Кмель

– Ваша фамилия не Суворов? – зачем-то спросил я, хотя ещё недавно дал зарок не ввязываться в дебаты с призраками прошлого.

– Ага, – сказал Баклажан, – Именно что. Наполеон, конечно, лучше, особенно, если коньяк! – Он многозначительно покосился на мой карман, куда я убрал кошелёк. – Я, вроде, вас помню… Вы в школьном театре Омлета играли.

– Гамлета, – поправил я, сетуя на свой поганый язык.

– Ну да… Пить или не пить… Я в шестом тогда был… В выпускном… Короче, спрашивайте про что хотите, только имейте ввиду: все вопросы платные.

– Я что, так похож на Деда Мороза?

Сказал и понял, насколько моя светская фонетика скудна и неуместна в сравнении и с его изумительным звукорядом!

– Да-а, – со вздохом резюмировал сиреневый, – измельчал народ! А ещё Гамлета играл!

Тут он картинно высморкался в ладонь и насухо её облизал, после чего на мгновение превратился в Сашку Суворова, известного в нашей школе под кличкой «Сашка-Соплежуй». Интересен был парень тем, что являлся автором уникальной теории, основанной на процессе циклического перемещения воды в биосфере Земли, спроецированного на жизнь отдельного человека. Звучало это как «Круговорот соплей в человеке». В качестве доказательной базы Сашка предъявлял своё собственное существование, месяцами напролёт питаясь исключительно отходами жизнедеятельности организма и демонстрируя при этом прекрасные жизненные показатели. Эксперимент был признан состоявшимся и неизвестно, к чему бы в конечном итоге привели Сашкины изыскания, если б в один прекрасный день юного вольнодумца не отправили в психушку.

Думал, Сашка так просто не отстанет, но нет, воспринял расставание спокойно. Ещё и приятно порадовал на прощанье.

– Это ведь ваша мать английскому учила? Классная она была женщина, блин, лучшая училка всех времён и народов! Так что поклон ей от всей грядки! Мы с ней даже как-то в «очко» резались. Не рассказывала? Я трёшку поставил, а она – выученный урок. Презент Континиос. Пришлось учить. До сих пор помню. Are you having a shower or brushing your teeth? No! You are studying English now! Из всей грёбанной школьной программы только это и помню, представляете!

Ну что мне делать? Пришлось утроить гонорар!

Я ушёл очень далеко, за это время он мог спокойно добежать до ближайшей пивной и восстановить там свои силы для новых сражений с суровой действительностью, ведь Сашка-Баклажан неожиданно стал обладателем целых трёх сотен! Но он этого не сделал. Он просто врос в землю и печально смотрел мне вослед, словно гриб, взирающий на спину прошедшего мимо грибника!

Ещё пять минут назад я не знал, что буду делать дальше. А вот теперь знаю, спасибо парню с пилой!

От остановки до южных ворот Центрального парка имени поэта Маяковского было совсем недалеко, люди, жившие в этом районе, понятное дело, с удовольствием использовали эту близость себе во благо. Летом пешие прогулки по скрытым тропкам и лазание по холмам, зимой – лыжи и коньки. Сверх того – бесконечные народные увеселения к датам и без. Наша семья не была исключением, напротив – родители принадлежали к числу наиболее активных пользователей, мы с сестрой знали в парке каждое дерево, каждый куст, каждую выбоинку в ступеньках каменной лестницы, сооружённой ещё в послевоенные годы. Были тут у нас, разумеется, и тайные места. Тайные, как нам казалось. Вот один из таких тайников я и собирался посетить, прежде, чем туда доберётся парень с пилой.

