Дорога во тьме. Ч. 1

…Белый волк, сливаясь с волнами тумана, неспешно спускался с холма. Огромная полная луна наблюдала за ним в ночном небе, усеянном крупными звёздами. Лунный свет жидким серебром разлился по небольшой долине у подножия высоких, поросших ельником холмов, отражаясь от снежной спины большого сильного зверя. За волком не мигая следили необычные глаза, лунное серебро тонуло в тёмных водах зрачков, заполнивших собой всю радужку. Волк немного не добежал до места, где стоял человек. Их взгляды встретились.

– Торопись, я долго не смогу сдерживать тьму, время на исходе.

– Что же я могу?

– Ты можешь попытаться. И ты не одна.

– Но кто…

Образ волка начал размываться, превращаясь в туман, из серой мглы послышался голос, кто-то звал её издалека:

– Лиза, Лиз-а-а, Лизка, – плечо немилосердно начало трясти. – Да ты будешь просыпаться или нет? Только и знает, что дрыхнет.

Голос матери настойчиво требовал, чтобы Лиза проснулась. Девочка, вздохнув, привычно погрузилась в темноту реального мира. Видя, что дочь наконец-то проснулась, Екатерина Матвеевна отпустила её плечо.

– Значит, так. Как умоешься, я на холодильнике положила сто рублей, сходи, купи хлеба и бутылку пива для отца.

– Он мне не отец, – хмуро буркнула девочка.

– Поговори ещё у меня! В общем, сходишь и купишь, пиво в холодильник положишь. Да, я сегодня буду поздно, нужно убирать подъезды в соседних домах, так что слушайся па… – женщина на секунду запнулась: – Петю.

Лизу точно хлыстом перетянули.

– Как?! Он же должен на рынке быть!

– Комуй-то чего он должен, тебе, што ль? Приболел человек, решил дома побыть.

Голос матери раздавался уже из коридора:

– Ну всё, я пошла, мусор захвати.

Говорят, что плохие мысли имеют свойство материализовываться. Когда накануне Лиза думала, что неизбежно придёт час, когда она останется наедине со своим злейшим врагом один на один, она представляла это не так буквально. Сейчас она чувствовала себя боксёром на ринге, пропустившим сильный удар: ноги сделались ватными, руки налились свинцовой тяжестью, в голове туман и монотонный шум прибоя, тело требует, чтобы прекратили это издевательство… Надо всего лишь остановиться и опустить руки, и всё будет кончено. Но для неё «опустить руки» означало не просто проиграть. Остаться и ничего не сделать значило, что отчим, как огромный бульдозер, раздавит её «Я», весь её мир, оставляя лишь пустую шелуху, втоптанную в грязь. Нужно попытаться… хоть что-то сделать! Хотя бы попытаться, ведь именно об этом просил её белый волк, единственный её друг.

Скатившись с кровати, Лиза судорожно начала переодеваться (как хорошо, что она давно приучила себя складывать вещи в одно место). В голове тревожным набатом билась мысль: «Только бы отчим спал, только бы не проснулся!» Осторожно, как минёр, она потихоньку открыла дверь комнаты и вышла в коридор. Из родительской спальни раздавался богатырский храп отчима. Немного расставив руки, стараясь идти как можно тише, Лиза начала красться к входной двери. Благополучно добравшись до неё, она вспомнила о деньгах и магазине. Пиво и хлеб можно принести вечером, в любом случае сотка не помешает. Завернув на кухню, она начала пробираться к холодильнику. Раздался оглушительный звон – это она угодила ногой в расставленную на полу батарею бутылок, оставшихся после вчерашнего застолья. Лиза замерла, точно соляной столб, обливаясь потом. Храп прервался, сменившись натужным кашлем, заскрипел старыми пружинами диван, освобождаясь от массивного тела. Уже не думая о деньгах, Лиза крутанулась на месте и бросилась прочь из кухни. Уже у самой двери ей под ноги попалась пивная бутылка, выкатившаяся из кухни. Левая нога продолжила движение вперёд, а правая подвернулась под неестественным углом… Девочка, охнув от боли, начала заваливаться навзничь. «Только бы не упасть!» – вспыхнуло в голове у Лизы. Растопырив руки в стороны, она попыталась зацепиться за что-нибудь. Ободрав запястья, Лиза схватилась за дверной косяк кухонной двери. Издав крик отчаяния, она рванула себя руками к спасительной двери. За спиной послышались тяжёлые шаги и сопение…

…После того как шум разлетевшихся бутылок разбудил Петра Семёновича, тот тяжело поднялся с дивана. Голова была, как свинцовый котёл, во рту – помойка… – «Ну гниды! Поспать не дают. Если это Катька, точно по харе получит».

