В поисках идеала

– Матвей Никанорович, дай мне честное слово, что ни о чём, здесь услышанном, никому никогда не расскажешь! – опомнился Морозцев.

– Савелий Трофимович, – укоризненно протянул Захаров. – Как вы могли подумать?

– Хорошо, хорошо. Прости, Матвей Никанорович, – купец замахал перед собой руками, словно отгонял привидение. – Нечистый попутал. Не сомневаюсь я в твоей порядочности ни на секунду.

– Вот теперь неплохо бы позавтракать, – сказал Филатов, который вдруг понял, что зверски голоден.

Компания, вслед за хозяином, переместилась в гостиную, на столе появилась принесённая утром корзина со снедью. Купец предложил коньяка, гости возражать не стали. Наконец голод был утолён и сыщик, откинувшись на спинку дивана (полулежа, как и советовал врач), спросил:

– Давайте вернёмся к делу. Если я правильно думаю, то Устин Ушаков сейчас – фактически первое лицо во всех предприятиях Цыганова. Ведёт дела в его отсутствие, распоряжается деньгами…

– Именно так, Владимир Андреевич.

– А как вы, Савелий Трофимович, думаете о причинах вражды Цыганова с Золотовым? Может, действительно, из-за женщины? Из-за Юлии? – опять встрял со своим предположением Захаров.

– Вряд ли, – купец покачал головой. – Никогда об этом ничего не слышал, и думать так не склонен. Всякое случается, конечно, но… Вряд ли.

– К делу, порученному мне, это отношения не имеет, – сказал Филатов. – Поэтому меня интересуют два вопроса. С чего вы решили, что Ушаков пропал? И зачем он вам? Молодой человек мог загулять, мог уехать по делам, которых у него, как я понял, теперь порядком прибавилось. Может он мануфактуру отправился проведать. Может отсутствует по делам этого Азиатского товарищества. В Азию подался, например.

– Нет его на фабрике – три дня назад Устин должен был приехать сюда. Сейчас ярмарка – важнейшее дело. По вопросам товарищества ему предстоит уехать через пару недель, – ответил Морозцев.

Савелий Трофимович встал и прошёлся по комнате, озадаченно потирая бороду, затем остановился напротив окна в глубокой задумчивости. Наконец, собравшись с духом, повернулся к гостям, глаз и щека Морозцева самопроизвольно подёргивались, что было, по наблюдениям сыщика, признаком душевного волнения. Купец продолжил:

– Буду говорить прямо – уверен, что дальше этой комнаты разговор не уйдёт. Я хотел бы купить кое-что из принадлежащего Цыганову. В переговорах с его стороны участвует Устин. Он умён и может изложить мои мысли правильно. Я разговаривал с Ушаковым, тот излагал всё в письме, а Цыганова относила бумагу мужу, когда ей дозволялось свидание. Лев писал ответ, и он тем же путём отправлялся ко мне.

– Ловко…, – Филатов усмехнулся. – Решили ковать железо пока горячо? Цыганов в тюрьме сговорчивее станет? На что глаз положили? На мануфактуру?

– Нужна она мне сто лет, – Морозцев сделал вид, что не понял саркастического тона сыщика. – Мне своих достаточно, они, к тому же, во сто крат лучше. Зачем мне это старьё? А вот доля в Азиатском торговом товариществе – лакомый кусок. Там три пайщика. Друг другу долю они продать не могут, а третьему лицу – пожалуйста. Так ими при учреждении было условлено. Хотели, чтобы все вопросы решались если не единогласно, то хотя бы большинством голосов. Товарищество это засеяло в Средней Азии обширные земли хлопком. Купили американских семян, привезли агрономов, наладили доставку до России. Я в своё время не поверил в эту идею и оказался неправ. Хлопок вырастает превосходный и обходится много дешевле, чем американский. Моим предприятиям сырья нужно много. С долей в товариществе я бы от поставщиков не так зависел, да и от продажи прибыль бы получал. Про тюрьму вы правильно заметили. Может Лев сговорчивее станет. А может и его супруга. Вдруг она в очередной раз решит променять мужа на кого помоложе. Подвернётся какой-нибудь лихой гусар. Денег у неё теперь много – кавалеры налетят, только свистни. Если она имущество, которое сейчас её, продать решит – будет помнить, что Савелий Морозцев имеет до него интерес и готов уплатить оговоренную сумму тотчас.

– Что за нравы… – тихо сказал доктор.

– Это деньги, Матвей Никанорович. Если я просплю, то кто-то более расторопный при случае всё себе отхватит. Нет уж! Меня так просто не обскачешь! Я сам кого хочешь объеду. Но помимо материального, у меня ещё один интерес имеется.

– Очень интересно узнать какой? – спросил Филатов.

