Утоли моя печали

– Что же ты разволновался? Открой. Я жду, – миролюбиво сказала жена Генсека, и только сейчас он узнал этот голос.

Голос Небесной Покровительницы, почти забытый за эти годы, но мгновенно вернувший прошлое.

– Вспомнил? – снова послышалась неприятная ирония. – Хорошо, я прощаю тебе забывчивость. Надеюсь, ты помнишь о нашем союзе?

Не понимая, что творит, Губский положил пульт на стол и спохватился, что не помнит шифра, чтобы открыть крышку, – все вылетело из головы.

– Набери семь цифр, – продиктовала она. – Поверни фиксаторы и сними защиту. Да не спеши, у нас есть время.

Он набрал шифр и вдруг остановился в нерешительности.

– Я не имею права… без Первого Лица…

– Даю тебе такое право, – тут же сказала Покровительница. – Смелее.

Дверь оставалась закрытой, однако на ее фоне медленно проявился сначала контур женской фигуры, затем постепенно наросла плоть, и Губский отчетливо увидел жену Генсека. Знакомая одежда – черный приталенный костюм, белая блузка, высокая прическа…

– Видишь меня?.. Видишь. Я обещала тебе открыть зрение и вот открыла. Теперь ты открой пульт.

Каперанг выполнил все операции и откинул крышку кейса.

– Выключи блокирующую систему. Помнишь, как это делается?

– Помню, – едва вымолвил он. – Но не знаю шифра…

– Нажми кнопки в следующем порядке: три, единица, единица, шесть, два, семь, единица.

На панели загорелся ряд зеленых индикаторов – вход в систему связи был открыт по всем каналам. Теперь на всех командных пунктах и пусковых установках стратегических межконтинентальных ракет засветились красные лампы, пока что извещающие о проверке связи. Подобные операции проводились дважды в сутки, и выполняли их офицеры спецсвязи, но никак не хранитель «ядерной кнопки». Однако ракетчики не могли этого знать и потому еще не тревожились, хотя обязаны были доложить по команде. И только в случае, если красный сигнал не будет сброшен в течение пяти секунд по запущенному параллельно хронометру, на пусковых пультах загорится мигающее табло минутной боевой готовности.

Пять секунд миновало – сигнал тревоги прошел…

Но чтобы привести в действие стратегические ядерные силы страны, требовалось еще несколько дублирующих операций, в которых использовались шифры, кодовые слова и специальные пароли с обязательной обратной связью.

Все это в комплексе знал единственный человек – Первое Лицо, Главком Вооруженных Сил.

Оказалось, что об этом известно и Небесной Покровительнице, представшей в образе жены Генсека. Или, наоборот, жене в образе высшей силы, что, впрочем, теперь не имело значения.

Она называла шифры, коды и пароли, выстраивая последовательность операций в определенном порядке, неведомом Губскому, и потому он, как исправный исполнитель, выполнял их, отчетливо сознавая, что делает, но совершенно не владея собой. Он даже понимал, что это не сон на подлодке, второй месяц рыскающей по океанским глубинам в автономном плавании, и что пробуждения – спасительного и облегчающего! – не будет.

Баллистические ядерные ракеты были приведены в боевую готовность, компьютерные системы выдали дополнительные условия запуска. Воля владеющего «ядерной кнопкой» была еще непререкаема, как Божественный промысел для раба, и никто из тех, кто сейчас сидел за пультами и мониторами пусковых установок, не посмел ослушаться команд, поступающих сверху, никто не усомнился в правильности решения – нанести ядерный удар по вероятному противнику. Никому в голову не пришло, что всемогущий президент может быть в эти минуты больным, сошедшим с ума или вдребезги пьяным.

Осталось отдать последний приказ, зашифрованный в знаменитом гагаринском слове «поехали!», когда у охранника, стоящего в кабинете Генсека, начался острейший приступ аппендицита. Его скрутило буквально пополам, так что он с трудом дополз на четвереньках до двери комнаты спецсвязи и увидел картину, которая в первый миг ошеломила его и заставила забыть о боли: морской офицер – хранитель «ядерной кнопки» – что-то колдовал, склонившись над развернутым пультом.

В обязанности охранника входило вести постоянное наблюдение за этим офицером, впрочем, как и за кейсом. Разумеется, он знал все об этом чемоданчике, был проинструктирован, как, где, по чьему приказу и в присутствии кого хранитель имеет право разворачивать пульт, но не имел представления, как он действует. Однако мигающие индикаторы напугали его более, чем дотошные и строгие инструкции. Охранник подал сигнал тревоги и лишь после этого бросился к Губскому, стараясь забиться клином между ним и пультом. В этот миг у него лопнул аппендицит… Прежде чем набежавшая подмога скрутила хранителя «ядерной кнопки», охранник успел увидеть его совершенно безвинный и потому безумный взгляд…

Глава третья

Удар возмездия

1

Автоматический Центр управления, упоминаемый в секретных документах особой важности под специальными кодами, а чаще просто «Возмездие», в бытность СССР среди посвященных понимался всегда одинаково и определенно – УВ, то есть Удар возмездия. Смысл его существования был велик, философичен и, как весь путь человечества за последнюю тысячу лет истории, весьма приземлен, аморален и абсолютно негуманен с точки зрения природного здравого смысла. Заключался он в следующем: если бы Соединенные Штаты Америки первыми нанесли сокрушающий ядерный удар по Советскому Союзу, парализовав тем самым не только волю к сопротивлению, но и все центры управления стратегическими ядерными силами, то в определенный срок без всякого участия человека с территории СССР взлетели бы сотни баллистических ракет с разделяющимися боеголовками и непременно достигли бы целей, тем самым сделав жизнь на Земле невозможной в принципе.