Идя на выход из комнаты, он бросил взгляд на настенные часы – полдвенадцатого. – «Так, Катька должна была свалить…». Лицо мужчины расплылось в довольной плотоядной улыбке: «Лизка, дочурка ненаглядная, как же я забыл… Ну-ка, ну-ка…».

Тяжело сопя, он вынес свою тушу в коридор, где увидел, как падчерица, цепляясь за косяк, бросила себя к выходу, подволакивая правую ногу. Когда требовалось, Пётр Рыбаков соображал достаточно быстро. Эта малолетняя сука пыталась кинуть его, лишить того, что Пётр по праву считал своим и хотел сегодня получить во что бы то ни стало. Глаза его сузились до щёлок, наклонив голову, он пошёл по коридору к стоящей к нему спиной Лизе. Та была одета кое-как, видно, торопилась, а значит, сильно боится его. Эта мысль приятной истомой прокатилась по всему телу. «О, да он покажет этой маленькой дряни чудеса на виражах». Пётр протянул руку, чтобы схватить свой приз…

…Замок, как в плохом кино, не поддался. Лизе под кожу вонзилось миллион ледяных иголок паники. «ДУРА! В ДРУГУЮ СТОРОНУ!» – замок щёлкнул, дверь легко подалась наружу. Лиза наполовину выпала из квартиры, но тут тяжёлая ладонь зажала плечо в тиски и рванула обратно.

«Ну вот и всё». Время для Лизы замедлилось, было ощущение, что отчим тянет её к себе через густой бульон. Она чисто инстинктивно рванулась вперёд. Старая кофточка, не выдержав такого натиска, с треском порвалась. Оставив порядочный кусок ткани в сжатых пальцах отчима, Лиза вылетела из квартиры и, зацепившись за порог, растянулась на полу. Подвёрнутая нога взорвалась болью. За спиной послышался звук падения чего-то большого, сопровождаемый отборным матом. «Нужно встать, лифт налево, наискосок, три шага». О том, что лифт может быть на другом этаже, она старалась не думать. При падении Лиза правым плечом ударилась об открытую дверь, и теперь, судорожно нащупав ручку, Лиза, вцепившись в неё обеими руками, потянула себя вверх. Встать ей удалось, было слышно, как отчим пытается сделать то же самое. Желая отгородиться от него, Лиза изо всех сил толкнула железную дверь назад, одновременно с этим отпрыгнув на одной ноге в сторону лифта. Судя по звуку, дверь не закрылась, а врезалась во что-то. Раздался оглушительный рёв отчима. Оценить нанесённые повреждения Лиза не могла, да и не хотела… Допрыгав до лифта на левой ноге, она только с третьего раза попала по кнопке вызова. Чудо, но лифт был на месте. В спину, обдирая кожу жгучей ненавистью, летела брань отчима, но Лиза не разобрала не единого слова. Залетев в кабину, она, уже не контролируя себя, начала бить по кнопкам, лишь бы закрыть двери… Каждую секунду она ожидала, что отчим схватит её. Она услышала, как дверь их квартиры с силой врезалась в стену, и отчим, грязно ругаясь, вырвался на площадку. У Лизы перехватило дыхание, слёзы заливали лицо и до жути захотелось в туалет…

…У Петра Семёновича, когда падал с куском кофты в кулаке, в голове промелькнула мысль: «откуда у этой слепой пигалицы столько прыти?!» Упал он неудачно, прямо на копчик, отдавшийся острой болью. День определённо начинался не так, как он себе представлял. Кое-как перевалившись на бок, Пётр Семёнович потёр ушибленное место. Он с ненавистью посмотрел, как эта задрыга повисла на дверной ручке, суча левой ногой. Правой она еле шевелила, видно, подвернула. «Это хорошо!» Не тратя время на то, чтобы встать, он, как стоял на корточках, потянулся к её травмированной ноге.

– Щас я тебе, гнида мелкая, руки с ногами местами поменяю!