– Это, собственно, сам Устин. Про то, что он хороший работник, я уже объяснил. Толковый человек всегда на вес золота, а такой как Ушаков – втройне. Вот вы предположили, что загулял он или развлекаться уехал. Резонные доводы, казалось бы, но только не про него. Устин, хоть и молод совсем, но такой закалки, которой сейчас не сыщешь. Себя держит скромно, лишней копейки попусту не потратит. Живёт во флигельке доходного дома Цыганова – пара комнатёнок. Из хорошего разве только вход отдельный. Швейцара не нанимает – сам ворота бегает открывать. Вообще никакой прислуги не держит. Обедает в самых простых заведениях, где сытно да недорого. Собственными лошадьми не обзавёлся – всё пешком бегает, только в крайнем случае на извозчика садится. В одежде аккуратен, не франт. Одет чисто, но наряд каждый день не меняет. К вину равнодушен, к шумной гульбе тоже. Лишь в труде счастье и видит. Положением своим и заработанным достатком не кичится, хоть и с самого дна поднялся.

– Экий бессребреник, – хмыкнул сыщик.

– Э нет, не в этом дело. Тантьему[7 - Процент от прибыли, выплачиваемый директорам предприятий.] и на мануфактуре Цыганова, и в торговом товариществе он получает хорошую, тем более что и прибыль зарабатывает немалую. Хочет Устин своё дело открыть, вот и дорожит каждой копейкой. Купец из него выйдет превосходный: хваткий, расчётливый, дальновидный. И самое главное имеется.

– Что же это? – поинтересовался Захаров.

– Характер, – уверенно ответил Морозцев. – Очень порядочный человек. Его слово крепче камня. Если что пообещал – непременно исполнит. Работает на человека, который сам себя в долговую яму загнал – неизвестно выберется ли, но служит честно. Иной бы по сторонам начал поглядывать, искать, где поспокойнее да посытнее, а этот нет. Интересы Цыганова блюдёт крепко, даже лучше его самого. Я предлагал у меня трудиться, любое место на выбор, оклад удвоить, но Устин сказал, что Льва не оставит, покуда не нужен ему станет, либо сами добром не разойдутся. Чужие секреты хранить умеет, ни за что не разболтает, как не выпытывай.

– Какой-то идеал вы нам обрисовали, – сказал сыщик.

– А так и есть. На деда моего, тоже Савелия Трофимовича Морозцева, очень похож. Сразу видно – высокой духовной крепости и нравственности человек. Такой может очень масштабной личностью стать.

– Мне показалось, что излишняя порядочность в вашем деле вредит, – хмыкнул доктор. – Вы сами только что рассказывали, как бесцеремонно готовы с Цыгановым обойтись, если получится.

– Уважаемый Матвей Никанорович, порядочность – первейшее качество для любого рода занятий, а для торгового дела, где громадные капиталы крутятся, особенно, – нравоучительно произнёс Морозцев. – Пример ваш неудачный – там совсем другое. Обманывать я никого не хочу и Льва продавать долю за бесценок не неволю. Ежели супруга его решит от имущества избавиться – ничего зазорного в том, чтобы купить не вижу. Цыганов самолично на неё всё переписал, первым мухлевать начал, значит должен был все варианты просчитать, прежде чем на такое решиться. Не предусмотрел – его вина.

– Зачем вам Устин Ушаков, я понял, – прервал зарождающийся спор Филатов. – Остался второй вопрос. Почему вы решили, что он пропал?

– Мы договаривались, что встретимся здесь, на ярмарке. Три дня, как я уже сказал, с условленной даты прошла. Устин не такой человек, чтобы не приехать и не известить о причинах задержки. По моей просьбе, он уезжал проверить пустяковое дельце и должен был появиться в Нижнем. У их мануфактуры тут тоже амбар, торговлю ведут, навестить обязательно надо. Не мог он вот так обо всём забыть и исчезнуть.

– Есть ли какие-то предположения, почему так случилось? Говорите начистоту – этим вы сильно облегчите мне задачу, – сказал сыщик.

– Я долго об этом размышлял и пришёл вот к чему: либо Цыганов потребовал от Ушакова прекратить всякие отношения со мной, вплоть до разговоров, либо с Устином что-то произошло. Что-то нехорошее.

– Зачем Цыганову требовать от Ушакова, чтобы он избегал вас?

– Лев не на курорте сейчас, а в тюрьме. Кто может знать, какие ему в одиночестве мысли в голову лезут? Может дофантазировался до Бог весть чего, вот и приказал.

– Хорошо, – кивнул Филатов. – Я запрошу данные всех неопознанных покойников за последнее время, может найдётся.

– Ой, Господи спаси, что вы такое говорите, Владимир Андреевич, – купец перекрестился.

– Просто проверю ваше предположение о том, что случилось что-то плохое, Савелий Трофимович. Как бы портрет его получить для опознания? А где он может быть, если не собирается вас видеть?

– В Азиатском торговом товариществе. У них особняк на Ильинке. Новый урожай хлопка вот-вот начнут собирать, тогда дел там будет невпроворот. На мануфактуре его нет, да и во время ярмарки лучше было бы находиться здесь, а не в Москве, так что, скорее всего, в товариществе. Там лишнего болтать не привыкли, вот и моим людям по поводу Устина ничего выведать не удалось. А с портретом я помогу.

Морозцев поднялся и ушёл в кабинет, откуда скоро вернулся с небольшой фотографической карточкой, которую протянул сыщику. Филатов с Захаровым с интересом посмотрели на снимок. Там были запечатлены трое мужчин. Слева стоял высокий, сухощавый, хмурый господин с белёсыми волосами. Вид он имел строгий, надменный. «На воблу сушёную похож и глаза навыкате», – отметил Филатов. Посредине, опираясь на трость, замер невысокий, полный, чернявый господин с лукавыми, насмешливыми глазами. «Ишь какой пузырь, и взгляд с чертовщинкой. Этот хоть на живого человека похож, а не на кассовый аппарат с глазами». Справа, в самом углу карточки, примостился молодой, по сравнению с соседями, парень. Росту он был такого же, как и левый. Дородный господин посередине макушкой едва был им по плечо. Вся поза правого – неловкая и стеснённая – выдавала крайнее смущение. На его лице застыла неуверенная полуулыбка, но глаза были серьёзны. «Ну здравствуй, Устин. А уши-то, и правда, оттопыренные. Стоит, как будто случайным себя в этой компании считает, или не ровней остальным», – закончил изучение снимка Владимир Андреевич.

– Слева от Ушакова кто такие? – спросил Филатов у купца.

– Сразу признали Устина, значит, – улыбнулся Морозцев. – Это в прошлом году снимок сделан. Здесь же, в Нижнем, когда Всероссийская выставка была. Рядом пайщики Азиатского торгового товарищества. Тот что слева, на чёрствый калач похожий – господин Кройпф, немец. Посерёдке, с плотоядными глазами – господин Вареников, наших кровей.

– Позволите карточку забрать? – спросил сыщик.

– Пожалуйста. Только одна просьба, Владимир Андреевич. Ни под каким видом, никому не называйте моё имя. Любой предлог выдумайте, почему интересуетесь Ушаковым, но про меня ни слова. Не хочу, чтобы домыслы начались и кривотолки. Это поставит под удар некоторые планы.

– Хорошо, о вас даже не обмолвлюсь. Как только что-то узнаю – сообщу. Если найду Устина, что ему сказать?

– Скажите ему…, – Морозцев задумался. – Скажите, что я беспокоился о нём. Спросите, почему он пропал? Если не станет отвечать – не пытайте, всё равно не скажет. И возьмите с него слово не разглашать мой интерес и не болтать о наших с ним делах. Оно крепче камня, как я говорил, если Ушаков его даст – о конфиденциальности можно не волноваться.

– Что ж, хорошо. Обидно, что зная мою репутацию, вы о таком пустяковом деле просите, но раз обещал – исполню. Я тоже своим словом дорожу, Савелий Трофимович, – Филатов поднялся.

– Это для вас пустяк, а для меня – важно. И, зная вашу репутацию, я могу быть спокоен, что дело в надёжных руках и огласки не будет, – Морозцев тоже встал с дивана и крикнул: – Прохор, срочно отправляйся на вокзал и возьми Владимиру Андреевичу и Матвею Никаноровичу билеты первого класса до Москвы. Пока ярмарка в разгаре, все сюда едут, а не назад, поэтому место без труда отыщете. Билеты на ваше имя будут ждать вас в кассе, господа.

– Да, и последний вопрос, – сказал сыщик. – Куда уезжал Устин? Вы обмолвились, что посылали его по какому-то делу.

– Там мелкий вопрос, ерунда. Ушаков сам вызвался съездить проверить кое-что в Олонецкой губернии[8 - Нынешняя территория Карелии.], я и не настаивал. Буквально день-другой, не считая пути, всех дел-то. Он уже давно вернулся оттуда, полагаю. Да точно вернулся! В Москве его надо искать, в Москве!

Филатов записал в блокнотик все нужные ему сведения: адрес Ушакова, адрес и имена пайщиков Азиатского торгового товарищества, адрес, где проживала госпожа Цыганова. Фотокарточку тоже оставил себе. На этом гости откланялись и пошли собираться на вечерний поезд, а Савелия Трофимовича за дверями ожидала целая очередь посетителей, которую вездесущий Прохор просил обождать, пока ярмарочный распорядитель не освободится. На улице всё так же ярко светило солнце, но теперь оно не угнетало сыщика, как утром, а было под стать его настроению – лёгкому и радостному. Боли в спине он не чувствовал совершенно, хотелось пуститься в пляс, как давеча Морозцев, или пробежаться, покуда дух не захватит.

– Еще раз прошу – воздержитесь от резких движений, – напомнил Филатову доктор.