Берия. Лучший менеджер XX века

Да и относительно Берии на антибериевском июльском Пленуме ЦК в 1953 году Хрущев и другие товарищи публично такие «номера» откалывали, что и не поверишь, даже если в том убедишься. (А мы в своем месте убедимся!)

А уж после антибериевского Пленума ЦК фантазии не только поощрялись, но чуть ли не предписывались!

Но об этом, повторяю, – в свое время, когда мы до этого Пленума доберемся.

ТО, ЧТО я написал о репрессиях в Калининской области, было «низом» репрессивных мер. А как там было с их «верхом»?

Чтобы понять это, надо вначале дать хотя бы крупными «мазками» общую внутриполитическую картину того непростого периода в жизни страны, Сталина и его соратников.

Я уже говорил, что в 1937 и 1938 годах параллельно совершилось два растянутых по времени события: ликвидация возможной массовой базы «пятой колонны» в низах общества и ликвидация конкретного антигосударственного заговора «верхов».

А точнее – нескольких пластов таких заговоров.

И условный отсчет здесь можно вести от зимы 1937 года, но не так, как это делает тверской профессор Смирнов.

Получивший двойное название «февральско-мартовского», Пленум ЦК оказался самым длительным пленумом в истории партии – он продолжался с 23 февраля по 5 марта. А ключевым в его ходе стал день 27 февраля.

В этот день на утреннем заседании выступил с докладом А.А.Жданов, и резолюция по его докладу была озаглавлена так: «Подготовка партийных организаций к выборам в Верховный Совет СССР по новой избирательной системе и соответствующая перестройка партийно-политической работы».

Это был первый «нервный» узел работы Пленума. 5 декабря 1936 года была принята новая Конституция, и стране в декабре 1937 года предстояли первые выборы в Верховный Совет СССР первого созыва.

Вторым же «нервным» узлом стал доклад Ежова на вечернем заседании о деле Бухарина и Рыкова. Незадолго до этого, 30 января, вынесением смертного приговора 13 из 17 обвиняемых закончился так называемый второй московский процесс по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра» во главе с Пятаковым, Серебряковым, Мураловым и Радеком.

На первом московском процессе 19–24 августа 1936 года судили Зиновьева, Каменева и других членов «террористического троцкистско-зиновьевского центра» по «делу 16-ти». А теперь речь шла о «правых» Бухарине и Рыкове, на которых участники второго процесса дали показания в ходе следствия.

Ежов докладывал:

«Для объективной проверки показаний Политбюро Центрального Комитета устроило очную ставку Бухарина с Пятаковым, Радеком, Сосновским, Куликовым, Астровым. На очной ставке присутствовали товарищи Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян и другие члены Политбюро. Все… члены Политбюро… неоднократно ставили перед всеми арестованными троцкистами и правыми вопрос, не оговорили ли они Бухарина и Рыкова, не показали ли лишнего на себя…. Все из арестованных целиком подтвердили свои показания и настаивали на них…»

В зале Пленума тогда сидело и слушало доклад наркома внутренних дел немало тех, кто уже к осени 1937 года или немного позднее сам будет давать показания следствию. И подумать им в феврале 37-го было над чем.

Да и тем, кто был не антипартийцем, а просто шкурником, тоже было над чем задуматься… Ведь опубликованная в «Правде» 6 марта резолюция Пленума говорила не только о подготовке к выборам в Верховный Совет СССР, но и о перестройке партийно-политической работы.

Выражалась эта перестройка в том, что новую избирательную систему с тайными выборами Сталин вводит и в практику партийной жизни. Не только общество, но и партия должны были демократизироваться – без кавычек.

В резолюции говорилось:

«Если раньше выборы средних и высших органов Советской власти были многостепенными, то теперь… выборы во все Советы… будут производиться… путем прямых выборов.

Если раньше выборы депутатов в Советы производились открытым голосованием и по спискам, то теперь голосование… будет тайным и… по отдельным кандидатурам…

Чтобы встретить этот поворот во всеоружии, партия должна стать во главе этого поворота и обеспечить полностью свою руководящую роль в предстоящих выборах верховных органов страны».

