Где-то рядом… Стихи

«Memento mori»* никогда не переходит в «carpe diem»** – вечная тема «помни о смерти» не интерпретируется как призыв радоваться жизни. «Memento mori»* никогда не переходит также в «моно но аварэ»*** – любование ускользающей красой бытия, растягивающее миг до вечности и позволяющее в нём раствориться. Это всегда повод обратить свой взор к небесам в поисках духовного.

Опытные ювелиры знают: стоит лишь слегка изменить углы огранки – и самоцвет несказанно преображается. Причём для выявления красоты каждого – своя форма. Характер дарования Сергея Красноборода, на мой взгляд, оптимален для лирики духовной. Именно этот жанр, словно линза, концентрирует философский потенциал, рассеянный АБСОЛЮТНО во всём его творчестве. Квинтэссенция поэзии Сергея Красноборода – стихи, наполненные духовными озарениями («Чудесных книг благое содержанье…», «Мой быт неприхотлив. Писательство убого…», «Я видел путь, которым не пройти…», «Не жертвы, но иной живительной услады…»,«Чаша Грааля», «Исторгнуть тьму, чтобы родиться вновь…»). Душа поэта, будто трепещущий на ветру стебель вьюнка, стремится на родину – в синее небо.

Когда луна карабкается в небо,
Чтобы завесить чёрную дыру,
Я вспоминаю родину, где не был
Я прежде никогда – в ином миру.
(«Когда луна карабкается в небо…»)

Примечательно, что и феерия праздника для поэта – это, прежде всего, расцветающий в поднебесье салют, которым любуются, «прижавши лица к небесам».

В вечернем небе червячки огней
Ползут и исчезают в разноцветье.
И аплодируют, кто в серой мари дней
Спешит упиться фейерверком этим.
(«Фейерверк»)

«В экстазе воздержанья от суеты» лирический герой обращает взор к Священному Писанию, обретая мир в душе и познавая благодать христианской мудрости.

Я вечные стихи читаю верным взглядом.
Тоска затеребит лукаво кровь.
Мне много нужно и немного надо —
Покой и воля, вера и любовь.
(«Я вечные стихи читаю верным взглядом…»)

Лишь только «читая Книгу, вечную, как небо», поэт ощущает, что «Дневная суета становится нелепой пред благодатью чудных тех стихов…»

Магистральная линия творчества Красноборода – именно философская. Несмотря на множество «житейских» сюжетов, автор весьма далёк от бытописательства. Даже стихи о природе нельзя отнести к пейзажным – концентрация мысли всё равно переводит их в ранг философской лирики. До боли знакомые реалии – лишь исходный материал для глобальных размышлений о непреложных законах бытия… И для чудесных стихов. Их источник – наша с вами повседневность – люди, вещи и события, что имеют место здесь и сейчас… Где-то рядом…

    Наталья Иванова,
    Член Международного союза писателей и мастеров искусств.
    Член Российского союза профессиональных литераторов.

* (Лат.) – помни о смерти.

** (Лат.) – (букв.) срывай день, призыв радоваться жизни.

*** (Япон.) – печальная красота вещей, красота с лёгким привкусом меланхолии.

АВТОРСКОЕ ОПРАВДАНИЕ

Эпоха у нас сейчас быстрая и шумливая. Поэтому любое проявление естественной самодостаточности – будь то одиноко стоящее в поле дерево или живущий на дальнем хуторе пасечник – вызывают у окружающих чаще всего вначале недоумение, а потом и раздражение с потаённым вопросом: почему? Древние греки называли людей, не участвующих в общественных процессах, идиотами. Наше неспокойное время, вдохновлённое теоретическими выкладками разномастных исследователей «человеческого материала», давно и логично перевело это определение в терминологию психиатрии. А тяга к познанию помогает и дальше дробить любое целое на множество мельчайших составных частей – чтобы удобнее было применять закон «разделяй и властвуй».

Как в навязчиво громкоголосом бедламе сохранить покой и душевное равновесие?

Иногда мне помогали это делать стихи. Может быть, для кого-то они тоже станут отдушиной…

    Сергей Краснобород

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Я стихов не писал никогда.

И вряд ли когда напишу.

Я, на чувствах своих гадая,

жить спешу.

А слова неуклюжестью мнений

просто просятся на язык.

Я же жизнь из одних мгновений

составлять привык.

«Я похож на усталого странника…»

Я похож на усталого странника.
В старом замке ворота скрипят.
Дождь проходит ворчливым охранником.
Гости спят, и хозяева спят.

Стены имя мне шепчут призрачно.
Тени трутся. Чадят факела.
Коридорами мается бог ночной,
обнажившийся догола.

Я попал сюда мрачной осенью.
Пью вино и смотрю в глаза.
Старый граф с волосами с проседью
был знаком мне два века назад.

В келье раму оконную трогаю.
На фамильном гербе – слеза.
Я попал сюда странными тропами.
И забыл дорогу назад…

«Когда луна карабкается в небо…»

Когда луна карабкается в небо,
чтобы прикрыть собою черную дыру,
я вспоминаю родину, где не был
я никогда – в ином миру.

Мифическим преданьем обернуться,
пустой строкой, созвучьем странных нот,