Молчание пирамид

Сергей Николаевич пожал плечами и открыл дверцу: это было неожиданно – возле лечебницы все еще колготилась очередь, работы хоть отбавляй. Может, у нее смена закончилась? Может, у Наседкина таких подставных проходит десяток?..

Девушка опустилась на сиденье, облегченно вздохнула и сказала по-свойски, распираемая, как показалось, нарочитой радостью:

– Как здорово, правда! Три минуты – и никакой боли! Я свободна!

– А я что говорил? – поддержал Самохин. – Феноменально! Меня зовут Сергей, а тебя?

– Саша. – Она на мгновение насторожилась, но тут же и засмеялась. – Даже ничего не почувствовала! Только камни горячие-горячие!

– Я видел, тебя слегка потряхивало…

– Знаешь, последние два месяца пролежала в клинике, – доверительно сообщила она. – Камень пытались растворить, потом дробили ультразвуком – не получилось. Уже готовили к операции! Еще бы несколько дней и… Но какое чудо!

– Да, здесь главное верить…

– Нет, вера здесь ни при чем, – счастливо засмеялась Саша. – Просто нам повезло, что есть на свете такой кудесник! Я столько мучилась, родители возили меня по всяким больницам, показывали знаменитым врачам!.. Если бы раньше знать, как все просто! Посмотри, такой камень никогда бы сам не вышел!

Привыкшие к своим болячкам, госпитальным койкам и откровенным разговорам об интимных недугах, давно страждущие больные обычно ничего уже не стеснялись, не комплексовали и быстро находили общий язык с незнакомыми людьми.

Саша достала из сумочки салфетку, развернула и показала Х-образный, рогатый камешек.

– А он вышел! – заключила она торжественно. – Представляешь? За один сеанс!.. Кстати, как ты угадал, что мне сегодня повезет?

– Я провидец!

– Серьезно, что ли?

– Правда, я еще не волшебник и только учусь…

– Спасибо тебе. – Она погладила его руку на руле, и движение это было искренним.

– Пока не за что!

Самохин понимал ее откровенность: теперь они были причастны к таинству, вместе испытав чудесное излечение от волшебных рук одного необычного и загадочного целителя. Это может связывать незнакомых, случайных людей, ибо совершилось приобщение к некой истине, которая делает обычные условности и предрассудки пустыми и никчемными.

– Неужели он в самом деле лечит метеоритами? – будто бы размышляя, спросил Самохин. – Как ты думаешь?

Она смутилась.

– Не знаю… Но разве это важно? Главное, есть результат!.. А тебе не помогло?

Представить ее в качестве подставной у целителя сейчас было невозможно. В ее синих глазах плескался безмятежный восторг, обладавший притягательной силой: хотелось смотреть на нее, любоваться, как она говорит, смеется или невинно шепчет о своих недавних страданиях. К тому же взгляд невольно тянулся к груди под легкой майкой, и перед глазами возникало воспоминание, как она стояла у стены обнаженная, трепещущая и уже тогда волновавшая.

– Нет, погоди! – раззадорилась Саша от его пессимизма. – Ты когда-нибудь испытывал такое?.. Ну, что поражает воображение?

– Испытывал, – серьезно обронил Самохин.

– И что это было?

– Казнь.

– Казнь?! Ты что, видел, как казнят человека?

– В кино, еще в детстве. Одному русскому князю кочевники лили в рот расплавленное олово.

– Кошмар… Ну и что?

– Поразило воображение…

– И как это проявляется?

– До сих пор вижу во сне.

– А что-нибудь положительное? Например, красота природы? Или какое-нибудь чудо? Откровение!

– Нет, положительное не поражало. Не видел еще чудес.

– А жаль! – легко вздохнула она и мгновенно сменила тему: – Знаешь, давай где-нибудь остановимся и побегаем по лугу? Я так мечтала, а мне было нельзя, начинались жуткие боли…

Самохин свернул с трассы, отыскал подходящее безлюдное место возле речки и остановился. Саша выскочила из машины, на бегу сбрасывая мягкую, на плоской подошве обувь, и помчалась с воздетыми руками. Он не стал мешать этому выплеску радости, стоял, смотрел на хаотичное движение ее бежевой маечки в густой траве и все сильнее ощущал прилив юношеского, горячего беспокойства. Самохин убеждал себя в мысли, что встречи и должны быть такими неожиданными и случайными и точно так же должны возникать чувства – в одночасье, как солнечный удар: все остальное от ума или физиологии…

Побежать бы так же, отдаться легкости и безрассудству, но что-то мешает раскрепоститься: то ли неизлеченная язва, то ли коварный для поэтов возраст – тридцать семь…

Скоро майка оказалась у Саши в руке, и девушка носилась по лугу, размахивая ею, как флагом. Спрессованная за годы болезни, невостребованная энергия сейчас вырвалась, как пламя, долго тлеющее в глубине, и, насытившись кислородом освобождения, плескалась на ветру вместе с длинными светлыми волосами.

Если Наседкин был шарлатаном, то гениальным…

Белое пятнышко полуобнаженного тела на миг замерло возле речки и вдруг исчезло. Подождав немного, Самохин пошел на берег, прибавляя шагу – не вздумала бы искупаться: этот подмосковный водоем скорее напоминал канализацию, и ветерок доносил соответствующий запашок…

Саша просто лежала в траве, подстелив майку и раскинув руки. При его появлении, она закрыла ладонями грудь, глянула настороженно, однако когда он сел к ней спиной, вновь расслабилась и засмеялась.

– Это я от солнца! Говорят, нельзя, чтобы ультрафиолет попадал на соски…

Он молча унимал сердцебиение и горячий ток крови.

– Как здорово, что ты пришел!

– Боялся, что ты залезешь в воду, – с хрипотцой в голосе объяснил он и откашлялся.

– А так хотелось!.. Почему ты не побежал со мной? Ты не чувствуешь облегчения?

– Да у меня ничего и не болело. В тот момент.

– Зачем же ты ездил к космическому целителю?

– Не знаю… Наверное, чтобы встретить тебя.

Она на минуту затихла, и Самохин ощутил ее печаль.