Чужая игра

Чужая игра
Сергей Анатольевич Корт

В обмен на помилование, несколько преступников соглашаются принять участие в чудовищном, по временным меркам, эксперименте. Прибыв на далекую планету, они сталкиваются с чужим разумом, который, оживляет все их самые темные стороны души, а затем, по одиночке уничтожает. Единственный выживший случайно узнает правду, и она ему совсем не по нраву… Роли меняются и теперь он уже устанавливает правила игры…

Сергей Корт

Чужая игра

Глава I

Поеживаясь от холода, Андрей подставлял то один бок, то другой под упругие струи теплой, но казавшийся ледяной, воды. Все тело ныло, от движения еще больше болели суставы и мышцы, а голова раскалывалась, словно под черепушку воткнули множество гвоздей – толстых, ржавых и кривых гвоздей, каждый из которых проворачивают в разные стороны.

Вода низвергалась из отверстия в потолке, ударяла в загривок, стекая по широкой спине и плечам, и далее, вниз, принося облегчение. Густой пар полностью заполнил кабинку, на запотевшем стекле стекали капли конденсата, оставляя длинный след.

Еще там, на Земле, его учили, что такими должны быть его первые минуты после многолетнего гиперсна. И это в лучшем случае, ибо технологии сырые, не до конца опробованы. Никто не исключал возможности вообще не проснуться – тело, погруженное в анабиоз, при температурах, в которых останавливается молекулярное движение, бесспорно, сохранится вечно, но вот, удастся ли потом оживить, не смотря на все проведенные научные изыскания и эксперименты, вопрос интересный.

Не смотря на недомогания, Андрей был доволен. Во-первых, он жив. А во-вторых, первый этап космического полета подходил к концу. Двести лет его тело, как и тела других пассажиров неподвижно пролежали в гибернаторе звездного крейсера «Созвездие Льва». На протяжении всего полета чуткая электроника вела звездолет по намеченному пути, лишь ни на долго отклоняясь от маршрута, чтобы избежать столкновение с блуждающими небесными телами, а затем возвращаясь на прежнею траекторию. Весь этот срок он был мертв, и судьба его находилась в руках миллиона случайностей – в любой момент даже малюсенький метеорит мог уничтожить дело рук человеческих, навсегда отправив в небытие космических путешественников.

К счастью, непредвиденных ситуаций не произошло. Автоматика работала четко, в нужный момент гибернатор перешел в режим пробуждения. Шел второй месяц, когда наконец то появились у пассажиров первые признаки жизни. Люди еще находились без сознания, но сердца их бились, а легкие наполнялись кислородом, и грудь вздымалась в такт дыханию.

Их было семеро. Они не были смельчаками. Они бежали от наказания, в надежде получить свободу. Получить свободу спустя четыреста лет. Они стали добровольцами в чудовищном, по временным меркам, эксперименте. Они с радостью пошли на это, ибо на Земле их ничего не держало, кроме оков. Уж лучше умереть в глубинах космоса, чем сдохнуть в малюсенькой камере с зарешеченным окном, позволяющим видеть лишь маленький кусочек неба.

Андрей Никонов был один из них. Недавно ему исполнилось тридцать шесть лет. За свою недолгую жизнь он успел отправить на тот свет больше десятка людей. Другой профессии он не знал. Убийство человека для него была своего рода хобби – охота на жертву приносила ему куда больше удовольствия, чем завершающий этап, как последний мазок художника. В принципе, кроме спортивного интереса к процессу выслеживания клиента и приза победителя, в виде крупной суммы, его не чего не возбуждало. Андрей не прочь был оставлять клиентов в живых, но условия сделки требовали логического завершения.

Угрызения совести его не мучали. Для него люди, какое бы они не занимали положение в обществе, всегда оставались расходником, безликим биологическим материалом. На одного человека больше, на одного меньше, какая разница. Он прекрасно понимал, что однажды и сам станет чьей-то мишенью. И как опытный охотник, он нутром чуял опасность и запутывал следы. Он никогда не появлялся дважды на месте преступления, о его логове знал, наверное, только он сам и господь бог. Ведя скрытый образ жизни, тем не менее, он всегда был в гуще людей и событий, на практике применяя принцип, что прятаться нужно на самом видном месте.