По физиологии это напоминало агонию. Мертвец вонзает кинжал в коварного противника. Эх, жизнь, так не доставайся же никому!

Идея Удара возмездия не являлась чисто советским или русским порождением; она была вненациональная и внегосударственная и, пожалуй, единственная по праву относилась к категории общечеловеческих ценностей. И между тем не отличалась новизной и была древняя как мир, но реализовалась в полном масштабе лишь гениальными умами России к концу двадцатого столетия от Рождества Христова. О ней мечтали и в США, и в других ядерных державах, сбитых в военные блоки; к созданию подобного автоматического центра стремились изо всех сил, используя высшие изобретения всех сфер науки и самые современные технологии. Это так соблазнительно – наказать победителя после его победы, это так заманчиво – отомстить смертью после собственной гибели…

Впрочем, сделать это технически удалось обеим супердержавам, можно сказать, в этой гонке они шли ухо в ухо. Иное дело, постоянно требовалось совершенствовать защиту центров, чтобы не проиграть, понадеявшись на искусственный интеллект, автоматику и неотвратимое возмездие. Противная сторона постоянно стремилась раскрыть секреты любыми путями и, выработав противоядие, тайно заготавливала средство, которым в нужный момент можно блокировать систему УВ. И вот тут гонка приобретала вид бегущих в полной темноте людей по пересеченной местности. Установить в точности механизм приведения в действие ракетных комплексов Удара возмездия никому не удавалось, ни одна разведка не в состоянии была полностью раскрыть систему, хорошо, если находила только некое слабое звено, и потому под давлением страха – не отомстить за свою гибель – раскручивалось бесчисленное множество вариантов защиты собственного УВ и блокирование чужого.

По существу, все это относилось к психическому заболеванию, диагноз которого пока еще не был официально установлен и признан медиками, за малым исключением от него страдало все человечество. Было невероятно обидно, не раскусив хитрость соперника, остаться в дураках: мертвые бы потом до скончания веков переворачивались в своих могилах от злости и негодования.

Конечно, если бы такие могилы были.

И если бы была отпущена Господом для такого человечества жизнь после смерти…

Тупиковый путь разума человеческого вел его в одну сторону – к многоступенчатости и полному разделению действий автоматики на операции. Например, после ядерного удара противника несколько дублирующих друг друга электронных систем автоматически поднимают на околоземную орбиту командные спутники, которые, в свою очередь, отстреливают самостоятельные модули, и уже оттуда, сверху, словно Божья воля, летят сигналы сначала к центрам управления, до сей поры не подающим признаков жизни, а от них непосредственно к пусковым установкам на земле или в космосе. Сложный этот путь возмездия имел единственный изъян в том, что воля все-таки являлась человеческой, а не Божественной, и потому кодировка сигналов могла быть вычислена и расшифрована на одном из этапов их передачи, после чего система автоматического запуска ракет либо блокировалась, либо устранялась, допустим, с помощью компьютерных вирусов, радиопомех, магнитных бурь и искривлений пространства после ядерного удара. В этом случае на каком-то этапе следовало упростить схему до полной алогичности, то есть в электронные мозги вставить человеческий фактор, причем оригинальный и неповторимый, как отпечаток пальца.

В СССР надежно решили эту задачу незадолго до крушения империи. Поистине гениальные советские ученые – нет, мыслители! – застраховали и обезопасили Центр управления на многие лета. И как только переиграли вероятного противника, как только раскрыли и взяли под постоянный контроль его систему УВ, так в стране началась перестройка.

А начиналось все с того момента, когда в специальной лаборатории при Центре появился морской офицер и бывший хранитель «ядерного чемоданчика» Губский, получивший здесь кодовое имя Слухач. Его поместили в жилой бокс, по размерам и обстановке напоминающий кубрик на подлодке, и выставили индивидуальную охрану, хотя он не делал попыток побега, вел себя тихо, ничего не просил, не требовал, не делал заявлений, при этом будучи признанным медицинской комиссией невменяемым. В Центре опасались его только по одной причине – не верили в заключение комиссии и, напротив, были убеждены в полной вменяемости Слухача, как, впрочем, и в том, что он имеет Небесного Покровителя.

Хотя была еще причина: за то, что Губский прошел все проверки и попал на должность офицера спецсвязи, слетело множество голов во многих подразделениях спецслужб, министерствах и комитетах. Тогда еще была полная видимость государства, высокие чины боялись торговать секретами, и информация подобного рода не вылетела за пределы кремлевских стен.

