Подземелье ужасов

– Все хорошо, – стала утешать она своего воздыхателя. – Успокойся. Бояться нечего.

– Есть! Есть! – не верил ей Вова, орошая соплями плечо возлюбленной. – Здесь опасно. Мы все умрем.

– Что бы здесь ни произошло, это было очень давно, – сказал Саша, но голос его так и сочился трусостью. Таня прижалась к нему, со страхом глядя на череп, что злобно скалился из темного угла, взирая на непрошенных гостей пустыми глазницами.

Цент провел лучом фонаря по стеллажам, заполненным банками с какими-то химическими реактивами, обнаружил шкаф, забитый бумагами, но не проявил к нему интереса. Его совершенно не интересовало, что произошло здесь много десятилетий назад. Он хотел знать только одно – как открыть треклятую дверь и выбраться наружу.

За лабораторией было еще три кабинета, все с мебелью, бумагами, но, к счастью, без покойников. Затем протянулся широкий коридор, который окончился лестницей, уводящей куда-то вниз. Цент осветил фонарем бетонные ступени, затем перевел взгляд на стену. Там висела табличка – «Без партбилета не входить».

– Спуск на следующий уровень, – сказал Цент. – Видимо, пульт управления дверью там.

Владик со страхом глядел на лестницу, уходящую в неведомые глубины, и леденящий ужас вползал в его тельце. Избитые линейкой ягодицы подсказывали ему, что там, внизу, что-то есть. Что-то, что отнюдь не мертво. Что-то такое, что сумело выжить здесь, во тьме и холоде, без воды и пищи, на протяжении десятилетий. И едва ли это люди.

– Давайте не пойдем туда, – пискнула Машка, нервно тиская ножны своего меча.

– Да, лучше не надо, – согласилась с ней Таня.

Цент покосился на девок, и спросил:

– А у нас есть выбор?

Выбора не было, и все это прекрасно знали.

– Идем! – отважно скомандовал Цент, и первым поставил ногу на верхнюю ступень. А затем резким движением сграбастал Вову за шиворот, и толкнул визжащего паренька вниз, во тьму. Тот покатился по лестнице, оглашая подземелье своим истошным криком.

9

– Что ты наделал? – в ужасе закричала Катя. – Зачем?

– Это вышло случайно, – ответил ей Цент, светя фонарем на лестницу. Вову он не видел, то укатился так далеко, что скрылся за бетонным перекрытием, но зато слышал. Юнец исторгал из себя стоны и всхлипы. Но не орал и не визжал, из чего Цент заключил, что там, внизу, его не едят заживо.

– От ведь мог покалечиться, – напустилась на Цента Таня.

– И, возможно, покалечился, – вставил дядя Гена.

– Зато покалечился как герой, – заметил Цент. – Видели, как храбро он бросился вниз по лестнице, какая отвага сверкала в его очах? Не каждый способен на такое самопожертвование.

– Помогите! – донесся снизу предсмертный голос Вовы.

Все они спустились по лестнице, и обнаружили героя у ее основания. Тот лежал на бетоне и дышал через раз. Катя тут же подбежала к нему и опустилась на колени перед своим подбитым воздыхателем.

– Как ты? – быстро спросила она. – У тебя что-нибудь болит?

– Все! – выдохнул Вова, и из его глаз полились слезы.

– Ты чудовище! – выкрикнула Таня в адрес Цента. – Посмотри, что ты наделал! Как нам теперь нести его?

– Суровые времена требуют суровых решений, – ответил ей Цент. – Вова проявил отвагу, первым бросившись вниз. Он не жалел себя, и мы не должны жалеть его. Избавим же героя от страданий.

И он потащил из кобуры пистолет.

– Отойди, – сказал он, обращаясь к Кате. – Я хочу даровать отважному Вове милосердное избавление.

– Нет! Нет! – заверещал Вова.

– Не вздумай! – взвизгнула Катя.

Вся их группа столпилась вокруг подранка, не позволяя Центу прицелиться.

– Мы сами о нем позаботимся, – заверил Цента дядя Гена.

– Он ведь будет нас тормозить, – произнес изверг из девяностых, не торопясь убирать пистолет в кобуру.

– Не буду! Не буду! – сквозь слезы закричал Вова. – Со мной все хорошо. Я только слегка ушибся.