Удача, сопровождающая его на протяжении многих лет, однажды изменила и внешний мир навсегда был потерян для него. Смертная казнь не применялась, и он должен изо дня в день, до самой смерти, мучатся от одной мысли, что свободы ему не обрести. Никогда. Долгими ночами, когда яркость света уменьшалась, и тишина изредка нарушалась гулкими шагами охранников, он строил тысячи вариантов побега. Его мозг не хотел мириться с нынешним положением, он изнурял своего владельца бессонными ночами, несбыточными планами и надеждами, которые вряд ли могли воплотиться в жизнь.

Предложение о столь долгом космическом полете сначала вызвало недоумение, мол, вы совсем меня за идиота держите, но предлагавшие не отступали. Это была парочка солидных мужиков, под полтинник, упакованные в черные костюмы, левые борта пиджаков подозрительно топорщились. «Не хватает таблички, здесь у меня кобура со стволом», – с усмешкой подумал Андрей. – «За кого они меня принимают?» Они принимали его за того, кем он был. За профессионального киллера. Они хорошо изучили его дело. Им импонирует его хладнокровие и расчет. Им импонирует его властная натура. Именно такой человек им нужен. –«В конце концов, что ты теряешь?»– говорили они. –«Так или иначе здесь ты сдохнешь. Там конечно есть риск, но он оправдан и просчитан насколько это вообще возможно.» -«Здесь тоже есть надежда на пересмотр приговора, лет через десять я попытаюсь» -«Через десять лет сменятся все, кто тебя окружает, и поверь на слово, новое поколение юристов не захочет отменить решение, принятое предшественниками, какое бы ты примерное поведение не демонстрировал. Им намного спокойнее, когда такие как ты надежно упрятаны. Мы даем тебе шанс. Решайся». -«Вы предлагаете, чтобы я, вот так, с ходу, поверил в серьезность вашего предложения, и при этом никаких гарантий, что это не дешевый развод. Кто из нас более наивный, мне сложно сказать…» «-У тебя есть время подумать.» – отвечали они. –Конечно, прямо сейчас наше слово против твоего. До старта будет идти интенсивная подготовка, там ты во очно убедишься в реальности происходящего. Еще раз повторяем: ты не чего не теряешь, и хуже, чем было, вряд ли будет. Думай. Время есть. Но оно не бесконечно.» -«А если я откажусь, то, что тогда? Силой заберете?» -«Нам нужны добровольцы. В данной ситуации сила не приемлема.»

Андрей согласился. Естественно, он думал не об иных мирах. Его могли заинтересовать лишь меркантильные планы побега. Это был шанс. Когда еще выпадет случай уйти от выдрессированной и натасканной, аки волкодавы, охраны корпуса смертников? Как бы ни были круты эти дядьки, с топорщимся под полой пиджака оружием, судя по всему, они никогда не имели дело с контингентом, представителем которого являлся Андрей.

Он лихорадочно просчитывал ходы, искал слабые места, внимательно изучал местность и каждый камешек на своем пути, чтобы в нужный момент использовать себе во благо. В последнею ночь перед отправкой на базу, он бесчисленное количество раз репетировал в голове действия, кои предпримет сразу, как окажется на транспорте таинственных работодателей, и автомобиль покинет территорию тюрьмы.

Андрей просчитал все. Все, кроме главного. Еще в камере, вместо наручников ему одели браслет на левую руку. Замочки мягко щелкнули и обшитый кожей металл сомкнулся на запястье.

–Что за хрень? – спросил он. Его кольнули недобрые предчувствия. На любом этапе передвижения по тюрьме в не камеры, наручники и кандалы строго обязательны. А тут свобода. Почти свобода. Андрей уже понял, точнее он догадывался, что все это означает, но не хотел верить в то, что он проиграл.

