Ты – моя причина жить…

США, Калифорния, Лос-Анджелес

Если вам вдруг подумалось, что все, чем мы тут занимаемся, – это пытаемся разобраться в своих любовных страданиях, то вы жестоко ошибаетесь. Да в шоу-бизнесе всем плевать на то, что ты там чувствуешь. Дома и в офисе мне удавалось делать вид, что между нами с Брэдли ничего особенного и не произошло. А он, видимо, был на меня зол как тысяча чертей. Да и черт с ним пока что.

В общем, наш разговор с Брэдли по душам законсервировался, позволив нам всем двигаться дальше. Эта ситуация, конечно же, вернется, ведь рано или поздно из погреба достают даже самую позапрошлогоднюю банку с огурцами. Во всяком случае, я (если уж быть совсем откровенной) рассчитывала на продолжение этого разговора, но инициатором быть точно не хотела. В конце концов, я девушка и не хочу ничего решать, хочу новое платье, или как там говорят в Интернете?

Но мой эмоциональный фон тот разговорчик подпортил. Я перестала ощущать реальность происходящего. Вроде бы все решения принимались совместно, строились планы и прогнозировались дальнейшие шаги, но вот мы с Димой стоим в съемочном павильоне, а вокруг люди – три фотографа, которых я знаю в лицо, но даже намека в голове об их именах нет. Одни щелкают затворами, другие щипают Диме брови, раздевают и одевают его… Все, как во сне, сумбурно, без логики и остановки. Я потеряла нить времени и не представляла, сколько это сумасшествие будет продолжаться, но внезапно все закончилось. Кто-то попрощался, кто-то просто ушел, щелкая затвором. Брэдли сказал, что фотосессия окончена. Я думала, все будет куда гламурнее, а не так, словно мы грузились в отходящий поезд.

Съемочный павильон «Connor Production Center LA» находился в пригороде Лос-Анджелеса, на приличном расстоянии от Голливуда, там же мы вчера расположили штаб-квартиру, куда громадьём свалили все вещи, так как нам сказали, что в ближайшие сутки едва ли удастся уехать домой. Сам павильон был огромный и едва ли по размеру уступал стадиону на пятьдесят тысяч человек. Зачем занимать такую громилу, объяснил Брэдли. Во-первых, в небольшом съемочном павильоне нет возможности выстроить сразу пять-шесть съемочных площадок, а значит, уйдет значительное время для переустройства. Во-вторых, производственный отдел «Connor Production Center LA» запросил материал для монтажа декораций не позже трех суток до начала съемок, чтобы успеть смонтировать павильоны, и подготовил все павильоны для съемок в один день. Опаздывать нельзя. Ну и, в-третьих, такой команды профессионалов, как в «Connor Production Center LA», не найдешь больше нигде.

Огромный павильон был разбит на четыре отсека, которые мы не успели обойти, как нас потащили в гримерные комнаты. Вернее, потащили Диму, а мы увязались, словно прикованные к нему. Это была небольшая комнатка, огороженная высокими шторами. Внутри был диван, большое зеркало со столиком для инструментов гримера и несколько кресел. Возле входа располагалась стойка с костюмами.

В гримерку заходили часто. Первой оказалась мисс Тони. Она была одета в узкие джинсы и топ, все серо-нейтрального цвета. Смуглое лицо светилось здоровьем и оптимизмом, и Дима волей-неволей улыбался при виде ее. Но когда он увидел в руках мисс Тони плетку, то улыбка потихоньку сползла с его лица, но мисс Тони его успокоила:

– Вас, мистер МакКуин, я бью только в своем зале. Ни в коем случае не на виду. Все ошибки, даже если они ваши, будут отрабатывать мальчики. Наверное, вам не успели сообщить, поэтому донесу до вас я: в клипе будет шесть частей. А это значит, что будет шесть эпизодов, шесть костюмов, шесть образов. То есть вам придется станцевать шесть раз минимум, если никто не совершит ошибку в моем шедевральном танце. Переодевайтесь, сделаем первую репетицию, заодно настроят все камеры и свет. У вас не больше десяти минут.

Когда она вышла из нашего шатра, Брэдли сказал:

– Помни, что ты артист и профессионал. Ты вправе остановить съемки, если плохо себя чувствуешь или что-то не хочешь делать. Но запомни, что остальные так же профессиональны и могут сделать то же самое. Кроме того, у всех есть время, оплаченное и личное. Никто не станет тратить личное время на нас. Оплаченное время до часу ночи, дальше – личное желание каждого. Поэтому сначала снимаем все и со всеми, а потом – тебя одного. Ни с кем знакомиться не нужно, только если они сами не предложат. Не старайся запоминать имена, это неважно, ты больше не увидишь этих людей. За исключением мисс Тони, танцоров и нас с Никой.

Димка кивнул. Я достала телефон и начала фотографировать все подряд: Димку на стуле, себя на диване, даже выглянула из шатра, сделала пару кадров съемочной площадки.

– Зачем ты делаешь фото? – спросил Брэдли.

– Для истории и твиттера, – ответила я. – Это же инсайдерская информация, за которую душу продает половина поклонников. Через определенное время.

В шатер вошла милая пухлая женщина в джинсовом комбинезоне в синий горох. На мне было легкое хлопковое платье в такой же самый горох, и женщина поприветствовала наше сходство милой улыбкой.

