Ленин в 1917 году

«…Буржуазия (+ Плеханов) бешено травят нас за проезд через Германию. Пытаются натравить солдат. Пока не удаётся: есть сторонники и верные. Среди эсеров и социал-демократов самый отчаянный шовинистический угар…

…Созываем 22.IV.1917 Всероссийскую конференцию большевиков. Надеемся вполне выправить линию «Правды»…

Положение архисложное, архиинтересное…»

Итак, «германский» (а по Н. Старикову – даже двойной, «англо-германский») «агент» Ленин начал действовать. Однако для «германского агента», якобы получившего «миллионы золотых марок» от «германского генштаба», Ленин повёл себя странно.

Во второй половине апреля в Петроград приехал известный датский социал-демократ Фредерик Боргбьерг (1866–1936), связанный с немецким правым социал-демократом Шейдеманом, который через полтора года войдёт в последнее имперское правительство Макса Баденского. Боргбьерг от имени Объединённого комитета рабочих партий Дании, Норвегии и Швеции предложил социалистическим партиям России принять участие в конференции по вопросу о заключении мира. Созвать её предлагалось в Стокгольме в мае 1917 года.

23 апреля (6 мая), на заседании Исполкома Петроградского Совета, где большинство было тогда у меньшевиков, Боргбьерг откровенно сказал: «Германское правительство согласится на те условия мира, которые германская социал-демократия предложит на социалистической конференции…» (В. И. Ленин. ПСС, т. 31, с. 560, прим. 149). И без особых разъяснений было ясно, что «условия мира германской социал-демократии» от первого до последнего пункта написали бы германский генштаб и рейхсканцлер Бетман-Гельвег.

Итак, датчанин Боргбьёрг фактически являлся эмиссаром германских «верхов», отчаянно ищущих путей к замирению, ибо в войну только что вступили Соединённые Штаты, о чём будет сказано отдельно. Так что один-то агент германского генштаба – без кавычек – весной 1917 года по Петрограду разгуливал. Это был Боргбьёрг.

Казалось бы – если бы Ленин тоже имел задания германского генштаба, – он должен был Боргбьёрга поддержать. Вышло же «с точностью до наоборот». 25 апреля (8 мая) 1917 года Исполком Петроградского Совета заслушал мнения партийных групп. За поездку в Стокгольм высказались трудовики, бундовцы и меньшевики. Большевики же по требованию Ленина объявили участие в такой «мирной» затее полной изменой интернационализму. А Апрельская Всероссийская конференция большевиков, проходившая в Петрограде с 24 по 29 апреля (7–12 мая), разоблачила Боргбьерга как… агента германского империализма.

Ленин прямо назвал его «агентом немецкого правительства».

ИТАК, ПРОШЁЛ…, да что там – «прошёл»! – пролетел первый ленинский месяц в России 1917 года. И с 24 по 29 апреля (7–12 мая) в столице состоялась VII (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(б). Напряжение и загруженность Ленина были тогда таковы, что ему пришлось отказаться от приглашения президиума Фронтового съезда делегатов из действующей армии выступить на открытии съезда – фронтовой съезд начал работу в тот же день, что и Апрельская конференция, и заседал параллельно с ней.

Апрельская партийная конференция стала первым легальным общенациональным собранием большевиков, и сразу выяснилось, что, несмотря на все трудности связи заграничного центра с Россией, несмотря на все аресты и репрессии во время войны, партия Ленина не так уж и мала.

О точной численности её спорят по сей день, но точного числа мы никогда и не узнаем – всё ведь было тогда очень текучим, даже советские официальные источники дают разные цифры. Кто-то сообщает о 131 делегате с решающим и 18 с совещательным голосом от 78 партийных организаций, а, например, сталинский «Краткий курс» указывает на 133 делегата с решающим и 18 с совещательным голосом, представлявших «80 тысяч организованных членов партии».

Выборы на Апрельскую конференцию прошли на конференциях местных организаций из расчёта 1 делегат на 500 членов партии. По этому расчёту, в партии тогда состояло не менее 65 тысяч человек. Ленин на конференции говорил о «70 000 членов нашей партии» (В. И. Ленин. ПСС, т. 31, с. 367 и с. 557, прим. 144).

Этот разнобой вполне, повторяю, объясним. К моменту же выхода из подполья численность РСДРП(б) оценивалась цифрой в 40–45 тысяч человек, что, судя по всему, близко к реальности.

