Берия. Лучший менеджер XX века

Военные заговорщики решались долго, но два фактора их подтолкнули.

Во-первых, ряд арестов вне армейской среды и в ней самой, в том числе арест Петерсона.

Во-вторых, позиции Сталина, и так в народе весьма прочные, после выборов могли лишь окрепнуть.

И Тухачевский назначил выступление на срок не позднее 15 мая. Ведь в случае успеха не исключался совместный с рейхсвером, сбросившим Гитлера, удар по Польше, который не удался у Тухачевского в 1920 году. Не исключался и удар совместно с Гитлером, поладившим с рейхсвером. А по осенней российской и польской грязи не очень-то навоюешь.

Да вот, не получилось… Антисоветского переворота врагам России пришлось ждать еще более чем полвека – до 1991 года.

ПОЧЕМУ я так порой подробен в рассмотрении того, что к Берии прямого отношения вроде бы не имеет? Ну, во-первых, потому, что на самом-то деле – имеет. Ведь это был тот политический и общественный фон, на котором разворачивалась и его судьба.

Во-вторых, это ведь Берии уже скоро предстояло разбираться во всех таких хитрых сплетениях – как наркому внутренних дел.

А в-третьих, лишний раз убедившись в лжи очернителей Сталина и сталинской эпохи, нам проще осознать масштабы лжи относительно самого Берии.

А лжи хватало, как хватало и слухов – в реальном масштабе времени.

Но даже в среде старой интеллигенции хватало и трезвого понимания происходящего…

Скажем, академика Владимира Ивановича Вернадского отнести к энтузиастам социалистического строительства нельзя было никак.

Однако 7 июля 1937 года он записал в дневнике:

«…положительная творческая работа делается «беспартийной» интеллигенцией и такими людьми, как Сталин, Молотов… – а не всей бесчисленной массой коммунистов, морально, идейно и по талантливости ниже среднего уровня. Среди интеллигенции ясно сознается и распространяется убеждение, что политика Сталина – Молотова – русская и нужна для государства. Их партийные враги – враги и русского народа, если брать его государственное выражение, несомненно связанное с культурой».

Читатель, знакомый с литературным наследием академика Вернадского, может возразить мне, что я некорректно выдернул из дневника удобную для меня запись, оставив «за бортом» неудобные, например, запись от утра 1 марта 1938 года:

«Сегодня в газетах о новом «процессе». Безумцы. Уничтожают сами то большое, что начали создавать и что в своей основе не исчезнет… Тревога в том, в здравом ли уме власть, делающая нужное и большое дело (ага, все же «большое»! – С.К.) и теперь его разрушающая…»

Или еще хлеще – от 2 марта 1938 года:

«Кругом мильоны страданий. Небывалый террор и масса ненужных страданий и несправедливостей. Вся страна измучена и тут еще недостаток продовольствия и забота о его получении».

Увы, Владимир Иванович всегда был склонен к политическому нытью и брюзжанию в адрес большевиков, почему я и привел именно его лестные оценки Сталина и Молотова.

Что же до мифических «мильонов», то для академика эта количественная мера была вообще единственной… 5 января 1938 года он записал: «Мильоны заключенных – даровой труд, играющий заметную роль и большую роль в государственном хозяйстве».

Но и заключенных были не «мильоны», да и насчет их роли в экономике Вернадский преувеличил. Вот данные из «антибериевского» сборника 1991 года о добыче угля предприятиями НКВД не за какие-нибудь, а за суровые военные 1941–1944 годы. Всего силами НКВД было добыто тогда 8 миллионов 924 тысячи тонн.

Общая же добыча по СССР составила: 1941 год – 165,9 млн. т., 1942 год – 75,5 млн. т., 1943 год – 93,1 млн. т., 1944 год – 121,5 млн. тонн.

Итого: 456 миллионов тонн.

Процент, данный НКВД – 1,8 (одна целая восемь десятых) процента.

Ничего не скажешь – заметную роль в «государственном хозяйстве» играл «рабский труд».

«Мильоны» были преувеличением, простительным, впрочем, для личного дневника, а не для публичного выступления. Но если уж я затронул «дневниково-академическую» тему, то сообщу читателю, что:

а) Вернадский брюзжал с ноября, почитай, 1917 года;

б) брюзжал – весьма, увы, неумным и недостойным образом – не он один.

В подтверждение пункта «а» приведу выдержки из дневников В.И. Вернадского 1917–1918 годов:

12. Х.1917.