Почти дотянулся, но в последний момент девка успела отскочить. Пётр вцепился левой рукой в косяк, готовясь рывком встать на ноги. В следующую секунду на него надвинулась тень, и он тут же получил дверной ручкой в переносицу и одновременно с этим мужчина почувствовал оглушающую боль в руке, которой держался за косяк. Железная дверь перебила четыре пальца, точно посередине вторых фаланг. Кровь из перебитых пальцев не спеша заливала стремительно распухающую ладонь, тяжёлыми каплями плюхаясь на пол. Пётр на какое-то время забыл обо всём: перед глазами плыл кровавый туман, рука онемела почти до плеча, со сломанного носа на грудь обильно текла кровь. Пётр Рыбаков умел терпеть боль, но ни разу в жизни ему не приходилось испытывать нечто подобное, тем более от руки женщины. Наоборот, они всегда были его игрушками, с которыми он творил что хотел. А сейчас ему сломала нос и изувечила руку слепая девчонка, с которой он планировал удовлетворить свои фантазии.

Внутри взорвался вулкан ярости, которая начала извергаться из него, грозя спалить всё, что попадётся на дороге. Бережно прижав искалеченную кисть к груди, он от души пнул приоткрытую дверь. Та, оглушительно громыхнув, влетела стену. Он увидел, что девчонка исчезает в кабине лифта.

– А ну стоять! Убью, мразь! Я убью тебя!..

Протянув здоровую руку, он хотел не дать дверям захлопнуться, но опоздал, врезавшись в сомкнувшиеся створки. Зашумели моторы, лифт поплыл вниз. Врезав ещё раз кулаком по двери, он побрёл в квартиру. Бежать за ней сейчас было неразумно, его могут увидеть, он и так был неосторожен, выскочив на площадку. Ярость вместе с болью раздирали его на части. Ну ничего. Он своё возьмёт, теперь уже без вариантов. Он пострадавший. У Лизки, по-хорошему, на него ничего нет, кроме слов и порванной кофты. Он за ней дверь хотел закрыть, а эта психопатка изуродовала его. Так что пусть побродит по холодку, остынет. С ней он разберётся чуть позже. С рукой хреново совсем, надо в больницу. Хорошо ещё, что травмпункт недалеко. Посмотрев себе под ноги, Пётр с кряхтением нагнулся, подобрал оторванный кусок кофты и, зажав в кулаке, процедил:

– И кофту порвала неизвестно где, сука.

Дверь закрылась, и на площадке наступила тишина, как будто ничего и не было…

…Лифт неспешно отсчитывал этажи, Лизу колотило, как в лихорадке, адреналин первых секунд отпускал… Ему на смену пришли тупая боль и опустошённость. Куда теперь идти и что делать? Лиза понятия не имела.

Двери лифта с шумом разъехались. Сильно хромая, стараясь не опираться на больную ногу, девочка вышла из лифта. На какой этаж она приехала, Лиза понятия не имела, ведь в панике она била по всем подряд кнопкам. По всему телу разлилась свинцовая усталость, безжалостно кружилась голова. Словно пилот подбитого самолёта, она пыталась посадить своё измученное тело. Держась за стену и стараясь не опираться на ногу, она сползла в угол. «Сейчас немного посижу и пойду. Куда? Не важно. Сейчас мне надо чуть-чуть отдохнуть и…»

Её, видимо, выключило, тело затекло и не хотело слушаться. Видок, наверное, у неё ещё тот. Внизу, на лестнице, раздались чьи-то шаги. «А вдруг это отчим?!» Лиза попыталась встать, но неловко оперлась на подвёрнутую ногу и чуть не упала. Плюхнувшись обратно на пол, Лиза подобрала коленки и зажала голову руками. «Господи, ну за что? За что?!» …

…Огоньки на тонких жёлтых стебельках купленных свечек подмигивали ему, пока не прогорели до конца. А он всё продолжал молча смотреть на их огарки, слушая тишину. Макар сидел ещё около получаса на старенькой лавочке возле родных могил, ожидая сам не зная чего, что подсказало бы ему, как быть дальше. Но ничего не происходило. Вздохнув, Макар нагнулся, чтобы поцеловать милые фото перед уходом.

– Их здесь нет, надо поискать в другом месте.

Голос был смутно знакомым. Макар резко выпрямился и стал вертеть головой, пытаясь определить источник голоса. Невдалеке стояла опрятно одетая старушка, которая смотрела на своего спутника – такого же опрятного, чистого старичка. При взгляде на пожилую пару Макар чуть не опрокинулся на землю. Да ведь это… Макар, присмотревшись повнимательнее, понял свою ошибку. Те, за кого он принял старичков, несколько лет покоились не так уж далеко отсюда. Они, конечно, похожи, но мало ли на свете совпадений? Тем более, если учесть обстоятельства, приведшие его на кладбище, было удивительно, что он ещё лешего с зелёными человечками не увидел. Вытерев вспотевший лоб, Макар шумно выдохнул. Старичок, увидев Макара, оживившись, спросил:

– Я прошу прощения, молодой человек, это линия тридцать шесть?