– Здравствуйте, мистер МакКуин и все остальные, я миссис Поттер, костюмер, – ласково представилась она. – Как видите, дом «Allegro» отправил нам костюмы для съемок, как я поняла, мисс Аллегро прислала вещи на глаз, так что их нужно подогнать на вас. Встаньте, пожалуйста, на этот пуфик, я сделаю свою работу.

Дима послушно встал. Женщина подала ему кожаные черные брюки, Дима с кряхтением их надел. Действительно, немного великоваты. Миссис Поттер с зажатой иголкой в зубах беззастенчиво шарила у Димы в брюках, поправляя выкладки и швы. С нежным кудахтаньем поглаживая Димин зад, она со всего размаху всадила ему в задницу иглу, Дима вскрикнул.

– Ну надо же, какие мы нежные! Прошу прощения! Снимайте это, надевайте другие брюки, вот эти, красненькие.

Дальше прошло без уколов, и вскоре все брюки были подогнаны и висели на руках миссис Поттер, которая удалилась с ними куда-то в глубь павильона.

– Внимание! Всем артистам выйти в первый павильон.

В комнату вбежала мисс Тони.

– Мистер МакКуин, сколько вас ждать? Где ваши брюки? Черные, первый эпизод зеркальный! Быстро!

Хлыщ!

Ударив плеткой по полу сильнее, чем требовалось для произведения эффекта, мисс Тони так же поспешно убежала. Дима схватил с вешалки черные брюки, но тут в комнату ввалилась необъятная женщина.

– Я Габи, – сказала она. – Не трогайте ничего, садитесь в кресло. Макияж!

– Но мне нужно идти на площадку!

– Не волнуйтесь, без вас не начнут, – сказала она.

Дима сел.

– Закройте глаза и не открывайте их, пока я не разрешу.

Уверенными движениями Габи растерла на лице Димы тон, наложила легкие тени, легкий блеск на губы натурально-розового цвета, тонко подвела глаза и брови. Наверное, ее смутили некоторые волоски на бровях, потому что она вооружилась пинцетом и хорошенько прошлась по бровям и ресницам. Дима кривился, но молчал.

– Открывайте глаза, мистер МакКуин, все готово, – сказала она.

Дима открыл глаза.

– Посмотри на меня, – велела я.

Дима повернулся ко мне лицом, и тут я увидела в его глазах дикий страх.

– Все отлично, – сказала я. – Не бойся, все будет хорошо.

– Ты будешь рядом?

– Конечно. Идем.

* * *

Сначала снимали самый зрелищный момент, по словам мисс Тони, – сцену в зеркальной комнате. Две плоскости из неровно поставленных зеркал свели под прямым углом, на манер треугольника, только без гипотенузы. Свет сочился из-под зеркал, оттуда же вытекал дым. Брэдли сказал мне, что зеркала с обманом. И словно в подтверждение его слов в один момент они стали прозрачными, а за ними полыхнуло пламя.

Я посмотрела на монитор, который находился напротив наших стульчиков за камерой режиссера. Я не узнавала Диму. Я видела его в гриме, с серьезным лицом – когда он шел на площадку. Но то, что я видела на экране, очень смутно напоминало мне человека, которого я прижимала к груди на высоте десять тысяч метров еще меньше недели назад.

Дима обладал неплохими данными. Ровное лицо, без изъянов, аккуратный нос, выразительные синие глаза. Красивые брови, черные волосы, густые и волнистые. Его нельзя назвать бедняшкой, но в сравнении с той же мисс Тони Дима был альбиносом.

После всех макияжных манипуляций его лицо стало еще более бледным, глаза темными. Серый цвет радужки приобрел свинцовый оттенок, в них полыхала ярость. Брови ему выщипали до идеальных контуров, а губы стали бледно-сиреневыми.

– Ну он и соска, – по-русски сказала я.

– Что, прости? – спросил Брэдли.

– Красивая картинка, говорю, – ответила я.

На площадку вышли парни мисс Тони, гуськом за ней. Дима встретил их, открыв рот. Парни были в одних трусах-боксерах из такого же материала, что и Димины брюки. Им надели парики, точь-в-точь повторяющие его прическу – зачес элегантными локонами назад. Только Димина голова отливала серебром, а парики парней были насыщенного черного цвета. С их лиц стерли брови, оставили только подводку глаз и розовые губы. Такие же бледные лица, бледные тела.

– Над мальчиками поиздевались, а? – хихикнул Брэдли, – они тут с утра. Обесцвечивались. Теперь Дима со своей естественной бледностью выглядел негром. Парни были просто белыми.

– Мистер МакКуин, лучше, чем сейчас, уже не будет. Прикройте глаза, выставляем свет.

Я аж подпрыгнула! Зачем же так пугать – мне показалось, что голос раздался с небес. Я хихикнула и быстро оглянулась – не видит ли кто моего конфуза, но всем было не до меня. По павильону носились люди, по-деловому переговаривались в рации, что-то куда-то тащили и постоянно говорили.

Я снова уперла взгляд в монитор, стараясь понять, чем кадр отличается от реальности. Конечно, многим: в реальности все, что за кадром, выглядело убого и индустриально – какие-то тросы, световые кабины, арматурины и поднятые вверх тормашками декорации, какие-то тряпки и прочие атрибуты сценической площадки.

В кадре не было вообще ничего лишнего.