тише, Лучик. Тебе нельзя расстраиваться, подумай о ребенке, – отец слегка отстранил меня, и я всхлипнула, но уже успокаивалась. – Родители, вероятно, очень волнуются. Мы не прилетели вовремя, и нас наверняка все потеряли. На самом деле у меня много родственников. Дяди, тети, двоюродные братья и сестры. Нас собирались встречать очень не маленькой делегацией, и наверняка всех на уши подняли.

– Твой телефон, он у меня в сумочке. Сейчас, – я вытащила его, но он был разряжен. Не удивительно, ведь столько времени прошло. – Мой зарядник ведь подходит к твоему телефону, папа?

– Я не знаю, наверное. Ты знаешь, чувствую себя таким разбитым.

– Тебе пришлось перенести операцию, но сказали, ты будешь жить. Нужно время для твоего восстановления.

– Еще как буду. Нет, я не оставлю свою дочь, тем более в таком интересном положении.

– Ты про ребенка? Папа, я все еще Нику ничего не сказала.

– И как тебе удается это скрывать с твоим-то токсикозом? Вся в маму. Она тоже очень тяжело ходила, когда носила тебя под сердцем.

– Папа, да пока удается. На фоне всеобщих потрясений не до признаний, – неожиданно в палате появилась медсестра и тут же приступила проверять датчики. Что-то записывала. Поставила необходимые уколы, а потом удалилась.

– Похоже, мы тут задержимся на какое-то время. Тебя недели две точно продержат, а я тебя не оставлю. Так что придется сообщить нашим родственником, что мы в Махачкале, но сейчас все в порядке, и я буду ухаживать за тобой, пока ты не поправишься.

– Никите нужно в Штаты возвращаться. Он мне еще в Брянске об этом говорил. Думаю, тебе нужно последовать за ним.

– Исключено, папа. Ник в порядки и пусть едет, а я с тобой останусь.

Я понимаю, что планы у нас изменились, но ведь говорят же «Хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах на будущее».

С папой я пробыла до вечера, и когда он уснул, решила набрать номер телефона Никиты.

– Лучиана, как папа себя чувствует? – отозвался Ник.

– Лучше, но скорее всего мы тут останемся на какое-то время.

– Да, я понимаю, Лучик. Ты сможешь спуститься на первый этаж? Поговорить нужно. Я ждал, что ты мне позвонишь. Не хотел мешать тебе и твоему папе, но мне, правда, очень нужно с тобой поговорить.

– Сейчас спущусь, – я отключила телефон и поспешила в сторону лифта.

На первом этаже было достаточно безлюдно, и я заметила Никиту. Он стоял возле окна с телефоном в руках. Разговаривал он на английском, и его голос был серьезным. Вероятно, у моего учителя все-таки возникли проблемы на работе, как и говорил мой отец.

Заметив меня, он улыбнулся, и я шагнула к нему ближе. Чувствовала я себя сейчас вполне не плохо. По крайней мере, так мне казалось.

Никита отключил свой смартфон и окинул меня внимательным взглядом.

– Папа-то может и в порядке, а ты что-то совсем неважно выглядишь, – и в этот момент я увидела черные круги перед глазами и потеряла сознание.

Очнулась я на мягком диване. Резкий запах нашатырного спирта ударил в нос. Медбрат и Никита смотрели на меня, а в руках моего учителя были документы, медицинские, мои, из моей сумочки.

Ну вот, без лишних слов было понятно, что Ник все знает и сейчас разговор будет не таким уж и приятным. Вот такой взгляд Никиты я знала. Он словно говорил: « Ты попала, детка. Сейчас я устрою тебе допрос с пристрастием».

– Спасибо за помощь, думаю, дальше мы сами справимся. Верно, Лучик? – я неуверенно кивнула, и проводила взглядом медицинского работника. Очень боялась сейчас наедине с Ником остаться, а мужчина в белом халате отстранился, встал и, одарив меня загадочной улыбкой, поспешил удалиться.

Никита сел рядом со мной и сначала с шумом выдохнул, а потом многообещающим взглядом на меня посмотрел.

– Лучик, и почему я узнаю, что моя девушка беременна от врача, а не от тебя? Да, и еще, я дозвонился нашему брянскому доктору. Ты еще тогда все знала. Отравление, гемоглобин снижен. У нас малыш будет, Лучик, и ты молчишь. Почему молчишь? Неужели хочешь по-тихому избавиться от него? – вот последние слова как ножом по сердцу резанули, стало больно. Хотелось даже ударить Никиту сейчас, но я сдержалась. Отчасти ведь сама виновата в том, что такие мысли поселились в его голове. Но все равно неприятно такое услышать.

– Никита, будешь мне всякие гадости говорить, вообще ничего не скажу, понял, – довольно враждебно выпалила я, и Ник сразу ретировался. Теперь он осознавал, что я беременна и вероятно делал скидку на гормональные скачки и прочие неожиданные проявления моего и без того непростого характера.

– Хорошо, я молчу. Но я жду объяснений, – более спокойно проговорил Ник.

– Я хотела сказать, но не было подходящего момента.

– Ну, так что, сейчас момент подходящий? – Никита был взволнован. Вероятно, он даже не знал, что сейчас сказать, и его взгляд снова был внимательным.

– Ты теперь знаешь. Что ты еще от меня хочешь? Я собираюсь родить этого ребенка. Правда, я не так хорошо переношу беременность, как Дакота, но это у всех ведь по-разному происходит. Ни про какой аборт я не думала, честно.

– Иди сюда, – Ники притянул меня к себе, и я ощутила прикосновение его губ к щеке, потом ощутила жаркий поцелуй. Мой учитель действовал на меня исцеляюще. Сердцебиение участилось, и я даже захотела есть. Я не хотела прервать поцелуй. Предоставила Нику самому решать, когда остановиться.

С помощью поцелуя он показал, как счастлив, как любит меня и желает ребенка. Слова оказались не нужны. Ник, наконец, отстранился, и я готова была раствориться в его глазах, которые дарили тепло и любовь.

– Ник, папа сказал, что тебе нужно вернуться в Штаты.

– Ах да, это так, но я понимаю, что ты хотела бы остаться здесь до выздоровления отца и пытаюсь как-то решить эту проблему.

– Не решай. Надо ехать, поезжай. Я останусь с Дакотой и папой. Все будет в порядке.

– Я вижу, в каком ты порядке. Токсикоз, беременность, не могу я сейчас тебя оставить.

– Можешь. Я еще раз повторяю. Ничего со мной не случиться. Решишь все свои проблемы и приедешь, ну или я к тебе приеду. Там решим, как лучше поступить.

– Лучиана, ты снова хочешь избавиться от меня?

– Ой, да не хочу я от тебя избавиться, но и не захочу, чтобы ты из-за меня разрывался. Буду звонить каждый день, обещаю, а то, что голова закружилась, так это от волнения. Тебя же увидела, – Ник улыбнулся, а потом его голос снова стал серьезным.

– Грачева с собой заберу. Он мне тоже нужен.

– Забирай. Дакота хотела отдохнуть в Италии. Будем ждать вас во Флоренции.

– Поеду, если согласишься замуж выйти за меня по приезду.