– Вот к какому выводу, оказывается, могут привести генеалогические исследования. Кто бы мог подумать!
И он усмехнулся.
– А что, разве не так? – спросила Аня.
– Это чересчур категорично, – не согласился дядя Саша. – С неменьшим основанием можно сказать и: «Какая прелесть этот мир»!
Аня промолчала. Меньше всего сейчас ей хотелось затевать дискуссию. Похоже, что собеседник разделял это нежелание, потому что не стал разводить философию, а вернулся к теме разговора.
– А насчет того, откуда взялась инквизиция… Впервые о «должном наказании» за ересь заговорил папа Люций II в 1144 году, а впоследствии Люций III учредил первую епископскую инквизицию. Причем, все чиновники обязаны были с ней сотрудничать под угрозой отлучения от церкви.
– Борзо они за это взялись, я смотрю.
– А как же! Правда, вскоре выяснилось, что эти местные инквизиторы не справляются с задачами.
– Надо же. Какая досада!
– В самом деле. Ну, и тогда Иннокентий III стал назначать инквизиторов прямо из Ватикана. При этом он своей буллой 1199 года наделил их правами и полномочиями более широкими, чем те, которыми располагали местные власти, от которых требовалось подчиняться папским назначенцам. Эти требования были впоследствии усилены в булле «Excommunicamus», то есть «Мы отлучаем», где папа запугивает чиновников угрозой отлучения от церкви. А в 1233 году папа Григорий IX поручил инквизицию Ордену Святого Доминика,
– Доминиканцы, то есть Domini canes: «Псы Господни».
– Именно, – покивал головой дядя Саша. – Причем, инквизиторы из числа доминиканцев назначались лично папой и отвечали только перед ним.
– Какие сволочи! Господи прости, – в сердцах произнесла Аня; ее охватил гнев. – Неплохо они все устроили!
Дядя Саша отрешенно смотрел в никуда, а потом покачал головой.
– Не согласны? – спросила его Аня. – «Слишком категорично»?
– Нет, – ответил он, – не слишком. Они отбросили всякие рамки, отчаянно пытались удержать свое положение. Церковь тогда теряла верующих в большей части Европы, особенно в наиболее высокоразвитых и богатых областях – в Южной Франции, в Нидерландах, в богатых городах Северной Франции и на Рейне. Оно и понятно.
– Вы хотите сказать…
– Чем выше уровень благосостояния, тем выше уровень культуры и просвещения. Существенно то, что от Церкви отошли самые зажиточные и влиятельные элементы.
– Куда же они уходили? Становились безбожниками?
– Кто-то – да. Но в основном они пополняли ряды всевозможных сект и различных неортодоксальных религиозных движений.
– Катаров, альбигойцев… – задумчиво проговорила Аня. – Ну да.
Дядя Саша посмотрел на нее с интересом.
– И их, в частности, – согласился он. – По-любому, они переходили в оппозицию официальной Церкви. Современник писал, что «почти все бароны стали укрывателями и защитниками еретиков».
– Вот плохиши! Не давали трудягам-инквизиторам работать, лишали их маленьких радостей – сжечь всех, кого они наметили.
– Инквизиция сама, как правило, никого не казнила.
– То есть, как это? – удивилась Аня.
– Хотя инквизиция располагала собственными тюрьмами и пыточными камерами, которые она же обеспечивала соответствующим персоналом, сама она редко выносила приговоры и совершала казни. Еще в 1231 году было введено положение, согласно которому инквизиция передавала осужденных для казни светским властям. При этом она демонстрировала свое «милосердие».
– В кавычках? – уточнила Аня.
– Естественно. Это было фиглярство, жуткое лицемерие. Формулировка была такая: «Мы настойчиво просим светский суд смягчить ему, или ей приговор, чтобы можно было избежать кровопролития и опасности для жизни».
Аня была шокирована. Ей казалось, что после всего того, что она успела узнать о деятельности этого учреждения, ничто уже не могло ее потрясти. Но она ошиблась: бездна оказалась еще бездонней…
– Боже мой, как это отвратительно! – сказала она. – Как будто погружаешься в кучу дерьма, простите, дядя Саша.
– Можешь не извиняться, это еще мягко сказано. Между прочим, если светские власти действительно смягчали приговор, то их обвиняли в «потворстве еретикам». Но вот что особенно важно отметить, так это материальную сторону дела.
– Ну да, конечно, – вздохнула Аня. – Денюжка.
– Да, деньги – согласился дядя Саша. – Всегда и везде деньги. Прежде всего, все имущество осужденного, независимо от того, был он казнен или нет, конфисковывалось. Далее, в ходе допросов требовалось в обязательном порядке назвать «сообщников»…
– Да, я помню.
– Таким образом обеспечивался дальнейший приток средств, и формировалась материальная заинтересованность.
– И кому же шли деньги?
– По-разному. Иногда добыча делилась между епископом и светскими правителями, а бывало и так, что все прибирали к рукам местные инквизиторы. Причем, жадность их доходила до того, что они порой даже забывали поделиться с чинами инквизиции в Риме.
– То есть, с начальством, так?
– Совершенно верно. Между прочим, конфискация была настолько массовой, что немногим более чем за сто лет инквизиция истощила все основные источники дохода. Один инквизитор, некий Эймерик, писал в 1360 году: «В наши дни больше нет богатых еретиков», и чуть далее: «…достойно сожаления, что такое полезное учреждение, как наше, должно быть так не уверено в своем будущем».
– «Полезное учреждение», – произнесла Аня, – неплохо. Эх, жаль, что я не пью, сейчас бы это не помешало.
– Сейчас это просто необходимо, – поправил ее дядя Саша, вставая. – Подожди пять минут, – добавил он и вышел из комнаты.
Оставшись в одиночестве, Аня стала рассматривать книжные полки, занимавшие всю стену напротив окна. Книги на четырех языках: русском, французском, английском и немецком – стояли тесно одна к другой и всегда поражали Аню невероятным разнообразием своей тематики. При всем при том, здесь находилась лишь меньшая часть библиотеки, основная часть которой занимала три застекленных шкафа в гостиной. И эти книги стояли тут не для декорума, все они были прочитаны и обдуманы владельцем.
– Иногда бывает нужно выпить даже непьющим, – сказал дядя Саша, вернувшись с небольшим подносом, на котором, помимо двух рюмок, красовался изящный графинчик красного стекла.
Аня узнала его, поскольку ей уже приходилось с ним встречаться, и не сомневалась, что это все та же, любимая хозяином, вишневая настойка. Она улыбнулась: дядя Саша, как всегда, знает, что делает. Сейчас это было так кстати!
– Давай выпьем по рюмочке для прочистки мозгов, – произнес он, наливая рубиново-красную жидкость. – Prosit!
– За здоровье! – отозвалась Аня и отпила настойки.
Вкус и аромат вишни сразу заполнил собой чувственное пространство, проникнув, как показалось Ане, в каждую клеточку тела и каждый закоулок души. Как-то сразу на душе стало спокойнее: рубиновая жидкость убедительно напомнила о том, что в мире далеко не все так уж плохо и, пожалуй, в самом деле, слова «жизнь прекрасна» имеют под собой некоторое основание.
– Что, полегчало? – спросил дядя Саша, водружая пробку графина на место.
– Да, – разулыбалась Аня. – Спасибо.