Наблюдая за Большой медведицей

Улыбка спала с её лица.

– Идем уже! – Кира хлопнула Юлю по плечу.

– Не трогай меня, животное! – вспыхнула Юлиана, за что тут же получила от Зайца ощутимый удар в бок. Между девушками завязалась потасовка. Дарьян с Эдкевичем кинулись их разнимать.

– Вы совсем с ума сошли? – опешил руководитель.

– Роман, им нельзя в один вагон, я же сразу сказала! – раздраженно заметила Элина.

В этот момент в конец состава прошло человек пятнадцать солдат с песней: «Здравствуй небо в сапогах!..» За ними торопились мужики и женщины сверхсуровой внешности, с большими сумками. Явно – вахтовики.

– Ну, думаю, теперь они не подерутся, – хмыкнул Валенов.

– Похоже, наши дамы с поезда либо в тюрьму, либо в роддом отправятся, – ляпнул Эдкевич.

– Язык бы тебе откусить за такие шутки, – покачала головой Кира. Элина поправила очки и ткнула парня локтем в бок.

Тощий поднял рюкзак, шагнул – рюкзак перевесил и парень упал на перрон. Лея, кинулась на помощь, но, пробегая мимо Дарьяна, стоящего к ней спиной, получила удар ладонью по носу – тот решил почесать спину и слишком широко замахнулся… Парень опешил, но все же пробурчал что-то типа извинений. Элина зло посмотрела на него и дала пострадавшей носовой платок. Между тем Тощему помог подняться Эдкевич. Но когда он решил поднять Мишкин рюкзак, то чуть не вывернул руку из плечевого сустава.

– Ты кирпичей в поход набрал? – прошипел Эдкевич. Тощий застенчиво пожал плечами и ничего не ответил.

А проводники уже открыли двери в вагоны. Загрузка прошла без приключений. Почти… Только в купе Роман обнаружил, что на полке присутствует рюкзак Могильникова без самого Могильникова.

– Где наш патологоанатом? – перепугался Роман, перепугав заодно и соседей по вагону. Проводник, между тем, закрыл подножку, поезд медленно тронулся.

– Смотрите, – воскликнула Элина. Все посмотрели в окно.

Могильников бежал от вокзала с ружьём в руках. Поезд набирал ход. Роман, Эдкевич и Элина устремились в тамбур. Суровая проводница уже собралась было закрыть дверь, как к ней кинулся Валенов и попытался уговорить ее немного подождать. Проводница не согласилась. Дама – очень немаленьких объёмов. Она встала перед Романом, как борец сумо – враг не пройдет! Но Могильников не растерялся, закинул ружье в еще открытую дверь, запрыгнул внутрь и сшиб женщину с ног. «Борец сумо» упал на бедного Валенова, придавив его необъятным животом. Рома сдавлено закряхтел, моля о пощаде.

Посадка в четырнадцатый вагон Юлианы и Киры прошла менее ярко. Но все же не без нервозности. Пока Юля шла к своей полке, фыркая и брезгливо уворачиваясь от торчащих с верхних полок ног, она все же несколько раз угодила в них лицом. Поэтому первым делом, добравшись до своего места, девушка крест-накрест брызнула парфюмом, потом перекрестилась сама, добавив: «Боже, убереги меня от чумы и холеры».

– Какие умные слова! Не тормози, проходи уже! – подтолкнула её Кира, – пробку в вагоне создала!

Юля обернулась, за ней действительно образовалась очередь из солдат и вахтовиков, которая тянулась до самого тамбура. Выражения лиц у граждан были такими, словно каждый из них уже держал наготове заточку…

Но вернемся во второй вагон, где ехал Роман Валенов. Здесь было полно детей. Огромное количество вечно плачущих и орущих карапузов от двух до 48 годиков и у каждого имелись свои проблемы. Тем, кому два – необходимо внимание. Те, кому пять – постоянно спорили друг с другом, чья машинка круче, у кого самый классный папа. Тяжелее всего было тем, у кого вместо трех веснушек на лице было четыре – с ними не хотели играть, и потому они ревели. От того что они ревели, ревели и те, кто был их младше. Мамы пытались успокоить тех, кто ревет. Их папы сбежали в вагон-ресторан. Те, кому за сорок лет не ревели, а орали на весь вагон, потому что никак не могли договориться, что лучше – карбюратор или инжектор? В итоге, большая часть группы Валенова ехала в орущем и ревущем вагоне. Плюс ко всему, ревела ещё и Лея, потому, что Миша не обращал на нее внимания.

Туристы собрались в одном купе, уселись на боковых местах. Никто не разговаривал. Все думали только об одном: «Когда же это все кончится!?». Ещё и Роман «успокоил», сообщив, что поезд прибудет на нужную им станцию «Курья нога» только в семь утра на следующий день. Значит, еще полдня и ночь им придется ехать под такой аккомпанемент. Могильников сбежал в вагон-ресторан – пить. Опять пропал Эдкевич. Сначала он пошёл за патологоанатомом, но по пути неожиданно пропал. С фотоаппаратом в руках.

В вагоне было жарко и душно, однако кондиционер не включали, впрочем, его и не было. Окна открывались лишь в двух купе, но там сидели бабушки с детьми, которым даже в жарком вагоне было холодно и откуда-то дуло, поэтому речи о том, чтобы их открыть и не заходило.

– Ребята, – наконец заговорила Элина, – раз время есть, давайте тогда нормально познакомимся?

– Я спать, – тут же произнес Дарьян с верхней полки, воткнул в уши наушники и отвернулся к стене.

Роман хлопнул ладонями по столу, открытая бутылка с водой упала на пол, вода вылилась.

– Виноват, простите, – извинился он и поднял бутылку.

– Спасибо, Роман Александрович, я даже попить не успела, – фыркнула Элина, – зачем вы по столу-то стучали?

– Хотел предложить пообедать… – развел он руками.

Лея зачем-то сдернула одеяло с третьей полки, где лежал свернутый матрас. Он, конечно же, скатился на голову Тощему, который сидел на нижней «боковушке». Мишка чихнул, все засмеялись. Лея поникла.

– Чего ржете, у меня аллергия на пыль! – завопил Худогубкин. Глаза его покраснели, Мишка принялся чихать каждые две минуты. Лея присела рядом с ним с виноватым лицом.

– Прости меня, – извинилась она.

– У меня в рюкзаке аптечка с лекарствами, кто-нибудь, достаньте, пожалуйста! – продолжал пищать Мишка, поминутно чихая и все больше краснея.

Рюкзак Тощего на багажную полку убирать не стали – он неподъёмный. Потому его положили под стол. Рядом сидела Элина, она и пришла на помощь Тощему. Девушка достала из рюкзака аптечку, вернее, достала огромный мешок, набитый таблетками и принялась доставать из него все подряд, выкладывая на полку между собой и Эдкевичем.

– Противозачаточные? – сразу заметил тот. Все посмотрели на Тощего.

– Это…Я… – замялся Мишка.

– А что, нужная вещь! – хмыкнул Валенов.

– Мазь от геморроя? – продолжал хихикать Эдкевич.

– Это на всякий случай! – занервничал Тощий.

Наконец, Элина достала таблетки от аллергии и кинула их Тощему. И вот ведь удивительные совпадения. Прямо в момент броска по проходу между купе шел парнишка с пластиковой баночкой, в которой была заварена лапша. Блистер упал прямо в бульончик.

– Извините! – поморщилась Элина, – я нечаянно! Куплю вам другую пачку.

– Купите, – спокойно ответил недовольный мальчишка в очках и всучил девушке испорченную лапшу, – сами и выбросите.

Девушка растерянно подержала в руках стаканчик, вздохнула, подняла глаза от лапши на Тощего. В этот момент Эдкевич щелкнул фотоаппаратом.

– Ты серьезно? – тут же перестала переживать и разозлилась Элина.

– Хороший кадр! – радостно ответил Эдкевич.

– Ты крышку с объектива забыл снять, фотограф, – усмехнулась девушка, и пошла выбрасывать банку с лапшой.

Между тем Кира с Юлианой сидели друг напротив друга и молчали. Юлин смартфон уже не ловил сеть, она скрестила руки, обиженная на своего Марка за то, что тот отправил ее к черту на кулички. Вдобавок ко всему на верхней полке начал храпеть сосед, а напротив, на нижней боковой полке бабулька читала книгу «Жулики Жюля Верна или сто подвигов капитана эмигрантов» и громко, раздражающе смеялась.

– Может, к ребятам сходим? Или чаю попьем, пока здесь никто не буянит? – предложила Кира. Юля отвернулась. Заяц вздохнула, взяла кружку и пошла за кипятком.

В течение дня туристы так и не смогли нормально пообщаться. Долгих стоянок не было, пришлось все время проводить в вагоне. Ревущие дети замолчали лишь к вечеру. Элина несколько раз пыталась втянуть всех в беседу, познакомиться, сыграть в карты, крестики-нолики, однако что-то постоянно ей мешало. То у Тощего глаза начнут чесаться, то у него голова заболит. То Лея заплачет из-за того, что у ее ненаглядного голова болит. В конце – концов, Эдкевич стал называть Худогубкина аптекарем, а Элину медсестрой. Валенов разглядывал карту, прокручивал маршрут в голове. Он постоянно бурчал под нос что-то, похожее на молитву и отворачивался к окну, чтобы плюнуть через левое плечо. Переживания довели Романа до того, что у него вновь обострился синдром навязчивых движений. Первым это заметил Эдкевич и предположил, что у руководителя началась «ломка».

– Дозу? – прямо спросил он у Романа. Тот выпучил глаза от возмущения. Но отвечать не стал, снова отвернулся к окну.

Могильников весь день провел в вагоне – ресторане. Выпил пива, съел тарелку солянки, зевнул, посмотрел на часы и, наконец, отправился, пошатываясь, в свой вагон. Находиться в общественном месте в нетрезвом состоянии запрещено, поэтому увидев полицейского, который шел в четырнадцатый вагон, Могильников задержал дыхание и резко «протрезвел». Пошел, как по линеечке. Он не пошатнулся, даже когда поезд резко мотнуло на стыке. Патологоанатом, что тут скажешь…

Но по какому же поводу полицейский шел в четырнадцатый вагон? Как вы помните, дорогие читатели, в вагоне, где ехали Кира и Юлиана, следовали домой и граждане, отстоявшие трудовую вахту. Несколько мужичков с красными лицами, изрядно выпив, стали приставать к девушкам. Полицейский шел усмирять дебоширов. Но когда он прибыл к месту событий, то увидел мужичков лежащими с вялыми лицами перед купе, где ехали Кира и Юля. Вагон молчал, все смирно сидели или лежали на своих полках.