Хозяин болота

– Беда, старуха, – полушепотом сказал Никита Иваныч, чтобы не разбудить дочь. – Болото зорить приехали, беда.

Он бросился к спинке кровати, за которой стояло ружье, вытащил его и метнулся к полке.

– Чего ты? – испугалась Катерина. – Куда?

– Где патронташ? – Завхоз обшарил полку, отыскал патроны и направился к двери. – Не дам. Не пущу проклятых вредителей!

Ирина спала, а Хозяин, как живой, тянул к ней маленькую головку, чуть приоткрыв клювообразный рот с мелкими зубами…

А в Алейке тоже спали. Лишь с окраины, где жил Иван Видякин, доносился стук топора и курился дымок из трубы. Завхоз вернулся к Пухову. Тот уже стоял в полной форме – китель военного покроя с глухим воротником и медалями, защитного цвета галифе, хромовый сапог и полувоенная фуражка с большим козырьком. Пухов возился с протезом, подтягивал ремни, долго привязывал пустую штанину. Завхоз торопил. Наконец Пухов справился с деревяшкой и бросился искать клюку.

– Да не костыль – ружье бери! – прикрикнул Никита Иваныч.

– Оно же поломано, – сказал Пухов, звякая медалями. – Который год открыть не могу…

– Врешь?

– Что мне врать? Что мне врать? – забормотал сосед, и глаза его забегали в поисках клюки. – Вон гляди.

Глядеть было некогда. Мелиораторы могли вот-вот проснуться, завести бульдозеры и поехать на болото. А до него еще пешком семь верст…

– Ладно, пошли так! – распорядился Завхоз. – Только не отставай.

Они вышли на улицу и направились по дороге к болоту. Ковылявший Пухов вдруг остановился.

– Никита, а может, и Ваньку Видякина взять? Ванька – мужик молодой, крепкий.

– Пошел ты с этим Ванькой! – разозлился дед Аникеев. – Не отставай!

– А зря, зря, – пришептывал Пухов. – У них же трактора. А это, считай, танки. Куда мы с тобой против танков?

– Что, кишка слаба? – на ходу спросил Завхоз, тем самым ударив его в самое уязвимое место.

– У меня-то? – взбодрился Пухов и выгнул грудь. – Да я их!

Он потряс клюкой, и медали зазвенели. Их было четыре всего: одна «За оборону Сталинграда» и три значительные – «За отвагу». Но гордился Пухов больше первой медалью, и все рассказы о войне начинались у него со слов: «Лежим мы, значит, на берегу Волги под стенами Сталинграда…»

Дед Аникеев наградами похвастаться не мог. Дело в том, что всю войну он простоял на дальневосточной границе против японцев и лишь в ее конце ходил походом через Большой Хинган громить Квантунскую армию, за что и получил единственную медаль.

По дороге Завхоз наставлял Пухова:

– Как пойдут – ори: «Не смейте трогать!», «Вредители!» Понял? Поворачивайте, мол, назад!

– Да я уж знаю, что им сказать! – раззадоривался Пухов. – Я как член общества охраны природы имею право!

Где-то на половине пути сели отдохнуть: Пухов сильно отставал, а когда начинал спешить – ковырял протезом землю и шагал еще медленнее. Однако едва они спустились на бровку дороги, как за спиной пулеметно застрекотали тракторные пускачи. Это означало, что мелиораторы проснулись. Завхоз поднял Пухова и повел дальше.

Оборону заняли недалеко от кромки болота, залегли в куче полусгнивших хлыстов у дороги и стали ждать.

– Эх! – вздохнул Пухов, оглядываясь на чистую ширь болота. – Лежим мы вот так же на берегу Волги под стенами Сталинграда – жарынь, пылюга!.. Немец прет, а нам, значит, приказ: «За Волгой земли нету!» А он крупным калибром ка-ак чесанет-чесанет! Осколки как поленья…

Гул тракторов приближался. Завхоз зарядил ружье.

– Я-то взводным командиром был, – продолжал Пухов, в который раз рассказывая одну и ту же историю. – А здесь кричат по цепи – ротного убило! Веришь, осколком-то как топором – напополам… Меня такое зло взяло, ну прямо как сейчас. Выскочил я из траншеи, кричу: «Рота! В атаку, за мной!» Командование, значит, на себя принял. «За Родину! – ору. – За Сталина!» Мой взвод поднялся, а за ним вся рота пошла. Только из окопов-то поднялись – мне осколком по ноге… Упал я назад в траншею, гляжу – мать моя! Ноги-то как не бывало! Кость этак вот торчит – бе-елая… Глянул – рядом ротный наш лежит. Вот, говорю, и отвоевались мы с тобой…

Над дорогой сначала взвился столб пыли, сносимый ветерком, а потом из-за поворота вырулил первый бульдозер. Мелко задрожала земля…

– Замолчь, – приказал Никита Иваныч и, поднявшись во весь рост, взял ружье на изготовку.

Старик Пухов тоже поднялся и подтянул к себе клюку.

– Сто-о-ой! – заорал дед Аникеев и выпалил в воздух.

– Погоди, – зашептал Пухов. – Ближе подпустим…

– Куда уж ближе! Стой, говорю!

– Не смейте трогать! – прокричал Пухов и стукнул костылем по бревну.

Трактор остановился и сразу же окутался облаком пыли. Когда пыль чуть рассеялась, Завхоз увидел, что из кабины выскочил начальник Кулешов и остановился, облокотившись о бульдозерную лопату.

– Не дам! – крикнул Никита Иваныч и зарядил ружье. – Назад! Иначе стрелю!

– Вредители! – фальцетом поддержал Пухов, и протез его отчаянно скрипнул.

Кулешов оттолкнулся от лопаты и, заложив руки за спину, двинулся к старикам. Он шагал твердо, поднимая сапогами стремительные облачка пыли. Расстояние сокращалось. Вывалившие из кабин мелиораторы встали плотным рядом впереди тракторов и замерли.

– Назад, говорю! – Завхоз выпалил в голубое чистое небо.

Пухов вздрогнул от выстрела и тоже сказал:

– Вредители…

Кулешов, не доходя пяти шагов, остановился, широко расставив ноги.

– Не смейте трогать болото, – твердо произнес Никита Иваныч. – Добром прошу – уходите.

Начальник вдруг улыбнулся:

– Здорово, партизаны! По какому случаю залпы?

– Не дадим болото зорить, – ответил дед Аникеев. – Журавли пропадут. Езжайте отсюда.

– Какие журавли? – спросил Кулешов. – При чем здесь твои журавли, когда мне торф нужен? Освободите дорогу!

– Не пущу! – Завхоз наставил ружье. – Убирайтесь!

– Болото твое? – спросил Кулешов, прищурив глаза. – Или все-таки государственное?