–Отныне никаких наручников и подобной ерунды. Браслет снять невозможно. Если распилишь, он взорвется. Если отойдет больше чем на триста метров от точки охранного периметра, он взорвется. Любое электромагнитное или какое-либо другое воздействие, он взорвется. С этой секунды ты будешь заботится о браслете, пуще, чем о собственной шкуре. Или ты надеялся совершить побег под шумок? Ну, ну, попробуй, тебя никто больше не сторожит, – один из дядек противно засмеялся, другой невозмутимо смотрел на Андрея.

–Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – проговорил Андрей, залезая на заднее сидение автомобиля.

Андрей проиграл. Окончательно и бесповоротно. Единственное, что ему оставалось делать, подчиниться и не дергаться. Сначала неохотно, с трудом перешагивая через себя, через свое самолюбие, он познавал неизвестные ему до сих пор законы миро воздания, учился разбираться в астрономических картах, обслуживать и ремонтировать вездеходы и роботов, учился выживать в условиях невесомости и увеличенной силы тяжести, и еще тысячи мелочей, которые на Земле не особо и нужны, но необходимы в дальнем космическом полете. Так, день за днем, он все больше погружался в мир, доселе неизвестный ему, и этот мир все больше и больше нравился ему. Уж лучше такая жизнь, чем постоянно, до одури, думать о несбыточной свободе. Ведь так можно и с ума сойти.

Все остальные претенденты для полета были набраны, как и Андрей, из тюрьмы особого режима – никому из организаторов путешествия и в голову не могло прийти, то, что из них возможно сделать профессиональных космонавтов, вся эта подготовка являлась не более, чем адаптацией в условиях замкнутого пространства и большого удаления от Земли – и, Андрея Никонова ставили главным над остальным сбродом. Учитывая подвиги подобных пассажиров, на эту должность требовался человек не дюжей смекалки и отчаяния, и Андрей, как никто подходил на это место.

Несколько месяцев подготовки пролетели незаметно. Старт назначен в первых числах августа. Конец того лета выдался нестерпимо жарким. Палящие солнце, от которого негде спрятаться на открытой местности, отсутствие хоть какого ни будь ветерка, не позволяли с должным качеством отрабатывать все запланированные тренировки. Будущим пассажирам «Созвездие Льва» плевать было на недовольство наставников. Убежать или повредить браслеты они не пытались, и потому бояться им не чего. Вам надо обливаться потом, шуруйте, господа, а мы и тут отдохнем, найдем какой ни будь тенек. Андрей прекрасно понимал, что чувствуют люди и не вмешивался в конфликт, если только он не перерастал в противостояние. Любое управление одним человеком другим является манипуляцией сознания и этим знанием Никонов обладал, как минимум на твердую пятерку. Не повышая голоса, без рукоприкладства, он приводил в чувство заблудших овец, жестко пресекая ропот и недовольство и разводил противников по разные стороны барьера. При этом сам он не пропускал уроки, прекрасно понимая, что, там, в дали от дома не у кого будет спросить, как лучше поступить. Рассчитывать на интуицию, это конечно хорошо, но, когда она еще подкреплена знаниями, ей вообще цены нет.

Полет должен проходить в автоматическом режиме. Тела пассажиров еще на Земле поместят в крио хранилище и в таком виде перенесут на гибернатор звездолета. Так сделано отчасти для удобства организаторов, не надо дополнительно тренировать людей на перегрузки, а отчасти в целях безопасности, чтобы в последний момент никто не успел передумать, тем самым подставив под удар эксперимент.

Настал момент старта. Собственно говоря, с физической точки зрения, старт произойдет еще через неделю, а сейчас семь человек займут индивидуальные отсеки блока гибернатора и после введения физиологических растворов в кровь заснут на ближайшие двести лет. Их замороженные тела на жидко топливной ракете выведут на орбиту Земли и перенесут на звездолет. Как только техники и инженеры в последний раз проверят электронику и покинут корабль, «Созвездие Льва», включив фотонные двигатели устремится в черные бездны космоса, потратив на разгон не один год и столько же на торможение. Пока будет возможно люди с Земли будут следить за телеметрией звездолета, пока искусственное небесное тело не исчезнет из поля зрения телескопов, а радиосигнал не будет приходить с таким опозданием, что теряется всякий практический смысл в его отслеживании. На протяжении всего полета люди будут просто слушать корабль. Так вкратце, усвоил алгоритм полета Андрей. Для него эта часть пути была самой простой. Века превратятся в миг, о миллионах опасностей пути он никогда не узнает. Самое главное вовремя проснуться – впрочем, в случае гибели корабля и пассажиров, об этом никто и никогда не узнает. С такими невеселыми мыслями Андрей поудобнее устроился в отсеке крио хранилища.

Люди в белых халатах возились с капельницами, уже бесчисленное их количество было влито в кровеносную систему и, судя по всему, еще столько же оставалось, но Андрей не замечал ни суеты вокруг него, не чувствовал эффекта от лекарств, не замечал времени. Его охватила апатия, никакие мысли не могли взбудоражить, заставить на чем-то сконцентрироваться. Он в последний раз посмотрел на окно, за которым виднелось голубое небо, отчасти заслоненное огромной веткой клена; листья в такт ветра покачивались, слегка шурша, и звук этот, через приоткрытые створки долетал до слуха Андрея, минуя все остальные шумы.

Лицо седого профессора склонилось над Андреем. В живых, умных глазах доктора читалось озабоченность. Взяв правую руку Никонова за запястье, он, шевеля губами считал пульс. Наконец, видимо внутренне удовлетворённый, врач отпустил ему руку, снял капельницы и задвинул прозрачную крышку саркофага. Все было готово для путешествия на столетия.

Последнее что видел Андрей, это виновато улыбающегося профессора. Он уже не мог видеть ни окна, ни дерева за ним, а только покрытое многочисленными, глубокими морщинками лицо пожилого человека.

Пробуждение было тяжелым. Первое, что он увидел, был свет. Слепящий белый свет больно резанул по глазам вызывая в голове пульсирующую, нестерпимую боль. От неожиданности, от боли, Андрей вскрикнул и плотно сжал веки. Но даже сквозь закрытые глаза свет проникал в мозг, порождая новую волну острой боли. Казалось, что болит и страдает каждая клеточка и воспалено каждое нервное окончание.

Неизвестно, сколько прошло времени, может несколько минут, а может и часов, прежде чем Андрей смог разомкнуть веки. Вначале он ничего не мог разглядеть. Постепенно, зрение адаптировалось к окружающему миру и Никонов уже мог разглядеть стальное обрамление крышки саркофага, светильники в потолке, виднеющиеся сквозь стекло. Везде, куда ни кинь взгляд, режущий глаз медицинский белый цвет, кое где разбавленный сверкающими, металлическими вставками.

Таковы были первые ощущения Андрея. Он пошевелил руками. Попытка оказалась удачная. Несмотря на слабость в мышцах, руки слушались. Это вселяло надежду. Протянув правую руку, как учили его еще на Земле, он на ощупь нашел большую кнопку, и превозмогая себя, со всей силы надавил на нее. Крышка саркофага бесшумно поднялась и отодвинулась в сторону. Выход из гибернатора был открыт.

Превозмогая головокружение и слабость, Андрей, уперевшись руками о борт саркофага, медленно принял сидячие положение. Голова закружилась еще больше, казалось, сейчас он потеряет сознание, тошнота подступила к горлу и, неожиданно для него самого, его вырвало желтоватой слизью. Это принесло облегчение. Головная боль не ушла, но заметно притупилась, как бы отступив на задний план.

Потом пошли мучительные и долгие минуты извлечения собственного тела из ложа гибернатора, преодоления предательской слабости во всем теле, и в особенности в ногах, из-за которых он несколько раз падал, разбивая в кровь руки и лицо, но тем не менее не оставляя попыток как можно быстрее покинуть помещение вечного сна.

