Тёмный легион

– А кто она?

– Людоедка, ведьма и просто отзывчивый человек. А теперь шагай вперед и помалкивай!

С этими словами Цент с такой силой толкнул Владика в спину, что тут рухнул лицом в снег.

– Убил бы! – прорычал изверг, вспоминая опустошенный Владиком склад. – Одному богу ведомо, что мне стоит сдерживаться. А ты…. Ты еще лежишь? Так, все, не сдержусь. Где тут мой ножик?

Осыпаемый угрозами и проклятиями, Владик побрел сквозь снег. Силы почти сразу оставили его, но он не позволял себе сбавить шаг. Лучше загнать себя до смерти, чем прогневить изверга, и дать ему дополнительный повод для терзаний. Продираясь сквозь снег, Владик терялся в догадках, почему он до сих пор жив. Что побудило Цента пощадить его? То, что причиной тому не проснувшееся милосердие, это очевидно. Неужели садист из девяностых сказал правду, и он просто ждет удобного случая, чтобы умучить давно намеченную жертву?

– Я хотел поговорить о том, что случилось на складе, – взял слово Владик, планируя как-нибудь оправдаться, списав часть вины на независящие от него обстоятельства. – То, что там произошло…. Я ведь себя не контролировал. Это был аффект.

– Верю, – бросил Цент, двигаясь следом. – И возьми левее. Нужно выйти на дорогу.

– Веришь? – обрадовался Владик.

– Да, конечно, – ответил Цент, которому вдруг показалось забавным обнадежить жертву, внушить ей надежду, создать иллюзию, что та прощена и не понесет кары.

– На меня просто что-то нашло. Я не знаю, что это. Я себя не контролировал.

– Ничего страшного. Все уже позади.

– И ты на меня не сердишься, да?

– Ну как же я могу на тебя сердиться? – сатанински усмехаясь, спросил Цент. – Ведь ты же себя не контролировал. Ты же был по уши в аффекте. Во всем случившемся нет твоей вины.

Изверг врал так убедительно, что Владик поверил ему. У страдальца после этого камень с души упал. Цент, впрочем, тут же охотно поднял его обратно.

– Вот только боюсь, как бы и я на почве понесенной консервной утраты не впал в состояние аффекта, – признался изверг. – А ведь я могу. И тогда всякое может произойти. Я ведь в состоянии аффекта забуду, что ты сожрал три центнера вкуснятины в состоянии аффекта, и начну тебя карать. Так что знай, Владик, если вдруг стану с тебя кожу сдирать, кости тебе ломать, зубы напильником пилить, то это я не со зла и не по умыслу кровожадному. Аффект, мать его, что уж тут поделаешь?

Владик, только что обнадеженный, вновь содрогнулся от ужаса, ибо точно знал – для совершения безумно жестоких действий Центу вовсе не обязательно впадать в какое-то необычное состояние сознания. Он вполне успешно способен топить кровавую баню в здравом уме и трезвой памяти. И это, последнее, особенно ужасало.

До бабкиного дома добрались уже в сумерках. Цент едва держался на ногах, Владик не держался и на них – последние двести метров он преодолел на четвереньках. Внешне хижина колдуньи не изменилась, но Цента слегка насторожило то, что в окнах не горел свет. Это, разумеется, ничего не значило, старуха могла просто рано лечь спать, но звериное чутье однозначно сигнализировало о том, что дело тут нечисто. Посему Цент решил не рисковать собой, благо под рукой имелся тот, кого ни капельки не жалко.

Добравшись до костяной изгороди, они остановились. Цент дал время отдышаться себе, на тот случай, если вдруг придется быстро убегать. Владик, хоть ему никто и не разрешал этого, тоже отдышался за компанию.

– Почему свет не горит? – спросил программист, тоже соизволив обратить на это внимание.

– Возможно, бабушка ушла в гости к соседям, – предположил Цент. – Или на дискотеку, кому за сто. Ну, чего ты ждешь?

– Я? Что?

– Владик, не провоцируй. Иди и проверь, что с бабкой.

– Один? – упавшим голосом спросил страдалец.

– Да, разумеется. И на твоем месте я бы сильно радовался, что еще на что-то гожусь. С учетом всех твоих преступлений, да при условии полной бесполезности, я не вижу ни единой причины задерживать тебя на этом свете.

– Я проверю! – пообещал Владик, сглатывая ставший в горле ком. Цента он понял, очень хорошо понял. Лучше, чем хотел.

– Ну, так иди. Не век же нам тут топтаться.

Неуклюже корячась по сугробам, Владик перевалился через костяную ограду и добрался до крыльца. Цент следил за ним с безопасного расстояния, готовясь, в случае опасности, бросить своего спутника и благополучно сбежать. Программист робко поднял руку и тихо постучал в дверь. Затем постучал чуть громче. Но внутри царила ничем не нарушаемая тишина.

– Кажется, ее точно дома нет, – громким шепотом сказал он Центу.

– Проверь, заперта ли дверь, – посоветовал тот.

Владик так и сделал. Толкнул дверь, потом сильнее. Навалился всем телом. Тщетно.

– Заперто, – доложил он.

На крыльцо поднялся Цент, небрежным движением отстранил Владика и дернул дверь на себя. Та легко поддалась.

