Тёмный легион

В итоге пришлось импровизировать. Перевернув стол, Цент отломил у него две ножки. Одной вооружился сам, вторую протянул рыдающему Владику.

– Зачем это? – закричал программист, с ужасом глядя на дверь. Та уже ходила ходуном под градом ударов. Снаружи продолжали нестись дикие крики, в которых Владику мерещилась членораздельная речь. Конечно, такого не могло быть. Зомби не разговаривают, если только их не контролирует Легион. А тот вряд ли снизошел до того, чтобы лично заниматься отловом своих врагов. Скорее просто послал орду мертвецов по следу. Нужно было не заселяться в избушку, а бежать из этих краев как можно дальше и быстрее.

– Нас ждет последний бой, очкарик, тебя и меня, – торжественно провозгласил Цент, вручив однополчанину палку. – Видно не судьба нам с тобой дожить до пенсии. Ну, я-то ладно, пожил свое. И баб покрыл немало, и морд набил изрядно. Все изведал, все прочувствовал. Грех жаловаться. А вот ты….

– Что я? – заинтересовался Владик.

– Да то. Ты-то, горемыка, считай и не жил. Что у тебя хорошего было? В игрушки тридцать лет проиграл, вот и вся биография. Ну, еще с Маринкой, макакой страшной, постель делил. Тебе, наверное, вообще обидно умирать.

– Я хочу жить! – в отчаянии закричал Владик. Он отказывался верить в то, что сейчас в избу ворвутся чудовища и начнут рвать его на части. Вопьются зубами, станут отгрызать от еще живого куски плоти, и все это произойдет на самом деле.

– Ты и так уже на этом свете задержался, – покачал головой Цент, не спуская глаз с двери. – Разве такие перцы, как ты, могли выжить в условиях зомби-апокалипсиса? То, что ты еще дышишь, это недоразумение. Ну и моя вина, разумеется. И Машкина тоже. Если бы мы тебя не оберегали, тобой бы уже давно подзакусили вурдалаки. И это было бы правильно. Не согласен?

– Нет! – завопил Владик. Обычно он боялся спорить с извергом, и на то были весьма веские причины, но сейчас, перед лицом неминуемой гибели, программист решил, что терять ему больше нечего.

– Ты меня не оберегал! Ты меня все время мучил! – сорвался он. – Кормил всякой гадостью, заставлял мерзнуть, издевался. Это, по-твоему, забота?

– Ах вот ты как запел! – закричал Цент, замахиваясь на Владика ножкой от стола. – Значит, в том я виноват, что шашлыком тебя не кормил, шубами не укутывал и по нужде на руках не носил? Может еще и подгузники тебе, ляльке-переростку, менять прикажешь? Ты посмотри на себя! Взрослый мужик, а ведешь себя как недоразвитый детсадовец. Хочешь жрать – иди и добудь. Я тебе не холоп, чтобы на блюдечке кушанья подносить.

– А я не добывал? – потеряв страх, воскликнул Владик. – Я добывал!

– Во сне, разве что.

– Наяву я добывал. И много раз. И что тогда бывало?

– Что?

– А то, что ты у меня все отбирал. Я добывал, а ты отбирал. И съедал. Один. А меня заставлял луком давиться.

– Вот тут ты не лги, – усмехнулся Цент. – Давиться луком я тебя не принуждал. Мог бы и не есть его.

– Так ведь больше нечего! Все остальное ты мне не давал.

– А ты и взять не мог.

– Да как?

– А вот так. Тебе, очкарик, похоже, в роддоме инструкцию к жизни не выдали, и ты не знаешь, что за все на свете нужно бороться. Просто так ничего не бывает. Хочешь питаться – борись за это.

– С тобой?

– Да хоть бы и со мной, – пожал плечами Цент. – Чем я хуже других?

– Да ведь ты сильнее в десять раз! – в отчаянии закричал Владик. – Как мне с тобой бороться?

– Ну, ты скажешь тоже – в десять, – скромно отмахнулся Цент. – Во все пятьдесят, вот это точнее. Но это дело не меняет. Мамонт тоже сильнее человека, но предки как-то справлялись. Потому что были не программистами, но конкретными пацанами. Если бы они знали, что у них будут такие потомки, как ты, то руки бы на себя наложили. Ты, очкарик, опозорил не только себя, наш город, страну и планету, ты осрамил своим существованием все человечество. На твоем месте я бы уже давно удавился, все лучше, чем жить с чувством стыда, позора и отвращения к себе. Ну и мне бы радость доставил. Представляешь, выхожу я утречком из дома, глядь, а ты на дереве висишь, покачиваешься. Сам синий, язык наружу торчит, тебя вороны клюют. Как бы возликовало мое сердце, как воспела бы душа от радости, узри я твою хилую тушу без признаков жизни! Уж я б тебя долго не снимал, дней семь или восемь. Вышел с утра, глянул, и на целый день заряжен позитивом. А вечерком устраивал бы чаепития на свежем воздухе под твоим протухшим трупом. Пил бы кофе, баранки кушал. Потом, конечно, пришлось бы тебя закопать, ну или в ближайшую рытвину оттащить и бросить. Чтоб я еще горбатился и для тебя могилу рыл, это тебе много чести. Разлагаться можно и так, на свежем воздухе. Представляешь, валяешься ты такой в канаве, распухший, вонючий, над тобой мухи жужжат, собаки тебя грызут. Ох, я бы приходил к той канаве, навещал бы тебя. Вот так загрущу, поддамся унынию, и тут же к тебе. Как гляну на твои останки, и сразу улыбка до ушей.