В психушке Губского мучили недолго, замысел надежной системы УВ бродил в умах, и представители Центра часто наведывались в это печальное заведение в поисках оригинально мыслящих людей. Кроме ежедневных допросов, были две-три специальные медицинские процедуры, расслабляющие волю, и то пока нежные, щадящие. Занимался им следователь спецпрокуратуры Сергей Бурцев, человек, несмотря на молодость, рассудительный и уравновешенный, однако невероятно въедливый, когда дело касалось тонких и необязательных деталей. Прежде всего следователя интересовал вопрос – каким образом Губскому стали известны шифры, коды и пароли спецсвязи, узнать которые он не мог ни при каких обстоятельствах? Разве что Генсек выболтал, что совершенно исключалось. Но Губский их знал, и этот потрясающий факт нельзя было списать на сумасшествие.

После того как бывшему подводнику расслабили волю, он сначала поведал о жене Генсека, пытаясь таким способом отвести внимание от союза с Небесной Покровительницей. Бурцев вроде бы поверил в это откровение, но после тщательной проверки оказалось, что у первой леди государства есть железное алиби: в это время она находилась в зарубежной поездке. Правда, собиралась и уезжала в одно государство, но оказалась во втором, что, впрочем, к делу не относилось. Следователь не пытал и не жег железом, а тихой сапой сначала выудил информацию, напичкав палату Губского аппаратурой, затем добился признаний, услышав историю от начала, когда ему впервые послышался голос, и до конца.

И, на удивление, сразу же поверил в нее.

Тогда-то и приступили к работе мыслители Центра, все поголовно носящие неофициальное и слегка уничижительное прозвище – Широколобые. А чтобы Слухач не комплексовал по поводу предательства союза с Покровительницей, они использовали способ, придуманный еще следователем, – записывать беседы с небесными силами на пленку, будучи в полном одиночестве. Таким образом как бы исключался момент измены. У Слухача ненавязчиво получили согласие задавать побольше вопросов Покровительнице, убедили, что это нормально, а иначе какой же это союз?

Первые результаты ошеломили самых невозмутимых. Вместе с аудиозаписью параллельно шла постоянная видеосъемка, отмечающая каждый шаг бывшего подводника. Во время «бесед» он преображался, так что не было никаких сомнений, что он в этот миг разговаривает не сам с собой, а с неведомой небесной силой. И полученную информацию можно было смело отнести к явлениям потусторонним, так что к Центру и Слухачу сразу же присоседилась разведка. Умело составленные и управляемые диалоги морского офицера с Покровительницей за пару месяцев позволили раскрыть системы не только Центров УВ ядерных держав и военных блоков, но и многие их замыслы на будущее, так что информацию мгновенно понесли по всевозможным ведомствам и спецслужбам, якобы для проверки и последующей реализации.

Слухача следовало бы беречь как зеницу ока, пылинки с него сдувать, а суть его бесед хранить, как «ядерный чемоданчик», однако следом за разведкой к посреднику между небом и землей потянулись сначала чиновники МИДа, затем МВД – выявлять, кто же совершил то или иное громкое преступление, – а потом и вовсе все, кому не лень. Вплоть до жены Генсека, которая самолично явилась к нему, чтобы, как у вокзальной гадалки, спросить о своей судьбе.

2

Центром управления УВ лет тридцать кряду руководил генерал-ракетчик, много раз в целях конспирации менявший фамилию, и когда к Слухачу пиявками присосались желающие узнать прошлое и будущее, старик возмутился и тут же был отправлен в отставку, опять с новым паспортом на имя Дмитрия Ивановича Непотягова и новым местом жительства.

Тогда и пришел на его место совершенно гражданский человек Гелий Карогод, тридцатитрехлетний электронщик из Института космоса. Чем он там занимался конкретно, никто в Центре толком не знал, да и знать не хотел – жалели старика генерала, – но в первый же день ощутили на себе его жесткую руку и новую метлу, отчего начальник сразу же получил прозвище Железный Гелий.

И пожалуй, многих бы тогда вымел этот космический пришелец, не случись события, потрясшего весь Центр: этой же ночью при необъяснимых обстоятельствах из своего запертого бокса исчез Слухач. Никаких следов проникновения, взлома – охрана клялась и божилась, – сигнализация не срабатывала, пишущие видеокамеры показывали пустой коридор, ведущий к двери бывшего подводника, а те, что были установлены в боксе, в последний раз сняли спину в тельняшке и руку с часами, свисающую с кровати, после чего дежурный выключил свет: сеанса связи с Покровительницей по расписанию не ожидалось, у Слухача был день отдыха.

Уйти из секретного подземного бункера было все равно, что уйти из подводной лодки…

А было полное ощущение, что пленник просто куда-то отлучился на секунду, не захватив с собой даже верхней одежды.

Шум поднялся невероятный, и хотя говорили о проблемах Центра в специальных кабинетах большие чины, причем чаще всего вполголоса, Гелия в первые дни чуть не оглушило от начальнического рева: