Тёмный легион

Когда Цент с Владиком спустились со стены, возвратившийся дозорный как раз входил в ворота. Точнее, не входил, а вбегал. Владику стало нехорошо, когда он даже в темноте разглядел мертвенно-бледное лицо разведчика.

– Ну, что там? – быстро спросил Цент. – Говори как есть, ничего не утаивай. Знай, нас плохими новостями не проймешь. Мы храбры.

– Они идут! – простонал паренек, дико тараща огромные глаза, похожие на чайные блюдца. – Они идут сюда!

– Кто? – на всякий случай уточнил Цент, потому что идти могут разные.

– Мертвецы.

– Сколько их?

– Несметное полчище! Я никогда столько не видел. Их тысячи…. Боже! Нам конец!

Цент не позволил юному герою удариться в панику, и выдал ему отрезвляющую оплеуху. Силу, как обычно, не рассчитал. Дозорный, нокаутированный на месте, шлепнулся на землю, а Цент, переведя взгляд на Владика, сказал тому:

– Беги на стену, скажи, чтобы трубили тревогу. А мне нужно в одно место сходить. Пошел!

Владик бросился обратно, гремя латами и оступаясь на каждом шагу, потому что почти ничего не видел в своем шлеме. Цент же быстро пошел в темный угол крепости, где громоздились ящики с неким добром и бочки с горючим. Там, в укромном месте, был у него тайничок с сокровенным. Берег для особого случая, но когда услышал о несметной орде мертвецов, идущей на Цитадель, решил не рисковать. Кто знает, кому улыбнется воинская удача? Не хотелось бы пасть с горьким осознанием того, что припрятанное сокровище достанется кому-нибудь другому.

В надежно спрятанном тайнике хранился набор гурмана – большая банка черной икры и французский коньяк немыслимой выдержки. Цент планировал приберечь все это, а потом спокойно и с наслаждением потребить в гордом одиночестве. Вместо чего пришлось пожирать деликатесы в спешке, в условиях антисанитарных и хорошему пищеварению не способствующих. Черную икру засыпал в рот прямо из банки, коньяк потреблял из горла. У икры, как показалось, был какой-то странный привкус, но Цент списал все на нервы.

Владик взбирался на стену, будто на Эверест – Цент успел полбанки умять. Затем заслышал крики, а вслед за ними громко и пронзительно заиграл горн, созывая героев на битву с темными силами. И тут же захлопали железные двери, застучали сапоги и ботинки, и только что тихая и безмятежная Цитадель наполнилась сливающимися в однородный гул голосами. Цент понял, что мешкать не стоит, и ускорил процесс потребления. Банку запрокинул так, что икра хлынула на лицо, набиваясь в нос и глаза, посыпалась за шиворот и под ноги. Цент уже и жевать ее не пытался, глотал живьем. Наощупь нашарил бутылку, и когда последние зерна ссыпались в рот, отшвырнул банку и припал к горлышку, вливая в себя священный напиток.

– Где Цент? – зазвучали голоса защитников. – Где командующий?

– Мы его не видели.

– Уж не сбежал ли?

От прозвучавшего предположения у Цента коньяк пошел не в то горло, и гурман страдальчески закашлялся. Одно ему хотелось знать – у кого язык повернулся вслух подумать про него такое? Уж не принимают ли его за программиста? И нет ли резона провести показательный расстрел перед строем, пока битва не началась? Чисто так, для поднятия боевого духа, ну и в назидание прочим, не уважающим его, особам.

– Он вышел вместе с Владиком, – закричала Машка. – Владик знает правду. Найдите его.

– Нашли, – ответил девушке кто-то из бойцов. – Он тут, за пулеметом спрятался.

Цент спешно выбежал на свет, опасаясь, как бы Владика не начали пытать без него. Икра и коньяк тяжким грузом легли на брюхо, но зато душа была спокойна.

– Да тут я, тут, – крикнул он. – Что вы расшумелись? Уже нельзя человеку по нужде сходить. А Владика не трогайте, ему еще сегодня славной смертью падать.

Появление главнокомандующего заметно успокоило личный состав. Цент поднялся на стену, и уже здесь объяснил причину тревоги.

– Явился дозорный, сказал, что зомби идут, – сообщил он.

– Мы нашли дозорного, он без чувств валялся во дворе, – подсказали Центу.

– Сомлел со страха, но долг свой исполнил, – пояснил верховный вождь. – Всем нам пример.

– Но что он успел сказать?

– Да так, ничего особенного. Сказал, что идут мертвецы. Не очень много. Мы справимся. Главное, не бойтесь, братья и сестры. Деритесь до последнего, но один патрон берегите для себя, потому что лучше уж пуля в лоб, чем к этим нехристям в лапы попасть. Владик, где ты?

Несчастного страдальца подтащили к Центу, и стали жаловаться, что тот намочил патроны к пулемету.

– Ладно, ладно, не злитесь на него, – повелел Цент. – Вы ведь не знаете, сколь трудным было его детство, и через что он прошел.

– Владик страдал? – заинтересовалась появившаяся рядом Алиса. Она, как всегда, была во всеоружии, только вместо своей пестрой вязаной шапочки надела на голову армейскую каску.