– Замолчи! – завопил Владик, не вынеся бесчеловечных речей изверга. – Что я тебе сделал? За что ты так меня ненавидишь?

– Ну, так сразу всего и не упомнишь….

– А вот я помню, за что я тебя ненавижу! – выпалил программист, решивший перед неминуемой смертью высказать, наконец, своему мучителю все в глаза. – За то, что ты свинья великая, садист, душегуб, палач и бездушная скотина! Ты меня обижал, унижал, оскорблял, морил голодом, пытал. Когда умрем, я все про тебя ангелам в раю расскажу. Даже не мечтай, что тебя туда после этого пустят. В аду будешь гореть, так и знай.

– Да тебя-то кто в рай пустит? – возмутился Цент. – С тобой никакие ангелы и разговаривать не станут. На храм ты не жертвовал, крестик не носил. Тебя еще на подступах святые угодники пинками завернут. Скажут – куда прешь, очкарик бессовестный? Легче Анфисиному заду влезть в прошлогодние джинсы, чем программисту войти в царствие небесное. Ступай в ад, там для тебя уже персональную сковороду приготовили. А уж я похлопочу, чтобы тебя в преисподней особым образом обслуживали, по эксклюзивной программе.

– Это тебя ад ждет! – завопил Владик. – Ты грешник. А я ничего плохого не делал.

– Не в том праведность, чтобы плохого не делать, а в том, чтобы понятия блюсти, – растолковал Цент. – Бог все видит, не сомневайся. Гореть тебе в геенне огненной, где плач и скрежет зубовный. А я еще дьяволу ящик коньяка занесу, чтобы тебя, помимо сковороды, паяльником обслужили.

– Ненавижу тебя! – вопил Владик. – Ненавижу! Ты чудовище!

В этот момент темные силы одолели баррикаду. Дверь начала открываться, в щель тут же полезли чьи-то руки. Владик, как увидел их, вмиг забыл о Центе. Вот сейчас его пожирать и начнут. Вот прямо тут.

– Убей меня! – взмолился программист, обращаясь к Центу. – Только быстро. Пожалуйста.

– Быстро я не согласен, – отмахнулся изверг, занося для удара импровизированную дубину. – Такое дело вдруг не делается. У меня бы ты меньше, чем тремя днями зверских терзаний, не отделался.

Дверь распахнулась, снаружи в избу ворвался холод и зомби. Цент издал клич, полный неистовой воинственности, и первым бросился в бой. Точнее, первым и единственным. Владик тоже бросился, но не в бой, а под лавку. Хоть и понимал, что мертвецы все равно его найдут, ничего не мог с собой поделать.

– Исчадья ада! Умрите! – ревел Цент, охаживая палкой недругов. – Я вам дорого обойдусь. На тебе! На!

– Не надо! – вдруг завизжал зомби. – Больно! Ай!

– Говорящие мертвецы! – изумленно вскричал Цент. – Вот вам еще! На!

– Да мы люди! – вдруг прозвучал подозрительно знакомый голос. Цент еще трижды перетянул незваных гостей палкой, и только после этого сделал паузу, чтобы изучить оперативную обстановку. В пылу боя казалось, что врагов три миллиона, но на деле выяснилось, что тех всего двое. Оба валялись на полу, рыдали, стонали, и кого-то сильно напоминали. Присмотревшись, Цент не смог сдержать изумленного возгласа. Перед ним раскинулись бесстрашные берсеркеры, в прошлом золотари, а в еще более давнем прошлом программисты, Петя и Вова. И судя по их болезненным стонам, оба были живыми людьми, а не зомби.

– Вы! – воскликнул Цент.

Петя и Вова задрали головы, увидели Цента, узнали его, и завыли от ужаса.

– Нет! – кричал Петя, пытаясь уползти наружу. Цент это дело пресек, захлопнув дверь перед его носом. Вова валялся рядом и рыдал от отчаяния. Кажется, он все еще не мог поверить, что судьба вновь свела их с этим ужасным человеком.

– Что вы тут делаете? – строго спросил Цент.

– Мы просто искали убежище на ночь, – всхлипывая, поведал Петя.

– А как вы сбежали из Цитадели?

– Там секретный лаз есть, мы его сами прокопали. Ведет наружу из отхожей ямы. Когда битва началась, мы через него ушли.

– То есть, все сражались, а вы фекальной тропой дезертировали? – уточнил Цент, поигрывая палкой. – И не стыдно?

– Да ведь все равно все было бесполезно, – промямлил Вова, размазывая слезы по лицу. – Мертвецов не победить.

– Даже Владик дрался как лев! – пристыдил трусов Цент. – Видели бы вы, как отважно он бросался на врагов, как первым кидался в гущу боя. Вот он настоящий берсеркер. А вы, двуличные мерзавцы, прикинулись перевоспитанными, обманом жрали мою тушенку, пили мой коньяк…. Неужели думали, что за это не грянет возмездие? Сама судьба привела вас сюда. Боги Валгаллы гневаются на вас. Они желают, чтобы я свершил над вами справедливый суд и жестокую расправу. Не пойду против воли богов. Оформлю все в лучшем виде. Сейчас вот только схожу за колуном, и нарублю вас живописными дольками.

– Не надо! – взвыли программисты.