Актуальные проблемы государственной политики

Опыт истории говорит, что модель классовой прогрессивной революции – частный случай из большого числа реализуемых революций разных типов.

§ 2. «Цветные» революции как образец революций постмодерна

Не будем разбирать огромную по масштабам революцию в СССР в 1990—1991 гг., которая привела к ликвидации СССР и общественного строя и резко изменила систему мироустройства. Это особая большая тема. Сейчас для постсоветской России срочной стала задача понять тип производных из краха СССР революций, названных «бархатными» и «цветными».

Их предвестники – мятеж 1956 г. в Венгрии, «Пражская весна» 1968 г., «Красный май» 1968 г. в Париже. Позже – революция «Солидарности» в Польше, «бархатные» революции в Восточной Европе в 1989 г., а также ставшие их продолжением революции в Сербии (2000) и на постсоветском пространстве (Грузия, Украина, Киргизия). В 2011—2014 гг. это революции «арабской весны» и, наконец, начавшаяся в конце 2013 г. крупномасштабная революция на Украине. Все они произошли в обществах переходного типа и выпадают из модели Маркса. Их можно назвать революциями постмодерна.

Важно!

Эти революции не означали смены политических элит и правящих верхушек, а вели к глубоким изменениям в государстве и обществе. Все они были призваны решать задачи не столько формационного характера, сколько цивилизационного. Для понимания и предвидения хода таких революций надо анализировать процессы, происходящие в культуре, идеологии и сфере массового сознания.

Так, «Солидарность» представляла собой «ценностно-ориентированный монолит», а не коалицию групп, преследующих социальные цели. Фронт между противоборствующими силами пролегал не в социальной или классовой, а в ценностной плоскости.

Революции эпохи модерна вызревали и предъявляли свои цели и доктрину на основе рациональности Просвещения. Она задавала ту матрицу, на которой складывались понятия о мире и обществе, о правах и справедливости, о власти и способах ее свержения. Установки и вектор политики партий можно было соотнести с концепциями почти научного типа.

Постмодерн разрушил эти матрицы и произвел их деконструкцию. Проблема истины исчезла, исчезли и аксиомы справедливости, они не складываются в системы. Цели и аргументы могут полностью игнорировать причинно-следственные связи и даже быть абсурдными.

В 1980-е годы организация и технология таких революций стали объектом изучения и разработки в крупных государственных и полугосударственных учреждениях Запада. В 1983 г. в США был основан Институт Альберта Эйнштейна (ИАЭ). Его целями названы «исследования и образование с целью использования ненасильственной борьбы против диктатур, войны, геноцида и репрессий». Возглавляют его бывший полковник разведки Минобороны США Роберт Хелви и профессор Гарвардского университета Джин Шарп. Согласно отчету ИАЭ, с 2000 по 2004 г. за его услугами обращались группы из 34 стран, в том числе из Грузии, Украины, Белоруссии, Азербайджана.

Революции постмодерна отличают несколько признаков.

1. В первой стадии такие революции носят ненасильственный характер. Модерн представлял общество и государство машинами. Происходящие в них процессы виделись как движение масс под действием сил. Соответственно и власть видела угрозы как массу противников, накапливающих силу, которую они и готовились обрушить на защитные силовые структуры государства.

Средства преодоления угрозы государству виделись в увеличении массы и силы. Рассуждения о «силе идей» воспринимались властью как метафора, второстепенный фактор. Такая власть, как показал опыт, не способна блокировать революцию, не применяющую «механической» силы. Ненасильственный характер революции нейтрализует силу, которой располагает государство, – насилие.

Технология «бархатных» и других аналогичных революций использует декларируемую свободу слова и собраний. Заложенные в праве свободы становятся инструментами революций, а отступление от них карается «ярлыком» тоталитарности политического режима со стороны «мирового сообщества». Именно использование легальных механизмов для нелегальных целей обеспечивает возможность для захвата органов власти, бессрочных акций протеста, забастовок и других подобных методов свержения власти.

Ненасильственный характер действий противника обессиливает государственный аппарат и раскалывает общество. Если власть отвечает насилием, слишком большая часть общества начинает сочувствовать диссидентам, и государству приходится тормозить, неся большие издержки.

В ходе «оранжевой» революции 2004—2005 гг. на Украине на Майдане была устроен палаточный городок, хорошо организованный и обеспеченный регулярными поставками продовольствия, одежды, лекарственных средств и др. При рассмотрении иска В. Ющенко об отмене выборов толпа блокировала Верховный суд Украины.

На деле декларация ненасильственного характера протеста – ширма, прикрывающая фактический захват органов власти, блокирование работы судебных учреждений и др., при неготовности власти использовать имеющиеся силы и средства. Возникает «паралич» власти, обеспечиваемый массированной информационной и политической атакой со стороны внешних сил, угрожающих применением различного рода санкций в случае каких-либо активных действий со стороны власти.