«Всегда боялся, что социализм дает дисциплину казармы…» (хотя 3 ноября он же записывает: «…для всех ясна необходимость перехода к той или иной форме диктатуры». – С.К.).

18. Х. 1917.

«Сифилис и болезни, разнузданность и оправдание грабежа – почва, на которой придется строить воспитание нового поколения…»

20.??.1917.

«Неизбежно… идейное и моральное крушение социализма. Что поставить на его место? Идеал единой космической организации человечества через государство?..»

18. IV/1.V.1918.

«Мы хотели верить в русскую революцию, в мировое демократическое движение. Теперь мы верить в нее не можем. А у меня все более и более поднимается презрение…

Равенство людей – фикция… Промышленность и техника вообще не может свободно развиваться при социалистическом строе, т. к. он весь не приспособлен к личной воле, неизбежной и необходимой для правильного функционирования организаторов и изобретателей…»

Вернадский не эмигрировал, надо отдать ему должное… Он стал одним из руководителей Академии наук СССР, но до конца жизни так и оставался не более чем «попутчиком» народа в его историческом движении. К сожалению, не более чем попутчиком.

В подтверждение же пункта «б» (насчет неумного брюзжания и других видных интеллигентов, кроме Вернадского) я приведу еще один дневниковый отрывок…

«Участь России, околевшего игуанодона или мамонта – обращение в слабое и бедное государство, стоящее в экономической зависимости от других стран. <…> Вынуты душа и сердце, разбиты все идеалы. Будущего России нет; мы без настоящего и будущего. Жить остается только для того, чтобы кормить и хранить семью – больше нет ничего. Окончательное падение России, как великой и единой державы, вследствие причин не внешних, а внутренних, не прямо от врагов, а от собственных недостатков и пороков и от полной атрофии чувства отечества, родины, общей солидарности, чувства «священного союза» – эпизод, имеющий мало аналогий во всемирной истории. <…> Мы годны действительно только, чтобы стать навозом для народов высшей культуры… <…> Русский народ – народ-пораженец; оттого и возможно такое чудовищное явление, как наличность среди чисто русских людей – людей, страстно желающих конечного поражения России. Поражение всегда более занимало русских, чем победа и торжество. <…> Необычайно уродливое явление – отсутствие русского вообще и в частности великорусского патриотизма. В так называемой Российской державе есть патриотизмы какие угодно – армянский, грузинский, татарский, украинский, белорусский – имя им легион, – нет только общерусского… <…> Как будто великороссы, создавшие в свое время погибающую теперь Россию, совершенно выдохлись…»

Это – выдержки из дневника академика-историка, директора Румянцевского музея (и тоже будущего академика АН СССР) Юрия Владимировича Готье за… июль 1917 года. Стоило ли их комментировать в 1937 году, давшем миру триумф Чкалова?!

Вот такие казусы случались тогда со старой научной интеллигенцией. Она вроде бы режим Сталина и поддерживала, но она же его и осуждала.

Однако бог уж с ней – с брюзжащей академической и вообще интеллигентской средой. Эти – пока не было массового телевидения, ни на что всерьез не влияли и ничего всерьез не значили. Надо было появиться телевизионному Останкину времен «перестройки», чтобы расейский интеллигент решил судьбу страны.

Но ведь были и те, кто мог повлиять на нее решающе уже тогда. Те, что не брюзжали, а могли действовать.

Угрозу военного заговора удалось ликвидировать, хотя частности еще оставались. Однако имелась вторая влиятельная опасная прослойка – скрытая реальная или потенциальная оппозиция со стороны партийно-государственных верхов.

Так что после разговора о «военной» угрозе и «интеллигентском» брюзжании остановимся-ка мы на этих самых «верхах»…

ВЕРНЕМСЯ в март 1937 года, а точнее – в день 3 марта, когда Сталин выступил на февральско-мартовском Пленуме ЦК с докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» (29 марта его опубликовала «Правда»).

В тот день он говорил о резком сужении массовой политической базы троцкизма, но – зато и о его превращении в «оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданию разведывательных органов иностранных государств…».

В таком заявлении – если иметь в виду текущее положение дел – был, пожалуй, перехлест. Но это был тот случай, когда лучше «перебдеть», чем «недобдеть»… Потенциальная «пятая колонна» в развитой и политически активной части общества была! Собственно, Сталин же и отметил, что «вредители обычно приурочивают главную свою вредительскую работу не к периоду мирного времени, а к периоду кануна войны или самой войны».

Говорил Сталин и о теневых сторонах хозяйственных успехов, и прежде всего – о политической беспечности: