Ленин в 1917 году

«В. Д. Бонч-Бруевич указывает нам, что в момент открытия Учредительного собрания Ленин «волновался и был мертвенно бледен, как никогда… и стал обводить пылающими, сделавшимися громадными, глазами всю залу (обращаю внимание – «залу»! – С.К.)»…»

    (Н. Стариков. Февраль 1917: революция или спецоперация? М.: «Яуза», Эксмо, 2007, с. 312–313.)

А вот Бонч-Бруевич «по Бонч-Бруевичу»:

«Владимир Ильич сел в кресло. Он волновался и был так бледен, как никогда; глаза расширились и горели стальным огнём. Он сжал руки и стал обводить пылающими глазами весь зал (обращаю внимание – «зал»! – С.К.) от края до края его, медленно поворачивая голову. Матросы, стоявшие внизу в проходе, с благоговением, не сводя глаз, смотрели на него, точно ловя его взгляд, точно ожидая приказа…

Владимир Ильич продолжал всё так же обводить глазами собрание, точно укрощая взглядом разбушевавшегося зверя…»

    (В. Д. Бонч-Бруевич Воспоминания о Ленине. Изд. 2-е, дополненное. М.: Наука, 1969 г., с. 167.)

Картина, нарисованная подлинным Бонч-Бруевичем, психологически отличается от варианта Старикова принципиально, не так ли?

Во 2-м издании воспоминаний Бонч-Бруевича нет слов «мертвенно [бледен]» и «сделавшимися громадными [глазами]»… Возможно, они есть в 1-м издании книги 1930 года «На боевых постах Февральской и Октябрьской революций», но вряд ли. Нет во 2-м издании и приводимого Стариковым «свидетельства» якобы Бонч-Бруевича о том, что Ленин потом «взял себя в руки, немного успокоился и «просто полулежал на ступеньках то со скучающим видом, то весело смеясь»…

В воспоминаниях Бонч-Бруевича Ленин сидит в первом ряду в кресле, «четвёртом налево от трибуны председателя, если стать лицом к залу заседания». Это, между прочим, зафиксировано на фото, помещённом в томе 1-м собрания фотографий и кинокадров, изданных Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС к 100-летию В. И. Ленина в 1970 году (см. с. 47, фото № 26 по порядку в книге и № 382 по архивному учёту). Там приведена и соответственная цитата из воспоминаний Бонч-Бруевича (по т. III «Избранных сочинений» издания 1963 г., с. 134–135) с редакционным уточнением, что сидел Ленин не слева, а справа от трибуны.

Мелочь?

Ну, как сказать! Дьявол, как известно, кроется в мелочах, и читатель сможет сейчас лишний раз убедиться в этом.

Фотодокумент – наиболее достоверное из всех возможных исторических свидетельств. Недаром говорят, что лучше раз увидеть, чем сто раз услышать (или – прочитать). И фотодокумент показывает нам Ленина сидящим в кресле. Но вот старый большевик Михаил Кедров в своей «Красной тетради об Ильиче», опубликованной в 1927 году в журнале «Пролетарская революция» (№ 1, с. 36–69), сообщает иное:

«Ильич тотчас по приходе примостился на покатых, покрытых ковром ступеньках, невдалеке от трибуны, и в таком положении остаётся до конца собрания. Депутатам он не виден, так как от них отделяет его дощатая перегородка между рядами…»

Однако на упомянутом выше фото Ленин сидит лицом к залу в кресле и хорошо всем виден. Можно предполагать, что мемуарист Кедров подсознательно соединил два эпизода: открытие Учредительного собрания и III конгресс Коминтерна, проходивший в июне – июле 1921 года. Там запоздавший к открытию Ленин действительно сидел на ступеньках, не видимый делегатами, и делал записи (есть знаменитое фото, зафиксировавшее это).

Далее Кедров пишет: «В наиболее интересные моменты, особенно во время речи выбранного председателя собрания Чернова… Ильич неудержимо хохочет».

И после этого – по Бухарину-Старикову – с Лениным якобы случился тяжёлый истерический приступ?

Ой ли?

Тем более что «свидетельства» Бухарина в отношении Ленина – источник очень сомнительный. Достаточно сообщить, что уже в годы Советской власти был момент, когда Бухарин и «левые коммунисты» были готовы чуть ли не арестовать Ленина…

ЗДЕСЬ всё так подробно разобрано для того, чтобы читателю стало яснее – насколько ненадёжны мемуары как источник точных сведений. Недаром у юристов есть присказка: «Лжёт, как очевидец». Люди, да ещё в момент волнения, видят далеко не всегда то, что было на самом деле. Тем более когда они вспоминают о событии через несколько лет. Вот почему я так часто опираюсь на прямую цитату из точного ленинского документа – уж она-то бьёт антиленинцев наповал!

А теперь предлагаю похохотать (хотя тут надо скорее плакать!) уже читателю. Откуда берёт происхождение «Бонч-Бруевич» Старикова? Точно это знает, естественно, лишь сам Стариков, но кое-что предположить можно, если открыть на 360-й странице «воспоминания» незадачливого – на одни неполные сутки – председателя Учредительного собрания Виктора Чернова. Они были переизданы в 2004 году минским издательством «Харвест».