Уязвимыми в отношении «оранжевых» революций являются государства с усеченным суверенитетом, которые вынуждены сверять свои действия с тем, «что скажут в Вашингтоне». Напротив, реально независимые государства нечувствительны к таким технологиям. Скажем, «оранжевая» революция невозможна в США, поскольку там полиция разгоняет незаконные митинги вне зависимости от реакции «мировой общественности». Если государство способно противостоять «ненасилию» (как в Белоруссии), то спектакль тоже отменяется.

В 1995 г. США попытались организовать на Кубе «народные волнения» и послали самолеты разбрасывать над Гаваной листовки. Эти самолеты после всех предусмотренных приказов приземлиться были сбиты кубинскими истребителями. А когда в Майами была организована флотилия яхт и катеров «возлагать венки» в море, Куба предупредила, что вся эта флотилия будет потоплена. Все это было в рамках международного права – и Мадлен Олбрайт на Ассамблее ООН дала задний ход. Эту возможность Белоруссия и Куба имеют потому, что их властная верхушка действует исходя из обязанностей государства, а не теневых договоренностей. Похоже, таково положение и Сирии.

Важно!

«Бархатные» и «цветные» революции не могут быть истолкованы в логике разрешения социальных противоречий. Политологи с удивлением констатируют, что «ни одна из победивших революций не дала ответа на вопрос о коренных объективных причинах случившегося… о смысле и содержании ознаменованной этими революциями новой эпохи». Эти революции организуются так, чтобы использовать накопившееся недовольство масс и едва народившуюся революционную энергию для достижения политических целей, не связанных с разрешением социальных противоречий в интересах этих самых масс. Это технология постмодерна.

Так, в Польше у «Солидарности» также не было конструктивного проекта, она консолидировалась отрицанием (диссидент Адам Михник сказал: «Мы отлично знаем, чего не хотим, однако чего мы хотим, никто из нас точно не знает»). А движущей силой польской революции стали рабочие, уничтожавшие политический строй, наиболее отвечавший их фундаментальным интересам.

«Оранжевая» революция произошла в 2004 г., когда экономика Украины была на подъеме и доходы населения увеличивались. По темпам роста Украина после 2000 г. обгоняла все страны СНГ и считалась самой быстроразвивающейся экономикой Европы. В 2000—2003 гг. рост ВВП Украины в среднем составлял 7,3% в год, за пять месяцев 2004 г. реальные доходы населения выросли на 15,0%.

«Бархатных» революций, уничтожающих стабильное жизнеустройство с большим потенциалом развития, не могло бы произойти, если бы интеллигенция стран «реального социализма» не восприняла мыслительных норм постмодерна.

Подобный слом произошел в СССР в конце 80-х годов. Перестройка и начальная фаза рыночной реформы в СССР – чистый случай революции регресса, и его совершенно не могло предсказать советское обществоведение.

2. Отсутствие революционного большинства (элиты). Как показал опыт, в «цветных» революциях даже при слабых предпосылках удается сплотить массу людей очень сильной солидарностью. На короткий срок организуется целеустремленная толпа, обладающая коллективным разумом. Ее отличие от «классических» революций в том, что и цели, и структура, и действия толпы задаются извне, манипуляторами. Все атрибуты этой массы имеют встроенный механизм саморазрушения, так что после выполнения поставленной задачи у массы не остается ни целей, ни организации – в ходе революции не возникает политической воли и проекта.

Важно!

«Цветные» революции не порождают революционной элиты, которая могла бы выработать свой проект и развивать революцию. «Цветные» революции безопасны для их организаторов, после их завершения и роспуска толпы власть может отобрать ценные кадры активистов – россыпью, без всякой опасности для системы. Таким образом, создается политическая сила, готовая свергнуть власть – без какой-либо социальной цели и без связной идеологии.

3. Новые основания легитимности власти. «Цветные» революции не просто приводят к смене властной верхушки государства и его геополитической ориентации, а и принципиально меняют основание легитимности всей государственности страны. Меняется даже местонахождение источника легитимности, он перемещается с территории данного государства в метрополию, в ядро мировой системы капитализма.

Важно!

Существенный элемент технологии – внедрение в массовое сознание и закрепление в нем нескольких несложных стереотипов, отвечающих формуле незыблемой истины «они против нас». События трактуются исключительно с одной и единственной «верной» точки зрения. Через постоянное повторение одних и тех же лозунгов достигаются отказ от их рационального восприятия и переход к их восприятию на веру.

Этот процесс сопровождается созданием и энергичным внедрением внешних (символических) признаков отличия между «нашими» и «чужими» (розы и флаг с крестами в Грузии, «оранжевое» на Украине). Формируется мода на использование этих символов и принадлежность к «своим», а обывателю навязывается состояние страха оказаться за пределами «прогрессивной» части общества.

Следующим шагом становится создание невыносимых условий для работы государственных органов. Ненасильственные действия создают общий фон и на первой стадии вызывают симпатии населения и привлекают массовых участников. Однако с самого начала в толпе имеется «жесткая» военизированная группа, которая в решающий момент должна совершить насильственные действия (с оружием или без оружия в зависимости от обстоятельств). Именно такими группами являются молодежные движения (в Сербии «Отпор», на Украине 2004 г. «Пора», в 2013—2014 гг. «Правый сектор»).

Создание военизированных групп является необходимой частью «оранжевых» революций и потому, что новая властная верхушка далеко не всегда может быть уверена в лояльности прежних силовых структур. Поэтому на первый момент после свержения «коррумпированной диктатуры» новой власти нужен хотя бы небольшой контингент организованных «опричников».

4. Постмодерн стирает саму грань между революцией и реакцией, ведет к архаизации общественных процессов. Результатом революций постмодерна становится не только изменение власти, но и порождение, пусть на короткий срок, нового народа. Возникает масса людей, в сознании которых как будто стерты исторически сложившиеся ценности культуры их общества, и в них закладывается, как дискета в компьютер, пластинка с иными ценностями, записанными где-то вне данной культуры. В «цветных» революциях толпа на время приобретает самосознание народа (племени).

Важно!

Таким образом, «оранжевые» революции как революции эпохи постмодерна отличаются от революций эпохи модерна очень важным свойством. Они «включают» и в максимально возможной степени используют сплачивающий и разрушительный ресурс этничности. Революции индустриальной эпохи, даже будучи мотивированы задачами национального освобождения, сплачивали своих сторонников рациональными идеалами социальной справедливости. Они шли под знаменем интернационализма людей труда, с социальной риторикой.

Постмодерн отверг эту рациональность, уходящую корнями в Просвещение и представленную в данном случае прежде всего марксизмом, национализмом и близкими к нему идеологиями. Отвергая ясные и устойчивые структуры общества и общественных противоречий, постмодерн заменяет класс и нацию этносом, что и позволяет ставить насыщенные эмоциями политические спектакли, из которых исключается сама проблема истины. Здесь открывается пространство для ничем не ограниченной мифологии, ценность которой определяется только ее эффективностью.

Опыт показал, что политизированная этничность может быть создана буквально «на голом месте» в кратчайшие сроки, причем одновременно с образом врага, которому «разбуженный этнос» обязан отомстить или от которого должен освободиться. Достигаемая таким образом сплоченность и готовность к самопожертвованию по своей интенсивности не идут ни в какое сравнение с тем, что обеспечивают мотивы социальной справедливости или повышения благосостояния. При этом большие массы образованных людей могут прямо на глазах сбросить оболочку цивилизованности и рациональности и превратиться в архаичную фанатичную толпу. Власть, действующая в рамках рациональности Просвещения, с такой толпой в принципе не способна конструктивно взаимодействовать – здесь требуется освоить дискурс постмодерна.

5. «Цветные» революции – продукт «общества спектакля», особого состояния (типа карнавала), порожденного коллективным воображением. Опыт фашизма показал ограниченность тех теорий общества, в которых не учитывалась уязвимость надстройки – общественного сознания и воображения.

Структурный анализ использования воображения в целях превращения людей в толпу дал французский философ Ги Дебор в известной книге «Общество спектакля» (1967). Он показал, что современные технологии способны разрушить в человеке знание, полученное от реального исторического опыта, заменить его знанием, искусственно сконструированным «режиссерами». В человеке складывается убеждение, что главное в жизни – видимость, да и сама общественная жизнь – видимость, спектакль. И оторваться от него нельзя, так как перед глазами человека проходят образы, гораздо более яркие, чем он видит в своей обычной реальной жизни в обычное историческое время. Человек, погруженный в спектакль, утрачивает способность к критическому анализу и выходит из режима диалога, он оказывается в социальной изоляции.

Из истории политической науки

Ги Дебор (1931—1994)

Французский философ, художник и писатель

Основные сочинения: «Упадок и падение великой рыночной экономики» (1966), «Общество спектакля» (1967), «Комментарии к обществу спектакля» (1988)

Важно!

Последствия «цветных» революций ведут к фундаментальному изменению в судьбе государства и общества – разрыву непрерывности. Часть населения, подчинившись гипнозу революционного «спектакля», выпадает из традиций и привычных норм рациональности предыдущего общества – «перепрыгивает в постмодерн».

Однако при этом разрывается и связь с реальностью страны – ее новые ценности и «стиль жизни» не опираются на прочную материальную и социальную базу. Таким образом, главным вопросом становится – будет ли эта реальность меняться так, чтобы прийти в соответствие с новыми ценностями, или же обществу придется пройти через период тяжелой фрустрации и вернуться к прежним истокам.

Основные выводы

Свержение государственной власти с глубокими изменениями в ее структуре и функциях мы называем революциями.