Память человеческая по моим наблюдениям вовсе не так линейна, как это принято считать. Моя – так уж точно. Взять всё тот же парк. Его образ для меня абсолютен и неизменен, он никак не менялся в моём восприятии с момента, когда я попал туда впервые. Даже музыка, доносящаяся до меня вот в эту самую минуту, всё та же. Я не представляю, например, что это мог бы быть какой-нибудь репер Хаски или Imagine Dragons. Как совершенно немыслим для меня вид центральной аллеи без её лестниц, лавок, елей-близнецов, украшенных избыточной иллюминацией, фонтана Дружбы и памятника Маяковскому. Допустить себе, что в Парке что-то поменялось, это как представить, что на сосне выросли листья, а на берёзе – хвоя. А это значит, что стоит мне только спуститься к молочной реке с кисельными берегами, преодолеть мосток, где утром рано повстречались два барана и прошлое для меня тут же обретёт черты настоящего. Или наоборот. В данном случае это не имеет никакого значения.

Это первое. И второе, что связанно непосредственно с этим местом. Тайник, который я намерен был раскрыть в ближайшие минуты, был сооружен в период моего детства и с тех пор я там ни разу не был. Ну, то есть, сам парк посещался мною исправно и во время учёбы в школе, и в институте и потом, когда отбывал практику в Инспекции охраны окружающей среды, короче, до того самого дня, пока я навеки не покинул «свой город, знакомый до слёз». И вот что удивительно, за всё это время у меня ни разу не возникало желания посетить полузаброшенный Сад Камней, где мы с сестрою, когда мне было десять, а ей восемь, спрятали наше эпохальное послание потомкам. Мы назвали его «Манифестом Духов Парка». Сад этот находился в глубине леса и на сад походил мало. То было место, куда не хочется возвращаться. Вполне возможно, что эта свалка строительных отходов получила своё романтическое название как раз благодаря мне, сестре и таким же непоседам, любившим забираться в самые отдалённые уголки Парка.

– Мы – дети кривых сучков и трухлявых пней, – сказал кто-то из нас. – Мы – Духи Парка!

Почему же, спросите вы, я вспомнил про этот заброшенный пустырь именно сегодня, по прошествии стольких лет? Может, потому, что увидел того, к кому был обращён наш пламенный призыв – парня с пилой?

Прохладный сентябрьский ветерок начал потихоньку выветривать из меня хмель, захотелось добавить. Я не был алкоголиком, но в редких случаях позволял себе немного расслабиться, правда «немного» у меня не получалось и обычно такие «расслабоны» имели самые тяжёлые и весьма предсказуемые последствия. Например, уход жены. Или увольнение «по собственному». Или… Да мало ли…

Неподалеку от входа в Парк находился продуктовый магазин, на моё счастье, там теперь сделали ещё и пиццерию, где я заказал пятьсот коньяка – для себя и пиццу – для уток. Не покормить уток под «бараньим мостом» во все времена тут считалось дурным тоном. Бывало, мы с сестрой за раз вываливали в молочную реку по целому мешку сухарей, что составляло половину месячной нормы всех хлебных запасов нашей семьи.

Коньяк пришёлся в пору, как костюм от хорошего портного. Многое из пережитого за последние часы показалось мне полной ерундой, вызванной комплексом неполноценности! Ну, уехал когда-то в поисках лучшей жизни, ну вернулся в поисках её же – и что? Просто смотри и радуйся – как похорошел твой город. Как вы оба, блин, похорошели! Что? Утки не будут пиццу? Ещё как будут! Утки, утки – га-га-га, есть хотите – да-да-да! Что? Гуси? Ладно, пусть будут гуси!

Но проверить, будут ли утки-гуси пиццу, мне не удалось по причине полного отсутствия оных. Пешеходный мостик был заменён на более основательную конструкцию, теперь тут свободно могли передвигаться не только пешие бараны, но и бараны за рулём. Река совершенно утратила своё былое полноводное величие и уже больше напоминала ручей. Что до кисельных берегов, то их наглухо забетонировали и установили там крытые беседки с мангалами.

Что ж, полфляжки у меня оставалось, придётся употребить пиццу на закуску. Будет вам, сударь, пикничок на обочине!

Позвонили, я только вошёл на территорию Парка. Сел на ближайшую скамейку, достал телефон. Звонила Валентина, напоминала, что в семь фуршет в кафе «Зелёный Шатёр», назвала адрес.