Любовные страсти старого Петербурга. Скандальные романы, сердечные драмы, тайные венчания и роковые вдовы

Напомним, что в первые десятилетия существования телефонной связи, прежде чем абоненты соединялись между собой, надо было дозвониться до телефонной станции. При этом на аппарате было всего две кнопки – левая «а» и правая «б». Левую нажимали, вызывая номера до 39999, а правую – если нужный номер начинался с четверки.

«Отвечала „барышня“, – вспоминал писатель Лев Успенский. – Барышню можно было просить дать разговор поскорее. Барышню можно было выругать. С ней можно было – в поздние часы, когда соединений мало, – завести разговор по душам, даже флирт. Рассказывали, что одна из них так пленила милым голоском не то миллионера, не то великого князя, что „обеспечила себя на всю жизнь“».

По данным управляющего Петербургской телефонной сетью, в 1911 г. на лондонскую телефонистку приходилось в среднем по 400 соединений в день, на берлинскую – 315, парижскую – 160. В Петербурге барышни трудились еще больше – в среднем за месяц одна телефонистка обслуживала 30 тысяч вызовов, то есть каждый столичный абонент делал примерно девять звонков в день. «Работают наши телефонистки по шесть часов в сутки, на два часа меньше, чем во Франции, – сообщил управляющий, – хотя труд их оплачивается одинаково».

Самое горячее время – с десяти часов утра до полудня. Затем наступало некоторое затишье, и с часа дня до четырех вновь кипела работа. В пять вечера, когда все конторы закрывались, деятельность телефона замирала и «добавочные» барышни отпускались домой. А самым спокойным временем для «телефонных барышень» считалось раннее утро…

Лозунг освобождения женщины стал одним из важнейших требований переустройства жизни после свершившейся Февральской революции. Вскоре после нее, 19 марта 1917 г., в Петрограде прошла мощная женская демонстрация, в которой приняло участие около 40 тыс. женщин. Они прошли по всему городу, подошли к Таврическому дворцу и стояли там до тех пор, пока к ним не вышли представители Временного правительства. Женщины поставили условие: «Мы не уйдем до тех пор, пока вы не объявите нам, что женщины России достойны избирательного права».

После этой демонстрации и переговоров, которые за ней последовали, Временное правительство в июне 1917 г. приняло решение о равных политических правах женщин на выборах во все структуры, вплоть до Учредительного собрания, с тем, чтобы этот закон вступил в действие с сентября 1917 г. Так что избирательное право женщины получили не от советской власти, как это принято считать, а еще раньше, от Временного правительства.

После Октябрьской революции лозунг освобождения женщин продолжал оставаться одним из важнейших политических лозунгов, а Международный женский день 8 марта стал важнейшим праздником в концепции «новой жизни» и «нового быта». Он строился на идее равноправия полов и освобождения женщины от оков ненавистного «буржуазного быта».

«Почин к установлению международного женского дня принадлежит Кларе Цеткин, – говорилось в марте 1927 г. в газете „Крестьянская правда“ – органе Ленинградского обкома партии и областного исполкома. – С тех пор 8 марта является днем смотра сил женщин-тружениц всего мира. Постепенно праздник вкоренился в наш быт. 8 марта стало днем сплочения всех сил трудящихся под руководством партии для развертывания работы по улучшению положения женщин-тружениц».

В первое послереволюционное десятилетие особенно популярен оказался вопрос равноправия полов. Тема эта обсуждалась на страницах газет, ей посвящались плакаты, книги и публичные лекции. Характерным явлением тех лет стал диспут, состоявшийся в ноябре 1925 г. в зале Академической капеллы на наболевшую тему «Трагедия женщины». Выступали «знатоки» вопроса «женского освобождения».

Первым получил слово профессор Осипов, который сразу же начал с изложения «мозговой концепции». «Мозг женщины весит на сто грамм меньше, чем мозг мужчины, – заявил он. – Но женщины не должны устраивать из этого трагедии. Правда, тургеневский мозг весил больше двух тысяч грамм, а мозг маститого математика Гаусса весил всего тысячу двести грамм. А мозг слона, который, несомненно, глупее самого глупого математика, весит четыре тысячи грамм. Мозги, таким образом, ничего не доказывают. Женщина может быть умнее и слона, и Тургенева».

Затем профессор Осипов коснулся «критического возраста» женщины. «Освободившись от биологических обязанностей рожать детей, она может создавать повести и романы», – заявил он. Вообще же, по словам Осипова, трагедия женщины только в том и заключается, что иногда она хочет родить, но не может.

Следующий докладчик, профессор Люблинский, выступил против утверждения иных идеологов «новой жизни», что материнство для женщины – это Голгофа. «Материнство вещь желательная, – отметил Люблинский, а затем добавил: – Но если его не регулировать, может вспыхнуть война. Она всегда бывает от излишка мужчин. Некуда им деться – они и воюют».

Последним из докладчиков по «женскому вопросу» выступил профессор Грузенберг, который стал убеждать собравшихся, что «женщина такой же человек, как мужчина», и что никакого «опасного возраста» у них нет. «Пусть среди женщин нет Кантов и Бетховенов! – патетически восклицал он. – Но зато они являются музами-вдохновительницами гениальных мужчин. Где же трагедия женщины? Нет никакой трагедии».

Изложив все свои умозаключения, докладчики предложили высказаться на ту же тему представительницам слабого пола из числа слушателей. Как оказалось, они вовсе не разделяли мнения знатоков «женского вопроса».

«Вот уже восемь лет мы, женщины, не знали никакой трагедии, – заметила некая дама. – И только сегодня впервые испытали драму, услышав, как трое мужчин пытались кого-то убедить, что женщина тоже человек». Другая представительница прекрасного пола, молоденькая девушка, во всеуслышание заявила, что если она выйдет замуж, то не побоится рожать детей и вообще не видит в материнстве ничего ужасного…

Налог на холостяков

В Петербурге в начале ХХ в. наблюдалось, как отмечала пресса, «сильное преобладание мужского пола над женским». Связано это было с тем, что стремительно развивавшаяся тогдашняя столица России постоянно нуждалась в рабочей силе.

Любопытно, что в структуре петербургского населения по состоянию на 1900 г. почти половина всех мужчин (от 16 лет) – холостые, а незамужние женщины составляли чуть больше 40 % всего женского населения Петербурга старше 16 лет. Складывавшаяся демографическая ситуация серьезно беспокоила городские власти. Раздавались даже предложения о том, что следовало бы ввести специальный «налог на холостяков».

«Я – старый холостяк, – заявлял депутат Государственной думы Каменский, – и с удовольствием платил бы налог в пользу многосемейных, сознавая, что избавлен от множества обязанностей, лежащих на отцах семейств».

Сторонники налога на холостяков ставили в пример некоторые европейские страны, которые также были обеспокоены демографической проблемой. Во Франции шли разговоры о введении налога на холостяков с целью заставить их жениться и тем самым способствовать увеличению рождаемости. В Швейцарии введение подобного налога объясняли желанием облегчить налоговое бремя для многосемейных. «У нас, по поводу предполагаемого подоходного налога, считают необходимым установить для холостяков повышенное обложение по сравнению с женатыми», – отмечал обозреватель одной из газет.

Однако многие из тех, кто в силу своих государственных забот считали необходимостью решать демографическую проблему, были не в восторге от идеи ввести налог на холостяков. «Нельзя всех холостяков обкладывать одной данью, да и было бы весьма несправедливо, если бы вы заставили холостого мужика платить в пользу многосемейного чиновника», – категорически высказывался член Государственного совета Кобылинский, а, по мнению заведующего статистическим отделением столичной Городской управы приват-доцента Степанова, ошибались те, кто думали увеличением числа браков усилить деторождение. «Петербургская статистика показывает, что, прежде всего, надо позаботиться о борьбе с детской смертностью, – считал он. – В Петербурге умирает пятьдесят процентов младенцев. Вот о чем надо подумать».

Другой причиной демографического кризиса называли увеличивающуюся день ото дня «расшатанность семейных нравов». По словам известного в Петербурге адвоката Адамова, почти каждый день к нему приходили лица обоего пола, которые жаловались на то, что решили разойтись вследствие неудачной семейной жизни.

«Никогда, кажется, семейные узы не были так слабы, а брачные узы так легко порывались, как в настоящее время, – говорил Адамов. – Наше время, очевидно, отмечено брожением не только в других областях жизни, но и в сфере семейной. Грустно, что во всей этой безурядице приходится страдать ни в чем не повинным детям, о которых менее всего думают супруги, так легко расходящиеся друг с другом».

«Королева скетинга»

Одним из любимых занятий столичной публики в начале ХХ в. было катание на роликовых коньках. За несколько лет скетинг-ринки стремительно вошли в петербургскую жизнь. «Весь Петербург заговорил о новом спорте, появившемся теперь и в России, и теперь „скетинг-ринк“ у всех на устах», – писал в 1909 г. один из спортивных журналов.