На Апрельской конференции обсуждались комплекс политических и социальных проблем и линия большевиков в текущих событиях. Несогласных с Лениным на конференции хватало, однако основная часть делегатов пошла за ним. Все резолюции конференции написал, по сути, Ленин, в том числе и «Резолюцию о войне», которая 29 апреля (12 мая) 1917 года была опубликована в № 44 «Правды». Начиналась она так:

«Современная война со стороны обеих групп воюющих держав есть война империалистическая, т. е. ведущаяся капиталистами из-за дележа выгод от господства над миром, из-за рынков финансового (банкового) капитала, из-за подчинения слабых народностей и т. д. Каждый день войны обогащает финансовую и промышленную буржуазию и истощает силы пролетариата и крестьянства…

Переход государственной власти в России к Временному правительству, правительству помещиков и капиталистов, не изменил и не мог изменить такого характера и значения войны со стороны России…

Поэтому пролетарская партия не может поддерживать ни теперешней войны, ни теперешнего правительства, ни его займов…»

    (В. И. Ленин. ПСС, т. 31, с. 403.)

В резолюции было сформулировано и отношение Ленина к сепаратному миру с Германией:

«Что же касается до самого важного вопроса о том, как кончить возможно скорее, и притом не насильническим, а истинно демократическим миром, эту войну капиталистов, то конференция признаёт и постановляет:

Нельзя окончить эту войну отказом солдат только одной стороны от продолжения войны, простым прекращением военных действий одною из воюющих сторон.

Конференция протестует ещё и ещё раз против низкой клеветы, распространяемой капиталистами против нашей партии, будто мы сочувствуем сепаратному (отдельному) миру с Германией. Мы считаем германских капиталистов такими же разбойниками, как и капиталистов русских, английских, французских и пр., а императора Вильгельма таким же коронованным разбойником, как и Николая II и монархов английского, итальянского, румынского и всех прочих…»

    (В. И. Ленин. ПСС, т. 31, с. 405.)

Как видим, резолюция о войне Апрельской конференции никак не разваливала фронт.

8 (21) мая 1917 года на общегородском собрании петроградской партийной конференции Ленин сделал доклад об итогах VII (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б). Собрание проходило в помещении Морского кадетского корпуса, присутствовало до шести тысяч человек (В. И. Ленин. ПСС, т. 32, прим. 31 на с. 473).

Такая аудитория, собравшаяся в Морском корпусе, подтверждала силу большевиков: шесть тысяч убеждённых, сознательных сторонников в одной только столице в бурные времена – это было серьёзно. Многие из них имели давний опыт политических организаторов и бойцов. Профессор Индианского университета Александр Рабинович, много работавший с источниками того времени, пишет, что в феврале 1917 года только в Петрограде было две тысячи большевиков, к открытию Апрельской конференции их число увеличилось до шестнадцати тысяч, а к июню 1917 года – до тридцати двух тысяч. При этом две тысячи солдат Петроградского гарнизона вошли в состав большевистской «Военки», и четыре тысячи солдат стали членами клуба «Правды» – «непартийного» клуба, организованного «Военкой» для военнослужащих.

(Рабинович А. Большевики приходят к власти. Революция 1917 года в Петрограде. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1989, с. 24.)

Плюс – идущие за большевиками Кронштадт, Балтийский флот…

Как уже было сказано, сразу после Февральской революции численность организаций большевиков не превышала 40–45 тысяч человек, но, как верно отмечала сталинская «История КВП(б)», это были «закалённые в борьбе кадры». Теперь же в РСДРП(б) приходило новое пополнение, и это были тоже неплохие кадры – членский билет партии большевиков особых доходов и привилегий тогда не обещал.

Иными словами, уже весной 1917 года большевики представляли собой не малочисленную кучку, а политическую силу. Причём эта сила доверяла прежде всего Ленину.

С одной стороны, в период примерно с 1915 года по весну 1917 года о партии большевиков можно было говорить как о некой виртуальности, поскольку связь между руководством и партийной массой нередко почти отсутствовала. С другой стороны, партия была и жила даже в эти сложные годы – так уж выстраивал её, так готовил её сам её вождь – Ленин. Армия генерала Монка – во всяком случае, в романе Дюма «Десять лет спустя» – сохранила себя как единое целое даже в тот период, когда Монк, похищенный д`Артаньяном, в ней отсутствовал. Нечто подобное имело место – но не в романе, а в жизни – в партии Ленина, умевшей сохранить себя и без связи с Лениным, но благодаря тому, что Ленин так большевиков и воспитывал.

Теперь партийная масса была связана с Лениным напрямую, а Ленин был связан напрямую с партийной массой.

И это было хорошо.

Глава 6

«Американский след» в российском Феврале

А ТЕПЕРЬ оценим отдельно «американский» аспект тогдашней ситуации…

В революционных событиях в России весной 1917 года переплелись не только два очень разных внутренних фактора – элитарный и народный, но и несколько очень разных внешних тенденций, отражавших политические, экономические и геополитические интересы тех или иных мировых групп влияния, общим для которых было одно – стремление максимально обессилить Россию, а то и раздробить её.