Сразу за дверьми гибернатора находился душ, куда Андрей, буквально ввалился и врубил на всю мощь воду. Вода была теплая, он знал это, тем не менее казалось, что тысячи ледяных иголок вонзились в тело. Он кряхтел и стонал, тер кожу на груди, энергично растирал пальцами одной руки бицепсы другой, и все это через боль, через не хочу, желая только одного, как можно быстрее прийти в себя.

Спустя пол часа самоистязания, Андрей почувствовал себя удовлетворительно. Боль утихла, пусть и не прошла совсем, но теперь можно спокойно подумать о последующих шагах.

Он, как и остальные, оказался в недосягаемой дали от Земли. Никонов не знал, как среагируют люди на реальность. Он и в себе не до конца был уверен, а что можно говорить о других? Одно дело изучать в теории, другое – неожиданно осознать реальность происходящего. Как поведут себя люди, с какими проблемами придется столкнуться в ближайшее время? Эти и миллионы других вопросов будоражили мозг.

Выбравшись из душа, Андрей долго, очень долго, оттягивая время встречи, до изнеможения растирался полотенцем. На спине, на руках кожа вздулась и покраснела, а он все не мог ни как остановиться.

–«Надо идти, -подумал он, отбрасывая полотенце и натягивая трусы. – Хватит боятся неизвестности. Впереди ждет новый мир. Абсолютно новый мир, но со старыми, земными грехами. Что будет завтра, завтра и узнаем.»

Огромный, ярко освещенный коридор заканчивался где-то в дали, за поворотом. Несколько рядов дверей тянулись по обе стороны. Андрей подошел к кают-компании. Это помещение он хорошо изучил еще на Земле, как, впрочем, и все закоулки звездолета. За толстыми стенами ничего не было слышно, как бы он ни напрягал слух. Постояв немного, он нажал кнопку возле двери, и та бесшумно распахнулась, приглашая его пройти внутрь.

Нестройный гвалт резко оборвался и все, кто находился внутри, повернулись в сторону вошедшего.

– Вот и главный явился, – с иронией в голосе прогремел басом несуразно большой мужчина, одетый в черные джинсы и толстовку с капюшоном. Он сидел за крохотным, для его гигантской фигуры столиком и в упор, не мигая разглядывал Андрея. На его широком, добродушном лице сверкала детская непосредственность. Те, кто не знал его, мог заблуждаться от его обманчивого вида.

Андрею, как главному, били известна вся подноготная остальных пассажиров. Дмитрий Нагорный, по кличке «медведь», человек феноменальной силы и детского, наивного характера, который может свернуть шею любому, кто попытается его обидеть. Собственно говоря, до того рокового дня, перевернувшая всю его жизнь, он был тихим, безобидным великаном. Кроткость покинула его навсегда после того, как он застал жену с любовником. От ярости и боли, не соображая, что он делает, он убил обоих, а потом, сев в джип и разогнавшись, врезался в толпу гуляющих людей, которые никак не могли быть перед ним виноваты. И только вид искалеченных, мертвых тел, и стоны раненых, залитый кровью автомобиль и все вокруг, привело его в чувство. Но было поздно. Потом следователи насчитают сеть трупов, а еще тринадцать человек оказались в больницах с различными травмами, двое из которых навсегда потеряли возможность двигаться, и могли лишь мечтать о смерти, но не получить ее.

Так, в одночасье из добропорядочного члена общества, Дмитрий превратился в монстра, принёсшего горе десяткам семей. Он понимал это, и поэтому приговор выслушал спокойно, как будто это касалось не его. В своем последнем слове, он попросил прощения. Эта трагедия не только лишила его свободы, он стал более жестким по отношению к другим людям, и благодаря своей феноменальной силе заставил себя уважать даже последних отморозков. Особенно облегчило ему жизнь в тюрьме после случая, как его сокамерник, некогда не последний человек в мафиозных структурах попытался ему угрожать. Нагорный ни слова не говоря, свернул тому шею. Несколько дней в карцере, и почет и уважение обеспечено до конца дней. Таков был этот человек, огромный и на первый взгляд неповоротливый как медведь, непостижимым образом соединяя в себе детскую непосредственность и безжалостность убийцы.