Одним из самых фешенебельных считался скетинг-ринк на Марсовом поле. Именно в нем началась история любви «королевы скетинга» к «маршалу поля» – инструктору скетинг-ринка. Спустя несколько лет она закончилась загадочным криминальным случаем, ставшим известным на всю столицу.

«Королевой скетинга» называли красавицу, купеческую дочь, Марию Толстинскую, которая почти каждый день, сияя бриллиантами и драгоценными камнями, появлялась на катке Американского Роллерринка на Марсовом поле. У нее появилось здесь немало поклонников, но только к одному из них благоволила «королева скетинга» – к инструктору по скетингу молодому ловеласу Альберту Грейчунасу.

Вскоре между ними возникла любовная связь, причем довольно странная: Толстинская, обуреваемая муками ревности, следила за каждым шагом своего возлюбленного. В одну из бурно проведенных ночей она взяла с него слово, что тот бросит службу на скетинг-ринге и поступит к ней на содержание. Грейчунас, действительно, выполнил условия: он оставил службу и принял предложение «королевы».

Спустя некоторое время произошла история, предвещавшая надвигающуюся беду. Толстинская доверяла своему возлюбленному и не запирала на ключ ни ларца с бриллиантами, ни зеркального шкафа. Но однажды часть драгоценностей Толстинской загадочным образом пропала. Грейчунас сразу же заявил, что во всем виновата прислуга, однако сыскной полиции не составило труда прижать его к стенке, после чего бывший инструктор сознался в краже. Шестьсот рублей он вернул, а тысяча ушла на «уплату долгов». На первый раз Толстинская простила своего вороватого возлюбленного…

Молодые продолжали беззаботную жизнь, устраивая кутежи и попойки. «Королева скетинга», забросив катание на роликах, пристрастилась к игре в лото и почти каждый день ездила по игорным клубам, чаще всего – в «Русское столичное общественное собрание». Всегда и везде ее сопровождал «маршал поля».

Казалось, ничто не предвещало печального конца, но однажды после очередного похода в игорный клуб барыню нашли наутро мертвой в собственной постели. Полиция не обнаружила ни беспорядка, ни взлома замков, ни следов крови. Врач заявил, что барыня «удушена». Установили, что Грейчунас, ночевавший в ту ночь с барыней, исчез, прихватив с собой ее бриллианты.

Его задержали через десять дней, на границе России и Пруссии, когда он пытался «уйти за кордон». На первом же допросе он признался, что задушил возлюбленную во время ссоры, а бежать из России задумал еще давно. Украденные вещи он продал в Петербурге, а затем в Киеве встретился со своим братом-дезертиром, чтобы вместе скрыться из страны.

В начале марта 1913 г. дело «королевы бриллиантов» слушалось в Петербургском окружном суде. Зал был переполнен, места брались с боем. На процесс вызвали сорок одного свидетеля, которые рассказали немало любопытного о «героях» скандального процесса.

О Грейчунасе некоторые свидетели заявляли, что он дурной человек и его родители также на «плохом счету». Служил он посыльным в редакции одной из газет, потом работал в магазинах и наконец стал «маршалом поля» в скетинг-ринке.

По показаниям управляющего скетинг-рингом на Марсовом поле, Грейчунас – «ловкий, усердный инструктор, нравившийся посетительницам». Зарабатывал он очень прилично, как и другие инструктора. Как заявил управляющий, «неленивые из них могут зарабатывать огромные деньги». Тем не менее служба на скетинге была очень тяжелой: инструкторам приходилось трудиться на износ – до трех часов ночи, пока не закроется заведение.

Свою связь с «королевой скетинга» Грейчунас тщательно скрывал от родных. Правда, его отца предупреждали, что надо беречь сына от женщины, которая его погубит, но он не придал этому значения. Мать уехала в Америку, а отец махнул на сына рукой.

Что же касается Толстинской, то выяснилось, что она отличалась пристрастием к спиртному. Обнаружились и другие пикантные подробности: «королева скетинга» будто бы страдала «дурной болезнью» и заразила ею своего возлюбленного, поэтому Грейчунас задушил ее из мести.

Грейчунас заявил на суде: «Я виновен, но убить ее не хотел». Он не отрицал того, что сдавил горло Толстинской во время ссоры, но категорически отрицал свою вину в ее смерти. Вот как все произошло, по его словам: «Когда она начала говорить, что ей нравятся и другие и что, если я не хочу пользоваться ее ласками, то она выгонит меня вон, я разозлился и схватил ее за горло, но она выскользнула из рук и упала на подушку. Вижу, она смотрит на меня страшными глазами. Я ее потряс, думал – очнется, а она вдруг посинела и закрыла глаза».