– Не то слово! – всхлипнул Цент. – Вся жизнь его хождение по мукам. Все началось в детском саду….

Наговорить на Владика Цент не успел, потому что стали прибывать другие дозорные, и все докладывали одно и то же – мертвецы идут. Притом получалось, что идут они со всех сторон сразу и в большом количестве. Народ, слыша это, начал неизбежно впадать в паническое состояние, послышались горестные сетования, что смерть неминуема, кто-то даже назвал массовый суицид неплохим выходом из безнадежной ситуации. Цент понял, что боевой дух войска вот-вот упадет ниже курса национальной валюты, и тут же предпринял меры. Взобравшись на лафет зенитки, он выхватил шашку и прокричал:

– Братья и сестры! Страх, это естественно, но что за воин, если он не может обуздать его? Вы все герои, и нет средь вас программистов.

Кто-то после этих слов стал показывать пальцем на Владика, и говорить, что вот, дескать, есть один, но Цент уже продолжал.

– Ребята, – срывая голос, заорал он, – не Москва за нами! Не за чужого дядю, в Кремле засевшего, встали мы здесь, но за самих себя. Так же и предки наши вставали навстречу врагам могучим. Вспомните Ледовое побоище, где каждый русский ратник бился против сотни тевтонских рыцарей.

– Там, кажется, с ливонским орденом бились, – подсказал вождю какой-то умник. – И насчет численности….

– Молчи! – гневно прокричал Цент. – Вот такие, как ты, вашингтонские шестерки и брюссельские прихвостни, и пытались всю жизнь украсть у нашего народа великую историю. А история наша велика, братья и сестры. Вспомните Куликовскую битву, где каждый русский воин храбро дрался с тысячей монголов, сотней татар и пятнадцатью тевтонскими рыцарями.

Умник попытался открыть рот и что-то сказать, но Цент его упредил.

– Еще скажи, что и там тевтонцев не было, – крикнул он сердито. – Вот, выкормили вас, программистов, себе не голову, а что в благодарность? Только и знаете, что Русь великую помоями поливать. Но мы, патриоты, мы все помним. Помним, как возле деревни Фермопилы костромской губернии триста панфиловцев остановили войско Вильгельма Завоевателя, будь он неладен. Триста их было, а тех, других, миллион. И все же не дрогнули деды-прадеды, не побежали, и даже в штаны никто не навалил. Потому что были там не программисты, были там мужчины. Ну, и женщины тоже были, само собой, – добавил Цент, решивший избегнуть дискриминации по гендерному признаку.

– Соратники! – воскликнул Цент. – Грядет не просто разборка. Не то здесь решится, кому жадные коммерсанты будут за крышу платить. Сегодня живое и мертвое решать будет, кому владеть этим миром. Неужто дрогнем мы? Неужто дадим слабину? Неужто отдадим нашу землю каким-то тухлым нехристям? Скажу я вам так, братья и сестры: не будет этого! С божьей помощью да крепкою рукою покажем вурдалакам, кто тут хозяин. Сегодня мы отстоим свою Цитадель, а завтра очистим от темных сил всю нашу землю. Ну, что, будем сражаться, или ныть?

Войско, потрясая оружием, ответило Центу радостным ревом. Довольный вождь спрыгнул с лафета, ухватил за руку Владика, который попытался смешаться с толпой, а потом забиться в какой-нибудь укромный уголок, и пошел по стене, подбадривая бойцов лично.

– Прорвемся, ребята, не дрейфьте, – уверял Цент, хлопая бойцов ладонью по плечам. – Взгляните на Владика! Какая решимость застыла в его очах! Как он рвется в бой! Едва удержать могу.

То была правда – Владик несколько раз пытался вырваться из хватки Цента. План у него был прост как пять копеек – броситься со стены головой вниз, и, тем самым, быстренько очутиться в Вальхалле. Одно только тревожило Владика – что, если и Цент после смерти окажется там же? Это будет настоящая катастрофа, потому что с того света бежать уже некуда, и счеты с жизнью там не сведешь.

Разошедшиеся воины так громко шумели, что едва расслышали крик дозорного, что вел наблюдение за окрестностями через прибор ночного видения.

– Идут! – срывая голос, кричал паренек. – Идут! Вон с той стороны!

– Тихо вы, черти! – рявкнул Цент. – Чего разорались-то? Эй, на мачте! Что там?

– Идут! – проблеял дозорный. – Вон оттуда.

– И много их?

– Тьма тьмущая.

Не успели бойцы переварить новость, как заорал дозорный на противоположной стене. Оказалось, что и с его стороны наступала армия мертвецов. Эта новость заставила защитников притихнуть. Вся их воинственность резко сдулась и скукожилась, когда стало ясно, что численность противника очень велика.

– Что будем делать? – спросил у Цента Андрей. Машка была рядом с ним, держа парня за руку. Владик, видя это, лишь горько вздохнул. Даже умереть рядом с любимой ему не суждено. Умирать, похоже, придется рядом с Центом. На одно Владик уповал – что проклятый изверг падет раньше него. Хотя бы на мгновение, но раньше. О, это будет самое счастливое мгновение в его жизни!