Хозяин болота

– Государственное, – с честью сказал дед Аникеев.

– Тогда прочь с дороги, самозванцы! – отрубил начальник звенящим от напряжения голосом. Взревели моторы, и колонна тронулась к болоту.

Никита Иваныч дрогнул, и ствол ружья опустился.

– Пали! – выдохнул Пухов, протез у него подвернулся, и старик рухнул на землю.

– Живо, живо! – поторопил начальник. – Некогда с вами, работать надо!

Завхоз, опираясь на ружье, сел рядом с упавшим товарищем.

Колонна бульдозеров проехала мимо и, развернувшись фронтом, остановилась у кромки болота. Никите Иванычу запорошило глаза. Он отер их кулаком, однако резь только усилилась. Смотреть стало больно.

Из кабин тракторов высыпали деловитые, сосредоточенные люди с теодолитами, рейками и, посовещавшись, направились в глубь мари. Они двоились, троились в глазах деда Аникеева, и казалось, на болото наступает развернутый в цепь полк.

– Из-за тебя все, – проронил Завхоз. – А кричал – я! С танками справлюсь, глазом не моргну…

– Чуть что – все из-за Пухова! – обиделся Пухов. – Вечно Пухов виноват! Вам не угодишь: то круто, то слабо.

– Пропало болото… – тихо сказал Никита Иваныч. – В одном государстве живем, а разобраться не можем.

– Конешно! – подхватил Пухов. – Потому что режиму никакого не стало, порядку.

– Да пошел ты отсюда со своим режимом! – Дед Аникеев выматерился, щуря глаза и пытаясь сморгнуть сор.

– Ну и пойду! – возмутился Пухов и, резко вскочив, заковылял по дороге. – Я под Сталинградом хоть знал, с кем воюю. А здесь? Против кого стоять?

– Пуганая ворона куста боится! – огрызнулся Завхоз. – Вали-вали!

Пухова словно током пробило. Он замер на мгновение, ссутуля спину, перекосился на один бок и затем тяжело побрел в Алейку. Обида была смертельной.

А в глазах деда Аникеева вдруг просветлело: сор вышел вместе со слезой.

8

Несколько дней Завхоз не выходил из ворот двора. Вставал рано и, надев калоши на босую ногу, в кальсонах и рубахе подходил к забору и, облокотившись, подолгу наблюдал за новыми соседями. Мелиораторы собирались на работу, завтракали, сидя за столом во дворе, хохотали, шутили друг над другом, молодые, довольные жизнью и уверенные в себе. Они радовались хорошей погоде, деревенскому воздуху, летающим пчелам (пока, правда, одного из них здорово не покусали). Иногда несколько мужиков бегали в одних трусах на речку купаться, ревели там бугаями и дурачились, как ребятишки. Их начальник Кулешов по утрам был мрачноватый и неразговорчивый, зато вечером, когда рабочие засыпали, он брал гитару и подолгу играл и пел, сидя на крылечке. Надо сказать, получалось у него хорошо, как по радио. Никита Иваныч порой даже заслушивался и забывал, кто играет и поет. Казачьи песни – а родом дед Аникеев был из казаков – чуть слезу не прошибали. «По Дону гуляет, по Дону гуляет, по Дону гуляет казак молодой…» Или: «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить. С нашим атаманом не приходится тужить…»