Студент Иконников

– Пойдем медленнее, – вдруг сказал он.

Они пошли тише. Иконников начал было рассказывать про случай у Никитских ворот, по учитель его перебил:

– Одну минуту! Раньше я вам задам два вопроса. Позволите?

– Пожалуйста!

– Вот вы говорите, что не знаете даже и сейчас да имени, ни фамилии покойницы? Но откуда же вы узнали, например, что она умерла, что ее хоронят сегодня и даже где хоронят? Погодите, – остановил он хотевшего ответить студента. – Откуда вы узнали, что я ее жених, да и вообще, откуда вам все известно?

Иконников обстоятельно ответил, и учитель, очевидно, успокоился. По крайней мере, он уже менее подозрительным тоном сказал:

– Ну, теперь расскажите. Как это вышло?

Афанасий Петрович рассказал, и они шли некоторое время молча.

– Кто мог подумать, – покачал учитель грустно головой. – Знай я все это раньше, я поступил бы совершенно иначе! Но, войдите и в мое положение: почти накануне свадьбы я вижу, что мою будущую жену кто-то несет по улице на руках! Вскипел, признаться. Приехал и рассказал ее родителям.

– Но почему же вы не переговорили прежде всего с нею? – воскликнул Афанасий Петрович.

– Судьба! Когда я приехал к ним, она была, кажется, у портнихи. Мне бы подождать ее, да расспросить… Но у меня так клокотало все внутри, так клокотало!.. Я и брякнул! Обидно мне было тогда, – продолжал он, помолчав. – Считал, что издевается она надо мной… обманывает! На беду ехал тогда я не один, а со своим будущим шафером. Он, собственно, и указал мне на вас, когда вы ее переносили.

Учитель замолчал и задумался.

– Почему же она покончила с собой? – спросил Иконников. – Разве нельзя было все это уладить? Или, может быть, родители ее… чем-нибудь обидели?

Ответа он не получил. Прошли молча шагов двести.

– Вы пойдете на кладбище? – спросил учитель.

– Нет, зачем же! Моя миссия, собственно, закончена.

– Да, да… конечно! Ну, спасибо вам! – вдруг протянул он студенту руку. – Вы сняли с моей души большой камень! Ведь я бы всю жизнь думал, что она мне изменяла.

Он остановился и взял студента за пуговицу.

– Вот что. Вы позволите к вам как-нибудь зайти? Вы скажете мне свой адрес?

– Пожалуйста! Буду очень рад!

Иконников подал ему свою визитную карточку. Учитель прочел ее и спрятал в карман.

– Спасибо! Я Даже, может быт, сегодня зайду! Вы будете вечером дома?

– Буду!

– Вот и зайду! Простите! – спохватился он. – У меня с собой карточки нет. Но все равно: учитель Гиацинтов!

Лицо у него прояснилось. Он пожал крепко руку Иконникову и побежал догонять процессию.

Иконников отправился в нормальную столовую, пообедал и пошел бродить по улицам. Весна постепенно и заметно вступала в свои права. Улицы очистились от снега, бурных потоков нигде уже не было, и навстречу попадались люди в весенних костюмах. Мимо Охотного ряда прогнали целую толпу студентов, окруженную плотным кольцом городовых… Городовые шагали с нахмуренными лицами, с сознанием важности того долга, который они выполняют. А студенты шли, вплетая в шум улицы гул молодых голосов и звонкого, безмятежного смеха. На тротуарах останавливались прохожие, и почти все сочувственно смотрели им вслед. И только один, с мясистым, как у бульдога, лицом, смахивающий на купца, плюнул и крикнул, грозя сучковатой палкой:

– Смеетесь?.. Шарлатаны!.. Сволочь!..

До Иконникова долетела эта ругань, и у него явилось желание подойти и дать этому хулигану по физиономии. Но одумался и пошел дальше. Вернулся он домой к вечеру, просидел с самоваром до десяти часов, поджидая учителя. И решил, наконец, что тот сегодня не придет. И только хотел идти за перегородку ложиться, – как в дверь раздался довольно сильный стук.

– Войдите! – крикнул Афанасий Петрович.

Дверь отворилась, и на пороге появился Гиацинтов. Он был пьян так, что еле держался на ногах, но все-таки прошел в номер и спросил:

– Можно у вас… посидеть пять минут?

Иконников пододвинул ему кресло.

– Пожалуйста… раздевайтесь!

Учитель долго балансировал, снимая пальто. Наконец, при помощи студента, снял его и даже повесил на вешалку. А потом плюхнулся в кресло и посмотрел мутными глазами на стол.

– Само-овар?.. А во… водки… не-ет?..

– Я не пью, – сказал спокойно Иконников. – Да и вам, кажется, сегодня не следовало бы!

Учитель пьяно улыбнулся.

– Мда!..Конечно!.. Я сегодня… как говорится, пьян!.. Пьян! – взвизгнул он плаксиво. – Похоронил ее… голубку Зиночку!..

Иконников молчал, а Гиацинтов продолжал, раскачиваясь в кресле:

– Закоо…пали в сырую землю!.. Навсегда!.. Чистую голубку… мученицу!..

Он наклонился к Иконникову, обдавая его запахом водки:

– А ведь я тогда… утаил!.. Помните: про родителей?.. Ведь отец-то… этот… полный, с лысиной… Бил ее!.. Ей-Богу!.. Всегда бил!.. Еще до этого случая…

– Да неужели? – ужаснулся Иконников.

– Говорю: ей-Богу, значит, верно!.. А в тот вечер… при мне избил! На моих глазах!..

– И вы… не заступились?

Учитель бессмысленно на него посмотрел…

– Почему же вы не заступились? – переспросил негодующий Иконников. – Ведь при вас же били женщину?..

– Не заступился, потому что… я… я… скот!..

Он вдруг начал бить себя кулаком в грудь.

– Мерзавец я!.. Подлец, хотя и… интеллигент!.. Сукин сын!.. Я тебе больше скажу, – вдруг перешел он на «ты». – Я радовался, когда он ее бил!.. Понимаешь: радовался, как последняя дрянь!.. Думал, что изменяет мне… Так на же, мол, тебе: тебя бьют, а я… я… ин… ин-теллигент, радуюсь!..