Справа от Нагорного восседал щупленький пацан лет двадцати на вид. Начавший расти короткий рыжий волос на некогда бритом черепе, ярко огненные веснушки на впалых щеках, большое коричневое пятно на кончике носа придавали ему сходство с лисенком. Криминального багажа за ним не наблюдалось, в тюрьме он был новичок, а потому к нему само собой прилипла кличка Лисенок. С виду веселое, беззлобное существо, но стоит отвернуться, как он превращается в опасного хищника. Худой до болезненности, одетый в висячую мешком футболку явно на два размера больше, черные спортивные штаны, на ногах яркие оранжевые кроссовки. Он сидел, развалившись на стуле, вытянув и скрестив ноги. С любопытством разглядывая вошедшего, словно видел его впервые, он медленно, нехотя произнес:

–С возвращением с того света. – и после паузы, добавил: – Мы уж подумали, некому вразумлять наше стадо, но, кажется поспешили с выводами.

Пацана звали Неман Александр. Как и все тут, к случайным людям отнести его было сложно. В трезвом виде ничего интересного из себя не представлял, а вот во хмелю постоянно попадал в истории. Пока все заканчивалось мордобитием, он отделывался легким испугом. Даже условный срок успел несколько раз получить. Но это были цветочки, до того дня, когда он, после недельного запоя не схватил белочку.

В тот вечер он шел по парку и на встречу ему попались две сестренки, пятнадцати и семнадцати лет, выгуливающие мопса. Что он там увидел, он и сам вспомнить не мог, но факт остается фактом. В руке у него был кухонный нож, и он, с криками «изыди сатана», искромсал до смерти девочек. Те только и успели закричать. Потом взял в руки перепуганную собачку, отнес ее на ближайший пруд, где и утопил, предварительно привязав кирпич. И все это он проделал, что-то напевая нечленораздельное, словно приносил жертвоприношение какому-то божеству, которое он преклонялся. Его там, на берегу и взяли.

После того, как его подлечили, он не мог вспомнить тот вечер. Все следствие он тешил себя надеждой, что это какая-то ошибка, и скоро разберутся, и отпустят домой. И только после приговора, он наконец со всей глубиной осознал, что он натворил. Правда, через короткий промежуток времени, Александр решил, что перенесенные страдания искупили его вину и ему пора на свободу. И он начал писать во все инстанции прошения о помиловании. Администрация не мешала ему развлекаться таким образом. Спешить ему некуда, впереди вся жизнь, размышляли служивые, пусть займется сочинительством, во всяком случае у него не будет суицидальных мыслей, что уже само по себе, хорошо. И тут, в разгар писанины, вдруг поступило предложение, поражающее своей новизной и необычностью. После недолгих раздумий, он согласился, тем более уже успел почувствовать всю бесполезность переписки с надзорными органами. Больше всего его привлекало в предложении свобода, пусть и не близкая, но тем не менее. Даже больше – к тому времени уже никого не останется в живых, кто помнил об этом преступлении. Новая жизнь с чистого листа. Лучше и не могло быть.

Далее восседал Борис Рушанский, пятьдесят три года. Слегка одутловатая фигура еще носила память о былой спортивной форме. С виду тихий, бесконфликтный мужичек, от деяний которого бледнели и впадали в ступор следователи. Погоняло «тихоня». Таким он был на первый взгляд. От вида крови буквально пьянеет, чужая боль и вопли умирающего доставляют наивысшее удовольствие. При этом, сам на какую-либо фантазию не способен, идеальный исполнитель чужой страсти, в данном случае младшего брата, авторитет которого признает беспрекословно. У них с братом сложился кровавый тандем: младшой Кирилл знакомится с жертвой, подготавливает, чтобы все прошло без сучка и задоринки, а Борис воплощает в жизнь кровавый кошмар. От содеянного оба получают неземное удовольствие, после чего надолго садятся на «дно», пока похоть вновь не взыграет над ними.