Последний отзыв
Классная книга. Очень многое объясняет, что скрытое реально происходит в человеке
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Игры на воздухе
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Смотри, рукав не замарай!
Подбиты глянцем кроны поредевшие.
Едва пылит мельчайшая труха
Над банкой с известью… и спички отгоревшие…
И нитка бус… какая чепуха!
За что цепляемся? – осталась малость, вроде бы:
Бензином чищенный кургузый пиджачок,
Привязанностей меркнущие слободы,
Барометра скачок.
Остались, в частности, – ночное расписание,
Скандальной повести журнальный вариант,
Электролампочки короткое дыхание,
Ночной озноб остуженных веранд.
А во дворе присядешь у поленницы,
Намереваясь подоткнуть щепу, —
И день скользнёт, как тело веретенницы,
Царапнув о стопу…
Последний поэт
Простим вокзальные повадки глядеть в окно на Хуторской
И чай помешивать несладкий, и звук подслушивать пустой,
И знать, что на кольце трамвайном, на птичьем рынке, – ни души,
И свет скупой в бараке свайном гасить —
«Оставить?» —
«Потуши…»
Ему – без нашего участья – достались лестница и двор,
И обнажённые запястья, и беготня крысиных нор,
Усталость в тридцать, в сорок – старость, а в пятьдесят – куда глаза!
И жизнь прошла – какая жалость! – и не поправить ни аза…
Простим тому, кто трудно дышит в прихожей общей, шарит ключ,
В чей таз течёт в проломы крыши, чей кашель с лестницы колюч,
Кто пробирался в коридорах и натыкался на щиты,
Вдыхая пыль, давился в шторах тяжёлым тленом нищеты,
Тому – на ком замкнулось время и оборвался календарь.
– Повязкой уксусною темя и доли лобные ошпарь!
«…Мы стольким столько обещали!
Но нам, должно быть, не дано,
Чтоб жизнь в эпоху умещали, как бы в ладонь веретено.
А значит – нам досталась участь среди развешанных простынь
Прожить не радуясь, не мучась, с одной заботой: – «Не простынь!..»…»
Поздние стихи
* * *
Как часовенки на берегу,
Два столбца ноздреватого туфа.
Слово бросишь, а я – сберегу,
Точно камешек из Гурзуфа.
Знать, тебе и товар – не товар,
Если не запираешь за створки.
Что ж лицо мне сжигает пожар
От пустяшной твоей оговорки?
Брось, не майся, – урон невелик:
Я верну, протянув на ладошке
– аметист, халцедон, сердолик —
Все обмолвки твои понарошку…
* * *
Я тебе не скажу, дорогая,
Что за темень снедает меня.
Пусть её! – и ни ада, ни рая,
Только мгла, трепеща и звеня.
Так – ты помнишь – над миром сияла
Плошка света, теснимая тьмой, —
Будто выплеснул кто из фиала
В предвкушении жизни иной.
И стояли, любовью согреты,
Воссиявшей на нас с высоты,
Осознав, что пригубили Света
В волнах холода и темноты
* * *
А россыпь звёзд, похожая на осыпь,
Померкнет медленно и возгорит – одна.
Сквозь редкий дым в небесные покосы,
Как будто нехотя, заявится луна.
Что делать ей? И нам с тобою – что же,
Когда мы слов старательно бежим?
Прости мне голос, сбивчивый до дрожи,
Его неверный, может быть, нажим.
«Родимая! и на день расставаться —
Больней, чем думаешь…» – я повторю не раз,
Звезда с небес готова оборваться,
Слова – пролиться, сумерки – раздаться…
Но кто-то всё ж оберегает нас.
Подбиты глянцем кроны поредевшие.
Едва пылит мельчайшая труха
Над банкой с известью… и спички отгоревшие…
И нитка бус… какая чепуха!
За что цепляемся? – осталась малость, вроде бы:
Бензином чищенный кургузый пиджачок,
Привязанностей меркнущие слободы,
Барометра скачок.
Остались, в частности, – ночное расписание,
Скандальной повести журнальный вариант,
Электролампочки короткое дыхание,
Ночной озноб остуженных веранд.
А во дворе присядешь у поленницы,
Намереваясь подоткнуть щепу, —
И день скользнёт, как тело веретенницы,
Царапнув о стопу…
Последний поэт
Простим вокзальные повадки глядеть в окно на Хуторской
И чай помешивать несладкий, и звук подслушивать пустой,
И знать, что на кольце трамвайном, на птичьем рынке, – ни души,
И свет скупой в бараке свайном гасить —
«Оставить?» —
«Потуши…»
Ему – без нашего участья – достались лестница и двор,
И обнажённые запястья, и беготня крысиных нор,
Усталость в тридцать, в сорок – старость, а в пятьдесят – куда глаза!
И жизнь прошла – какая жалость! – и не поправить ни аза…
Простим тому, кто трудно дышит в прихожей общей, шарит ключ,
В чей таз течёт в проломы крыши, чей кашель с лестницы колюч,
Кто пробирался в коридорах и натыкался на щиты,
Вдыхая пыль, давился в шторах тяжёлым тленом нищеты,
Тому – на ком замкнулось время и оборвался календарь.
– Повязкой уксусною темя и доли лобные ошпарь!
«…Мы стольким столько обещали!
Но нам, должно быть, не дано,
Чтоб жизнь в эпоху умещали, как бы в ладонь веретено.
А значит – нам досталась участь среди развешанных простынь
Прожить не радуясь, не мучась, с одной заботой: – «Не простынь!..»…»
Поздние стихи
* * *
Как часовенки на берегу,
Два столбца ноздреватого туфа.
Слово бросишь, а я – сберегу,
Точно камешек из Гурзуфа.
Знать, тебе и товар – не товар,
Если не запираешь за створки.
Что ж лицо мне сжигает пожар
От пустяшной твоей оговорки?
Брось, не майся, – урон невелик:
Я верну, протянув на ладошке
– аметист, халцедон, сердолик —
Все обмолвки твои понарошку…
* * *
Я тебе не скажу, дорогая,
Что за темень снедает меня.
Пусть её! – и ни ада, ни рая,
Только мгла, трепеща и звеня.
Так – ты помнишь – над миром сияла
Плошка света, теснимая тьмой, —
Будто выплеснул кто из фиала
В предвкушении жизни иной.
И стояли, любовью согреты,
Воссиявшей на нас с высоты,
Осознав, что пригубили Света
В волнах холода и темноты
* * *
А россыпь звёзд, похожая на осыпь,
Померкнет медленно и возгорит – одна.
Сквозь редкий дым в небесные покосы,
Как будто нехотя, заявится луна.
Что делать ей? И нам с тобою – что же,
Когда мы слов старательно бежим?
Прости мне голос, сбивчивый до дрожи,
Его неверный, может быть, нажим.
«Родимая! и на день расставаться —
Больней, чем думаешь…» – я повторю не раз,
Звезда с небес готова оборваться,
Слова – пролиться, сумерки – раздаться…
Но кто-то всё ж оберегает нас.
Последний отзыв
Классная книга. Очень многое объясняет, что скрытое реально происходит в человеке