При этом фактор Америки был объективно важнейшим уже потому, что Соединённые Штаты, формально не участвуя в войне до апреля 1917 года, были главными сценаристами и режиссёрами этой войны. Об этом подробно написано в моих книгах «Политическая история Первой мировой» и «1917. Февраль для элиты, Октябрь для народа», поэтому здесь лишь скажу, что основной причиной Первой мировой войны были не уже сформировавшиеся англо-германские противоречия, а потенциально обостряющиеся американо-германские противоречия по всему спектру важнейших мировых проблем.

Америке надо было руками русских обессилить немцев, руками немцев – русских, в целом руками европейцев обессилить Европу, чтобы подчинить её влиянию Америки, а заодно и Россию лишить перспектив суверенного развития. Добиться этого можно было, только развязав войну в Европе. Вот войну в Европе и развязали – в обеспечение интересов США.

А в апреле 1917 года Штаты «лично» пришли в Европу, формально – как её союзники, а на деле – как агрессоры. Мудрый Шарль-Морис Талейран за сто лет до этого предупреждал: «В тот день, когда Америка придёт в Европу, мир и безопасность будут из неё надолго изгнаны!» (Борисов Ю. В. Шарль-Морис Талейран. М.: Междунар. отношения, 1986 г., с. 51.)

Уже в 1910 году в США началась работа по коренной реорганизации армии. Американский военно-морской флот, оснащённый новейшими линкорами, ещё ранее заявил претензии на мировое лидерство, а теперь наступало время для сухопутных вооружённых сил США. В июне 1912 года особое совещание начальников отделов военного ведомства во главе с военным министром Стимсоном и офицеров Генерального штаба во главе с генералом Вудом обсудило проект создания армии, «способной противостоять армии любой европейской державы»! И эта мощная армия нужна была Соединённым Штатам для их собственной будущей системной агрессии в Европу.

Знания одного этого факта достаточно для того, чтобы отправить в мусорную корзину все псевдо-исторические опусы, уверяющие, что Америка-де «вынуждена» была вмешаться в европейский конфликт лишь после того, как возникла «угроза демократии в Европе». В начале XX века нельзя было даже и помыслить о том, что какая-то европейская держава отправится через океан завоёвывать Соединённые Штаты. Зато вполне можно было представить себе такое развитие событий, когда мощная армия Соединённых Штатов отправится за океан в Европу, чтобы в полном соответствии с давним прогнозом Талейрана изгонять из Старого Света мир и безопасность.

Собственно, так ведь и произошло!

Ленин понимал это и без Талейрана, но понимал и то, что влияние Америки в России не будет значащим только в том случае, если проамериканские политики будут изгнаны с арены российской политики. Таких политиков в России весной 1917 года хватало. И это было одной из проблем, не учитывать которые Ленин не мог.

НИЖЕ приведён ряд конкретных иллюстраций на тему «русских» американских вожделений…

С конца XIX века в Россию активно внедрялся французский, английский, бельгийский и германский капитал, а доля американского капитала оказывалась при делёжке российского «пирога» очень уж непропорциональной аппетитам США. Долее терпеть такую «несправедливость» капитал Америки, конечно же, не мог! И уже в 1912 году Америка по объёму своего экспорта в Россию, как сообщает историк-американист Р. Ш. Ганелин, оставила позади Англию и уступала лишь Германии.

К лету 1914 года в Россию ввозилось американских товаров более чем на 100 миллионов долларов в год, то есть более чем на 200 миллионов рублей. Для сравнения – государственный бюджет Российской империи составлял в 1913 году 3 миллиарда 436 миллионов рублей.

В 1913 году по инициативе США в Москве была учреждена Русско-Американская торговая палата. А летом 1914 года – ещё до войны – русское правительство заявило об отказе продлевать русско-германский торговый договор, срок которого истекал в 1916 году. И сразу же – 23 июня 1914 года бывший американский посол в России Кертис Гульд, выступая в Бостонской торговой палате, предложил сделать Россию рынком для промышленности США, равным по своему значению Латинской Америке.

Сравнение было вполне «знаковым» – Америка возымела желание сделать из России одну огромную «банановую» республику, но – без бананов. Расчёт был, кроме прочего, на вытеснение с российского рынка немцев. И, зная это, нетрудно предположить, что уже одними этими планами Америки можно объяснять стремление США развязать мировую войну, хотя планами захвата российского рынка коварство Америки, конечно же, не ограничивалось.