Верные друзья подняли его на ноги. Вова мог стоять, держась за чужие плечи, но свои ноги так и норовили подломиться. Весь организм, которым он пересчитал удивительно твердые бетонные ступени, нещадно болел. Вова не знал, насколько сильно он травмирован, но все же старался улыбаться сквозь боль и изображать жизнерадостность. Чувствовал – ужасный человек только и ждет повода, чтобы избавить его от мук.

– Ну, хорошо, – сдался Цент, убрав пистолет в кобуру. – Вижу, Вова в норме. Чему, признаться, я страшно рад. Уже успел привязаться к нему. Он стал мне почти родным человеком. Что ж, идем дальше.

За лестницей тянулся длинный широкий коридор. В отличие от верхнего уровня, стены, пол и потолок в нем были обшиты листами металла. Здесь было заметно холоднее, чем на верхнем уровне, и Цент не особо удивился, выдохнув изо рта облачко пара.

Коридор тянулся вперед на полсотни метров, упираясь в металлический люк. Выглядел этот люк не менее массивно и несокрушимо, чем тот, что перекрыл им выход на поверхность. Никаких рычагов на люке не было, но зоркая Машка увидела на стене небольшой щиток, за дверкой которого оказалось две большие копки, красная и зеленая. Утоплена была красная, она, вероятно, закрывала дверь. Зеленая, соответственно, открывала.

– Интересно, механизм еще работает? – произнес Цент, поднося палец к зеленой кнопке. Они обшарили весь верхний уровень, и не нашли там устройства, отпирающего выход. Если они не сумеют открыть эту дверь, то можно смело впадать в отчаяние – выбраться из подземелья им вряд ли удастся.

– Ты уверен, что это хорошая идея? – быстро спросила Машка, прежде чем Цент успел надавить пальцем на зеленую кнопку.

– В этом подземелье я вообще ни в чем не уверен, – признался он ей. – Но мы должны открыть чертов выход. Я, между прочим, уже проголодался. С собой ведь ничего не взяли. Думали, тут и так полно еды.

Он зло посмотрел на дядю Гену, который сочинил историю о подземном хранилище консервов.

– В общем, идем до конца! – решительно произнес Цент, и утопил пальцем зеленую кнопку.

Секунд десять ничего не происходило, и Цента охватило отчаяние. Неужели механизм сломан? Или нет питания? Так или иначе, они обречены. Остается только вернуться наверх, где теплее, и продолжить сечь Владика металлической линейкой. По крайней мере, это занятие умиротворяло и позволяло отвлечься от мрачных мыслей.

Но тут раздался громкий щелчок, лягнули запоры, и огромный люк с противным скрежетом вкатился в стену, открыв им путь вперед. Цент просиял – удача благоволила им. Даст бог, уже скоро они окажутся на поверхности, под теплым летним солнцем. Цент заранее спланировал, чем займется на воле. Первым делом прикончит всех этих негодяев, заманивших его в подземную ловушку. Потом хорошенько перекусит. А завершит психологическую терапию неспешным поглощением трех баночек пива.

За дверью продолжался такой же точно, обшитый металлом, коридор, но продлился он недолго. Через два десятка метров он вывел их в большое и очень странное помещение. Когда лучи фонарей осветили его, всем членам объединенного отряда стало одинаково не по себе. Подземелье и так-то было довольно жутким, особенно с учетом населяющих его покойников, а тут еще такое.

– Господи! Что же это? – простонала Машка, и ее рука, держащая фонарь, заметно дрожала.

Все стены помещения были завешаны красными флагами и портретами пожилого усатого мужика. Этих флагов и этих портретов было так много, что в ином месте они наслаивались друг на друга.

На полу красной краской была нарисована огромная звезда, в центре которой стояла накрытая красной тканью табуретка. На табуретке покоился гипсовый бюст все того же усача.

Но не все это советское мракобесие ужаснуло коллектив, а человеческие кости, аккуратно уложенные кучкой вокруг табуретки-постамента. А тут еще Цент навел свой фонарь прямо на бюст, и все увидели, что он измазан чем-то темно-бурым. Возможно – краской. Или же засохшей кровью.

Цент еще застал прекрасные советские времена, и неплохо помнил их. Помнил, как вместе с родителями часами стоял в очередях за едой, которую выдавали в обмен на талоны. Помнил всю эту символику, которая под конец великого эксперимента не вызывала никаких эмоций. Красные знамена напоминали старые обои на стенах, отошедшие во многих местах, темные, грязные, со следами жирных пятен и каракулями, оставленными детской рукой. Эти обои уже нельзя было ни отмыть, ни обновить. Только сорвать и выбросить, заменив новыми.