Там мы и прочтём:

«Когда наступил, наконец, момент открытия Учредительного собрания, Ленин, по свидетельству верного Бонч-Бруевича, «волновался и был мертвенно бледен, как никогда… сжал судорожно (у Б.-Б. «очень сильно, до боли…». – С.К.) руку и стал обводить пылающими, сделавшимися громадными, глазами всю залу (вот она откуда – «зала»! – С.К.)». Вскоре, однако, он оправился и «просто полулежал на ступеньках то со скучающим видом, то весело смеясь…»

Итак, Чернов переврал Бонч-Бруевича и, похоже, присоединил к Бончу «испорченный телефон» Кедрова, а Стариков, похоже, не заглянув не то что в 1-е издание воспоминаний Бонч-Бруевича (его не так-то просто найти), но даже в легкодоступное 2-е издание, просто, пардон, передрал эпизод из книги Чернова.

Казус весьма показательный: нынешние псевдоисторики, обслуживающие интересы антиленинского Кремля, часто довольствуются замшелыми сплетнями и инсинуациями, не давая себе труда обращаться к подлинным свидетельствам и анализировать их! Псевдоисторики выстраивают умопомрачительно «захватывающие» – захватывающие для любителей «компота» из жареной «клубнички» и развесистой «клюквы» – «версии» об англо-франко-германском шпионе Ленине, проходя мимо очевидного.

Так что детали – не мелочь.

Можно где-то напутать, можно в чём-то ошибиться… Но сознательно перевирать? Как говорил некий известный киноперсонаж: «Маленькая ложь рождает большое недоверие».

С подобными прискорбными (впрочем, скорее отвратительными) чертами нынешней якобы «исторической» антиленинской «науки» приходится сталкиваться то и дело, а сейчас нелишне познакомиться с сюжетом из совсем другой сферы. Он взят из повести писателя-документалиста Л. Л. Лазарева о Генеральном конструкторе авиадвигателей Александре Микулине – академике, одном из первых Героев Социалистического Труда (Лазарев Л. Л. «Взлёт». М.: Профиздат, 1978 г., с. 249–250).

Сей историко-инженерный казус настолько поучителен не только для инженеров, но и для историков, что привести его здесь будет вполне уместно.

В КБ Микулина работал его двоюродный брат – крупнейший советский специалист по теории авиа- двигателей, Борис Стечкин, тоже академик. Однажды на испытательном стенде разрушился двигатель – случай при отработке новой конструкции достаточно тогда заурядный. Однако Стечкина заинтересовал здоровенный болт от двигателя, который оказался на подоконнике моторного зала.

– Какой же была сила, с которой забросило болт от стенда к окну? – спросил Стечкин у Микулина.

– Ты теоретик, ты и посчитай!

Стечкин забрал болт и ушёл в кабинет.

Через день в конференц-зале он, покрыв грифельную доску цепочками расчётов и кривыми графиков, предложил собравшимся инженерам «чрезвычайно изящную и остроумную теорию». С помощью математики теоретик Стечкин убедительно доказал, что болт мог долететь до подоконника, но практически мысливший Микулин предложил брату пройти в лабораторию и показать – как пролегла траектория полёта?

Далее – прямая цитата из книги Л. Лазарева:

«Но едва братья вошли в лабораторию, как наткнулись на ворчавшую уборщицу…

– Что за люди – ничего положить нельзя. Всё тащут. Позавчера положила болт на окно. А сегодня его спёрли.

– Какой болт, – удивился Микулин, показывая на болт, который держал в руках Стечкин. – Этот?

– Он самый!

– Но позвольте, – поднял брови Стечкин, – зачем вам болт и как он оказался на подоконнике?

– Так я, когда пол мету, им дверь подпираю.

Микулин и Стечкин, задыхаясь от смеха, выскочили в коридор».

Так вот, Стариковы и К? без математики и интегралов лихо и подло забрасывают Ленина из дебрей «германского генштаба» в «пломбированный вагон», «восстанавливая истину» не более верно, чем Стечкин «проследил» полёт болта уборщицы. Вот только антиленинские псевдоисторические «теории», подобные стариковской, в отличие от математической теории Стечкина и не изящны, и не остроумны.

ЧТОБЫ уж закончить здесь с «Учредилкой», приведу ещё один текст – не из статьи, а из дневника, и не Ленина – он дневников никогда не вёл, а поэта Александра Блока. Практически день в день с записями Ленина по неоконченной статье «Люди с того света» Блок записал в январе 1918 года (датировки по старому стилю):

«5 января.

«Ко всему надо как-то иначе, лучше, чище отнестись. О, сволочь, родимая сволочь!

Почему «учредилка»?.. Втёмную выбираем, не понимаем…

Инстинктивная ненависть к парламентам, учредительным собраниям и пр. Потому что рано или поздно некий Милюков (лидер кадетов, – С.К) произнесёт: «Законопроект в третьем чтении отвергнут большинством (в наше время Блок мог бы написать: «Лживым большинством «Единой России». – С.К.)».

Это – ватерклозет, грязный снег, старуха в автомобиле, Мережковский (элитарный литератор. – С.К.) в Таврическом саду, собака подняла ногу на тумбу, m-lle Врангель тренькает на рояле…

Но «государство» (ваши учредилки) – НЕ ВСЁ. Есть ещё воздух…

<…>