– Я не сообразил… – попытался оправдаться страдалец, но Цент не пожелал выслушивать эти жалкие отговорки. Распахнув дверь шире, он не без опаски шагнул внутрь. Владик попытался остаться на свежем воздухе, но властная рука рэкетира ухватила его за шкирку и втащила следом.

Внутри было темно и холодно. Печку, похоже, уже давно никто не топил. Однако даже холод не смог отбить тот неповторимый аромат, что пропитал бабкину избу сверху донизу. Тут пахло смертью.

Чиркнула спичка, ее огонек осветил почти всю избу. Мебель была на своих местах, грязи и разрухи со времен их последнего визита не прибавилось. Хозяйки дома нигде не было видно.

– Эй, бабуля? – позвал Цент.

– Пойдем, а? – взмолился Владик, которого это место ввергало в больший ужас, чем обитель Легиона.

– Куда ты собрался? – зло спросил Цент, бросая на пол прогоревшую спичку. – Снаружи темно и холодно. И опасно, если уж на то пошло. Не знаю, куда бабка делась, но она, думаю, не обидится, если мы здесь переночуем. Так, очкарик. Вон колун у стены. Бери его, и наруби дров.

Владик не прекословил. Вооружившись топором, он поплелся во двор, где обнаружил занесенную снегом колоду и поленницу с чурбаками. Дело пошло не сразу, прежде Владику не доводилось работать дровосеком, но экстремальная тренировка в школе юных берсеркеров пошла ему на пользу. Он и колун поднимал без скрежета зубовного, и удар наносил достаточно сильный, и промахивался нечасто. К тому же понимал, что колет он дрова не только для Цента, но и для себя. Без них коротать грядущую ночь будет некомфортно.

Растопкой печи занимался сам Цент, и к тому моменту, когда Владик притащил первую партию дров, в доме стало и теплее, и светлее.

– Что так долго? – прорычал изверг, лазая по сусекам в поисках заначки. Ему не верилось, что бабка жила тут на одной мертвечине.

Владик промолчал. Он прекрасно понимал, что Цент в любом случае будет им недоволен, так что не стоило и стараться угодить ему во всем. То есть, все же стоило. Ведь одно дело, когда Цент просто ворчит, и совсем другое, когда он начнет ломать конечности и сдирать шкуру. И все это заживо, с причинением максимально возможной боли.

– Сейчас еще принесу, – сказал Владик.

– Давай шустрее. Потом возьмешь чайник, помоешь и наберешь в него снега.

– А чем мыть?

– Снегом, тормоз. Снегом. Ох, Владик, как же по тебе паяльник плачет. Навзрыд убивается.

Но и на этом порученные программисту дела не закончились. После рубки дров и мытья чайника, Цент заставил его вымыть пол, притом руками, протереть от пыли мебель, вытащить наружу и хорошенько выбить старый матрас, на котором изверг планировал почивать. Программист чувствовал себя золушкой, притом золушкой безнадежной, у которой нет крестной феи и шансов попасть на бал к принцу. Зато есть адский терзатель, вечно недовольный своим подчиненным. И все же Владик старался, всеми силами пытаясь доказать собственную полезность. Он прекрасно понимал, что Цент не забыл его обжорство на складе, и не простил этого. Извергу требовалось время, чтобы свыкнуться с понесенной утратой. И в это время его ни в коем случае нельзя было злить.

После того как Владик под чутким руководством Цента произвел в избе генеральную уборку, в жилище даже стало как-то уютно. Трупный запах продолжал раздражать обонятельные рецепторы, но оба уже принюхались, и не обращали на него внимания. В печи потрескивали дрова, на столе горела керосинка, давая достаточно света. Цент разложил перед собой все найденное в избе съестное, и не испытал большой радости. Несколько пакетов чая, железная банка с сахаром, пять твердых, как камень, сухарей, вот и все, из чего состоял его поздний ужин, оказавшийся одновременно обедом и завтраком. Родившееся желание отправить Владика в деревню на поиски провизии изверг не без труда подавил, прекрасно понимая, что один, да еще ночью, очкарик долго не протянет. Пусть бабка и помянула в супе большую часть своих превратившихся в зомби соседей, но кто-то, пожалуй, и остался. А Владику, ему ведь много не надо. Его и зомби-ребенок одолеет, берсеркера этого.

В чайнике закипела вода. Цент налил кипяток в большую литровую кружку, не задумываясь ни о других, ни о будущем, бросил туда все чайные пакетики, и ссыпал весь сахар. Владик сидел напротив, наблюдал за действиями бывшего рэкетира, и помалкивал. О том, чтобы напомнить о себе и своем пустом желудке, он даже не помышлял. Цент и раньше неохотно делился с ним самыми невкусными кусками, а уж теперь, после инцидента на складе, за одну только просьбу поделиться чаем или сухарями, может сгоряча убить. Приходилось молча глотать слюни, наблюдая за тем, как Цент с трудом размешивает сахар в своей колоссальной кружке.

– Вот, дожил, – проворчал изверг, вонзая зубы в сухарь и с немалым усилием отгрызая от него небольшой кусочек. – Чем питаюсь! Разве это пища?