Однако эксперты пришли к заключению, что Толстинская умерла от «удушения». Относительно же Грейчунаса они отметили, что «ни явных, ни предположительных явлений душевного расстройства и упадка умственных способностей не обнаружено».

Государственный обвинитель назвал подсудимого «типичным сутенером, живущим за счет женщин», а потому достойным суровой кары. Защита утверждала: «Подсудимый – это червяк, которого старается раздавить стопа государственного обвинения. Он развратился рано, но не вырос в убийцу, а пал жертвой случая, страсти и темперамента. Смерть Толстинской – несчастная случайность, которой способствовало больное сердце пострадавшей».

Однако защите не удалось убедить присяжных в невиновности Грейчунаса. Его признали виновным в убийстве «в запальчивости и раздражении» и приговорили к каторжным работам на шесть лет.

Китайская драма

В начале ХХ в. колония выходцев из Поднебесной империи, обитавших в Петербурге, была очень немногочисленной – всего несколько сот человек. Уличные разносчики-китайцы, торговавшие безделушками, с успехом конкурировали с выходцами из Ярославской губернии. Жили китайцы, как правило, на окраинах города, где квартиры дешевле и где их жизнь не привлекала любопытного внимания. Селились по шесть-семь, иногда по десять человек в одной комнате.

Китаянки-знахарки лечили зубы, засовывая в рот больного бамбуковую палочку. Постучав немного по зубам, они с торжеством вытаскивали изо рта маленьких беленьких червячков, заявляя, что именно они – причина боли. То же самое они проделывали и в случае болезни глаз, вытаскивая червячков из-под век. «Нечего говорить, конечно, что червячки находятся в бамбуковой палочке, из которой знахарки извлекают их ловким движением руки, – рассказывал современник. – Запасы „червячков“ они делают еще на родине, собирая семена особого растения „тяньсуань-цза“, которые очень напоминают червячков…».

Вообще же среди постоянно живших в ту пору в Петербурге китайцев подавляющее большинство составляли мужчины. «Отсутствие женской, заботливой руки очень резко бросается в глаза, даже в квартире богатого китайца, – замечал репортер „Вечернего времени“. – Часто видишь почти роскошь, но нет комфорта, нет того уюта, который может создать только женщина».

Жили китайцы мирно, особенно не обращая на себя внимания. Поэтому происшествие, случившееся в столичной китайской колонии летом 1911 г., привлекло всеобщее внимание. Столичные газеты называли дело сенсационным.

Оно оказалось из ряда вон выходящим, причем по нескольким причинам. Во-первых, речь шла об убийстве на почве любовной страсти. Во-вторых, рассматривалось это дело на территории Великого княжества Финляндского, входившего тогда в состав Российской империи. И, наконец, здесь фигурировали китайцы в самых неожиданных, казалось бы, для России «статусах».

Один – юнкер Николаевского кавалерийского училища, привилегированного военного учебного заведения Российской империи, что уже само по себе было удивительным. «Грянем Ура, лихие юнкера / За матушку-Россию и за русского царя», – пели юнкера Николаевского кавалерийского училища. Другой – китаец, фигурант процесса, – слушатель Политехнического института. Тоже редкость. Третий – боевой китайский генерал. Как раз в это время в Китае было очень неспокойно: там началась Синьхайская революция, которая в итоге разрушила правившую империю Цин…

Как бы то ни было, но в конце 1911 г. в маленькой финской деревне Кивеннапа (в газетах его тогда называли Кивенеб, ныне – Первомайское в Выборгском р-не Ленинградской обл.) перед финским судом предстала юная китаянка Ван Ю, которая обвинялась в убийстве своего любовника – Дзун Хао (его называли также Цзун Хао), юнкера Николаевского кавалерийского училища. Произошло это за пограничной рекой Сестрой – на даче.

«Утренний поезд из Териок (ныне – Зеленогорск. – С. Г.) доставил вчера, 5 октября, в Петербург гроб с телом убитого юнкера китайца Дзун Хао, пролежавшего более двух месяцев в покойницкой при полицейском доме в Териоках, – сообщалось 6 октября 1911 г. в „Петербургском листке“. – На Финляндском вокзале печальный поезд встречали отец покойного – боевой китайский генерал Чин Чан, родственники юнкера, представители Николаевского кавалерийского училища и члены китайского посольства. Затем гроб с телом отправили в Москву, откуда его доставили в город Гирин в Китае».