– Нет, вам надо, вон в ту сторону. – Макар махнул рукой в нужном направлении, – по тропинке, по-моему, второй или третий перекрёсток, там указатель должен быть.

– Спасибо большое.

Престарелая чета, взявшись под ручки, направилась в указанном направлении. Макар с тоской посмотрел на могильную плиту: «Ну вот тебе и знак». Проведя ладонью по гладкому граниту памятника, он закусил губу. В голове неоновой вывеской горели вопросы: «Где же вы?» – и чуть ниже просто слово: «Проводник».

Вскинув голову, Макар обомлел: старички как сквозь землю провалились. Дойти до первого перекрёстка они не успели бы, либо, пока он несколько секунд смотрел на могилу, они рванули как пара гепардов… или из детской шаловливости спрятались в кустах и ехидно хихикали над ним. Макар не удержался и прошёлся до второго перекрёстка, докуда бы нормальные бабушка с дедушкой точно бы не добрались за то время, что он на них не смотрел. Никаких следов, парочка ветеранов словно растаяла в воздухе. Ну что же, похоже, в его новой реальности такие вещи стали обычным делом. Засунув руки в карманы, он побрёл с кладбища. Глядя себе под ноги, наблюдая за тем, как его кроссовки поднимают волны опавших листьев, Макар не заметил парочки пожилых людей, стоящих за старенькой оградой. Оба смотрели ему вслед, покуда он не скрылся за входными воротами. Седая женщина поднесла маленькую ладошку ко рту и тяжело вздохнула, её спутник бережно положил руку ей на плечо. Осенний ветер принёс вместе с листьями густой дым от костра, окутавший их с ног до головы. Когда дым рассеялся, старики исчезли вместе с ним, за оградой остались лишь два старых надгробья. С потёртых фото смотрела та самая семейная пара, прожившая долгую совместную жизнь и погибшая в один день.

Всю дорогу до дома Макар обдумывал свой следующий шаг. Может, стоит повнимательнее присмотреться к осколкам зеркала, у которых появились замашки графа Дракулы? В любом случае он уже подходил к подъезду, а других идей у него не было. «Значит, зеркало». Входя в подъезд, он столкнулся со здоровым мужиком, в котором не сразу признал соседа откуда-то с верхних этажей. Тип этот никогда не нравился Макару с его устойчивым запахом пота, к которому часто примешивался перегар. Но дело было даже не в запахе – было в нём что-то отталкивающее… в том, как он вёл себя с окружающими, особенно с женщинами. Хотя обвинить его в чём-то конкретно Макар не мог. Ну мало ли «хамла» кругом… К тому же было видно, что ему совсем недавно здорово досталось. Нос под прикрывавшим его пластырем здорово распух, левая рука, продетая в перевязь, была кое-как замотана бинтом, пропитавшимся кровью. «Как под каток попал» – мелькнуло у Макара в голове.

Поднявшись на четвёртый этаж, первое, что Макар увидел, это сгорбленную фигуру около своей двери. Из-под плотно сжатых над головой рук выбились светлые пряди, лицо было спрятано за худенькими коленками. Макар слегка растерялся: «На бомжа вроде непохоже». Одежда старая, но чистая, только вся растрёпанная да у кофты на плече дыра. Стоп, эту кофту он точно где-то видел… и эти волосы… «Ну конечно, слепая девочка… Лиза, кажется». Это с её папашей он столкнулся возле подъезда. Присев на корточки, Макар осторожно дотронулся до плеча девочки. Та шарахнулась, будто от раскалённого железа, и ещё сильнее сжавшись, задрожала всем телом. Из-под сжатых рук донёсся тихий голос:

– Пожалуйста, не надо.

Макар оторопело уставился на ребенка: «Это что ещё такое? Что могло её так напугать?» Как можно спокойнее он спросил:

– Эй, что с тобой случилось? Тебя кто-то обидел?

Девочка не ответила, ну хотя бы дрожь стала меньше.

– Не бойся, меня зовут Макар, я живу с тобой в одном подъезде. Помнишь?

Не зная, как реагировать на молчание явно испуганного ребёнка, Макар опустился рядом на колени. Кашлянув, он в растерянности потёр подбородок.