В резолюции спрашивалось:

«Готовы ли партийные организации к такого рода руководству?.. Можно ли сказать, что все партийные организации уже… перестроились полностью на демократический лад?»

Фактически этот вопрос партийным кадрам задавал Сталин. И по его же инициативе Пленум обязал партийные организации:

– отменить практику кооптации (введения в партком без выборов);

– воспретить голосование списком;

– установить при выборах партийных органов тайное голосование;

– проводить выборы парторганов не реже 1 раза в год до уровня города и не реже 1 раза в полтора года на уровне областей, краев и республик.

Партия отныне тоже должна была жить по своей партийной «конституции» – Уставу. И радовать все это партийных бюрократов не могло.

ОСНОВНАЯ работа над проектом новой Конституции шла в 1936 году. Но еще 26 сентября 1935 года Сталин писал Молотову:

«Здравствуй, Вячеслав!

Насчет конституции я думаю, что ее ни в коем случае не следует смешивать с партийной программой. В ней должно быть то, что уже достигнуто. В программе же, кроме того – и то, чего добиваемся…»

Уже из этой вводной фразы можно было понять, что Сталин четко разграничивал задачи и роль социалистического государства и задачи и роль Коммунистической партии в социалистическом государстве.

Как я это себе представляю, Сталин мыслил примерно так… Государство «ведает» реальной текущей жизнью общества, а партия – как политический авангард общества – ведет это общество вперед, указывая ему ориентиры. И то, что в данный конкретный исторический момент партия контролирует все стороны жизни общества, есть не стратегическая линия, а тактическая необходимость момента.

В будущем контроль предполагался лишь нравственный, так сказать. А руководящая роль партии обеспечивалась бы высокими моральными и деловыми качествами ее членов. Если человек был талантлив и предан народу, он шел в партию. Но если он был талантлив, то он рос и профессионально, повышая свой общественный статус.

Так это мыслилось Сталиным. На перспективу, конечно, а не на следующий же после принятия конституции день.

Замечу в скобках, что свое письмо Сталин закончил вполне конкретными своими соображениями о плане хлебозакупок по состоянию на конкретный сентябрь 1935 года.

Что же до планов по конституции, то он писал:

«У меня такой предварительный план. Конституция должна состоять из (приблизительно) семи разделов: 1) Общественное устройство (о Советах, о социалистической собственности, о социалистическом хозяйстве и т. п.); 2) Государственное устройство (о союзных и автономных республиках, о союзе республик, о равенстве наций, рас и т. п.); 3) Органы высшей власти (ЦИК или заменяющий его орган, две палаты, их права, президиум, его права, СНК СССР и т. п.); 4) Органы управления (наркоматы и т. п.); 5) Органы суда; 6)Права и обязанности граждан (гражданские свободы, свобода союзов и обществ, церковь и т. п.); 7)Избирательная система…»

Очень характерно то, что Сталин прибавлял: «Я думаю, что нужно ввести референдум».

Референдум в Конституцию ввели, но не прибегли к нему ни разу, что лишний раз доказывает – Сталин был отнюдь не всевластен.

Мнение Сталина о необходимости референдумов доказывает и то, что Сталин-то прямого совета власти с народом не боялся. А вот партийно-государственная «верхушка»…

Тут все было неоднозначно.

Шло время…

1 марта 1936 года Сталин дал интервью председателю американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» Рою Говарду. 5 марта его опубликовала «Правда».

Говард затронул много тем, но я остановлюсь на одной.

– Вы говорите, – спрашивал Говард, – что коммунистическое общество в СССР еще не построено. Построен государственный социализм. Фашизм в Италии и национал-социализм в Германии утверждают, что ими достигнуты сходные результаты. Не является ли общей чертой для всех названных государств нарушение свободы личности и другие лишения в интересах государства?

Сталин отвечал:

– Выражение «государственный социализм» неточное… Общество, которое мы построили, никак не может быть названо «государственным социализмом». Наше советское общество является социалистическим, потому что частная собственность на фабрики, заводы, землю, банки… у нас отменена и заменена общественной собственностью. Ни итальянский фашизм, ни германский национал-«социализм» ничего общего с таким обществом не имеют. Прежде всего, потому, что частная собственность… осталась там нетронутой…