Актуальные проблемы государственной политики

В России в 1917 г. произошла не буржуазная революция, а отпор надвигающемуся капитализму! Эта революция была отрицанием капитализма с его разделением на классы, средством спасения от втягивания страны в периферию западного капитализма.

«Цветные» революции не означали смены политических элит и правящих верхушек, а вели к глубоким изменениям в государстве и обществе. Все они были призваны решать задачи не столько формационного характера, сколько цивилизационного. Для понимания и предвидения хода таких революций надо анализировать процессы, происходящие в культуре, идеологии и сфере массового сознания.

«Бархатные» и «цветные» революции не могут быть истолкованы в логике разрешения социальных противоречий

«Цветные» революции не порождают революционной элиты, которая могла бы выработать свой проект и развивать революцию. «Цветные» революции безопасны для их организаторов, после их завершения и роспуска толпы власть может отобрать ценные кадры активистов – россыпью, без всякой опасности для системы.

«Цветные» революции не просто приводят к смене властной верхушки государства и его геополитической ориентации, а и принципиально меняют основание легитимности всей государственности страны. Меняется даже местонахождение источника легитимности, он перемещается с территории данного государства в метрополию, в ядро мировой системы капитализма.

Оранжевые» революции как революции эпохи постмодерна отличаются от революций эпохи модерна очень важным свойством. Они «включают» и в максимально возможной степени используют сплачивающий и разрушительный ресурс этничности.

Последствия «цветных» революций ведут к фундаментальному изменению в судьбе государства и общества – разрыву непрерывности. Часть населения, подчинившись гипнозу революционного «спектакля», выпадает из традиций и привычных норм рациональности предыдущего общества – «перепрыгивает в постмодерн».

Контрольные вопросы

В чем заключаются фундаментальные отличия революций постмодерна от «классических» революций?

Почему марксистская теория социальной революции оказалась неспособной объяснить революции постмодерна?

Дайте характеристику основным отличительным признакам «цветных» революций.

Дополнительная литература

Кара-Мурза С.Г. и др. Революции на экспорт. М., 2005.

Карпович О.В., Манойло А.В. Цветные революции. Теория и практика демонтажа современных политических режимов. М., 2015.

Коровицына Н.С. Россией и без нее: восточноевропейский путь развития. М., 2003.

Шарп Д. От диктатуры к демократии. Концептуальные основы освобождения. Екатеринбург, 2005

Якунин В.И., Сулакшин С.С., Багдасарян В.Э. Новые технологии борьбы с российской государственностью. М., 2010.

Заключение. Политология

кризисного общества

Еще долго российская политология должна будет прилагать особые усилия для выявления и анализа проблем кризисной государственной политики и управления. В равновесном состоянии государства и общества локальные кризисы политическая наука может рассматривать как временные аномалии, для гашения которых есть ресурсы. В исторические периоды, когда кризисы самого разного рода идут чередой и соединяются в системы с кооперативным эффектом, усиливая друг друга, такой взгляд на политику и управление не годится.

Объекты анализа политолога не просто изменяются, можно говорить, что они перерождаются, так что привычные модели, показатели и критерии «отказывают». При лавинообразном нарастании потока проблем государство «захлебывается», ресурсов не хватает (а для разрешения необычных проблем их может вообще не быть). Резко возрастает неопределенность, перестают действовать привычные институты, возникают «серые зоны» и поднимают головы все антигосударственные силы, включая преступный мир. Общество травмировано, и для коммуникации с ним государству требуются новый язык (дискурс) и новые каналы связи. Возникают чрезвычайные условия политики и управления.

Рассмотрим ряд ситуаций, которые в ходе рефлексии философов, социологов и политологов отмечены как факторы успеха или неудачи политики в кризисный период. Все они отражают частные срезы системы кризисогенных факторов, все они взаимодействуют, усиливая друг друга. Задача государственной политики – расчленить эту систему и нейтрализовать ее элементы по частям.

Тяжелый и славный ХХ век оставил российским политологам ценнейший учебный материал. Его надо осваивать, отодвинув идеологические пристрастия.

1. Кризисная политика должна учитывать несоизмеримость чаяний и расхожих мнений населения.

Кризис активизирует в обществе процессы и дезинтеграции, и консолидации – как внутри отдельных общностей, так и в их связях, соединяющих в общество. Неопределенность и ощущение угрозы меняют оценки и приоритеты, подвижными становятся системы координат в сфере интересов и ценностей, распадаются и возникают социальные сети и каналы информации. На фоне этого текучего состояния возрастает роль фундаментальных вопросов народного бытия. Пойти на диалог по этим вопросам – и ресурс, и риски для власти.

Испанский философ Ортега-и-Гассет, переживший долгий раскол Испании, завершившийся гражданской войной, так ставит этот вопрос: в переломные моменты настоящий политик должен распознать чаяния народа – под текучим слоем расхожих мнений. Только в этом случае общество может объединиться вокруг политического проекта.

Цитата

Фихте гениально заметил, что секрет политики Наполеона и вообще всякой политики состоит всего-навсего в провозглашении того, что есть, где под тем, что есть, понимается реальность, существующая в подсознании людей, которая в каждую эпоху, в каждый момент составляет истинное и глубоко проникновенное чаяние какой-либо части общества.

Политика – это работа в равной мере и мысли, и волеизъявления; недостаточно каким-либо идеям промелькнуть в нескольких головах, надо, чтобы они получили социальную реализацию. А для этого необходимо, чтобы на службу идеям решительно устремилась энергия широких социальных групп.

Для того же, чтобы идеи нашли мощную поддержку, они прежде всего должны стать безоговорочно близкими для всех без исключения, всецело заполнить сердца.

Но случается так, что люди – одни из-за недостатка культуры, другие – в силу отсутствия рефлексивных способностей, третьи – потому что не получили от этого удовлетворения, четвертые – не имея мужества… – не смогли ясно увидеть, четко сформулировать свое глубинное внутреннее чувство. Отсюда та миссия, которую, согласно Фихте, и надлежит выполнить политику, настоящему политику: провозглашать то, что есть, отказываясь от витающих в воздухе и лишенных ценности расхожих суждений, от устаревших сентенций.

Х. Ортега-и-Гассет. Старая и новая политика

Когда власть нарушает эти правила, основа ее легитимности сильно повреждается. Примером служит зарождение культурного кризиса в конце 1950-х годов в СССР. Идеократическая основа государства была ослаблена «приземлением идеалов» – заменой далекого образа справедливой и братской жизни в общине критериями потребления, к тому же необоснованными («Догнать Америку по мясу и молоку!»). Обоснование государства включает две связанные вещи – утопию (идеал) и теорию (рациональное объяснение жизни и проекта будущего). Государственная идеология периода «оттепели» Хрущева испортила оба эти компонента и разъединила их. Утопия была уничтожена ее недопустимым приближением («нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме») и опошлением (коммунизм означает «бесплатный проезд в городском транспорте»). Теория была испорчена профанацией проекта и даже разумных программ (кампания по «внедрению кукурузы», «химизация народного хозяйства» и др.).

Элементы зарождающегося кризиса были соединены в систему во многом под воздействием дискурса власти.

2. В государстве, погружающемся в кризис, политика власти должна соединить две разные задачи: создать базовые условия для жизни населения и начать реализацию программы движения к «образу будущего.

Это соединение сложно, обе ценности несоизмеримы, взвесить их и протянуть связь – искусство политиков. Эта проблема дополняет постулат п. 1 – политик должен соединить чаяния «существующие в подсознании людей» с их «расхожими суждениями», т.е. с насущными обыденными потребностями.

«Образ будущего» всегда имеет свое актуальное социальное измерение – программа, сохраняющая жизнь сегодня, стабилизирует настоящее, оправдывая его грядущим «светлым будущим».

Полезный учебный материал дает опыт «военного коммунизма» трех правительств: царского, Временного и советского. Концепция продовольственной продразверстки, примененная в широком масштабе якобинцами (сторонниками экономического либерализма), была хорошо известна

. Германия приняла закон о хлебной монополии уже 25 января 1915 г.

В 1915 г. в России были установлены твердые цены и начались реквизиции, которые ударили только по крестьянам (помещики откупались взятками). 23 сентября 1916 г. была объявлена продразверстка. Она должна была быть доведена до каждого двора. К сдаче подлежало 772 млн пудов зерна. Объявленная на 1917 г. продразверстка провалилась из-за слабости государственного аппарата и коррупции. В феврале председатель Госдумы М.В. Родзянко подал царю записку: «Предполагалось разверстать 772 млн пуд. Из них по 23 января было теоретически разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн пуд., 2) уездными земствами 228 млн пуд. и, наконец, 3) волостями только 4 млн пуд. Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки».

В начале 1917 г. возникли перебои в снабжении хлебом Петрограда и ряда крупных городов, а в феврале произошли революция и свержение монархии.

Временное правительство, будучи буржуазным и либеральным, также принимает закон о хлебной монополии уже 25 марта 1917 г. Владельцы продовольствия должны были весь хлеб за вычетом собственного потребления и хозяйственных нужд передавать в распоряжение государства. С 20 августа 1917 г. предписывалось применять вооруженную силу к тем, кто утаивал хлеб. Практически Временное правительство оказалось недееспособным. 16 октября 1917 г. министр продовольствия С.Н. Прокопович заявил, что «хлебная монополия, несмотря на удвоение цен, оказывается недействительной и… при данном положении дел для хлебных заготовок придется употреблять военную силу». По продразверстке 1917 г. было собрано ничтожное количество – 30 млн пудов зерна (около 1% урожая). Причина – слабость власти и ее социальной базы, отказ правительству в легитимности из-за расхождения его проекта с ценностями большинства.

Cоветское правительство ввело продовольственную диктатуру 9 мая 1918 г. В хлебные районы посылали рабочие продотряды, половина добытого ими зерна поступала предприятию, половина государству. Эти отряды составили затем государственную Продармию, которая насчитывала 41 тыс. человек. В 1919/20 г. собрали 260 млн пудов, что составляло менее половины довоенного экспорта зерна. Эти меры устранили угрозу голодной смерти (но не голода) в городах и в армии. Пайками обеспечили практически все городское население и часть сельских кустарей (всего 34 млн человек). За счет этого горожане получали от 20 до 50% потребляемого продовольствия (остальное давал «черный рынок»). Более того, продразверстка укрепила авторитет власти и среди крестьян – для них главное было прекращение смутного времени.

3. Эффективная политика в условиях кризиса требует немедленных мер и отказа от догм.

Рассмотрим близкие нам примеры политических решений – усугублявших кризис или преодолевающих его.

После Февраля 1917 г. целью Временного правительства было создание государства западного типа. Но М. Вебер предвидел, что в случае поражения монархии через прорванную кадетами плотину хлынет антибуржуазный революционный поток, так что цели либералов станут недостижимы. Аграрная реформа, которую предлагали кадеты, «по всей вероятности мощно усилит в экономической практике, как и в экономическом сознании масс, архаический, по своей сущности, коммунизм крестьян… что должно замедлить развитие западноевропейской индивидуалистической культуры» – вот вывод Вебера. Несмотря на эти предупреждения, Временное правительство ликвидировало структуры «старого режима». Были ликвидированы посты губернаторов и градоначальников, полицейские и жандармские должности и управления. В армии была проведена чистка командного состава (за первые недели была уволена половины действующих генералов). Керенский признал уничтожение российской государственности одним из важнейших явлений февральской революции.

При этом правительство не решилось на создание новых государственных структур, оставляя его на ответственность Учредительного собрания. На общество накатил вал проблем, которые могло разрешить только государство – и позиция «непредрешенчества» сразу подорвала легитимность этого правительства.

Советская власть приняла концепцию, сложившуюся в крестьянских общинах и кооперативном движении. Но Советы возникали стихийно на заводах и в деревнях, часто действовали по типу прямой демократии. Их решения никем не регулировались и с точки зрения государственного управления нередко были разрушительны. Местное законотворчество было «стихийным творчеством масс», пока не была принята в июле 1918 г. первая Конституции РСФСР.

Над задачей превращения Советов в систему государственной власти работали еще не придя к власти. Сложные решения, для которых не было прецедентов и учебников, опирались на анализ высокого качества, быструю рефлексию и хороший прогноз. Можно сказать, что советские политики не подпадали под очарование своих идей и доктрин – если практика обнаруживала их дефект, следовала коррекция.

Н. Бердяев писал в 1932 г.: «Самый большой парадокс в судьбе России и русской революции в том, что либеральные идеи, идеи права, как и идеи социального реформизма, оказались в России утопическими. Большевизм же оказался наименее утопическим и наиболее реалистическим, наиболее соответствующим всей ситуации, как она сложилась в России в 1917 г., и наиболее верным некоторым исконным русским традициям и русским исканиям универсальной правды, понятой максималистически, и русским методам управления и властвования насилием».