– Разумных?! Так это они убили нашего Ратмира?
– Не думаю. Все боро-водородные обитатели «ядра» мертвы. С нашей на то помощью.
10. Кроманьонцы
Гибель космодесантника погрузила «Элеонору» в скорбную тишину.
Защитные механизмы Шара оказались более изощренными, чем представлялось вначале. Анализ полученных данных показал, что внутри «ядра» вырождались квантово-когерентные кластеры, в которых возникала какая-нибудь активность. Системы управления ботов, использующие широкополосные ког-сигналы, быстро выходили из строя.
В старину говорили, что Бог изощрен, но не злокознен. Зная законы Мироздания, можно заставить их служить себе во благо. Диапазон частот, по которым передавалась информация от одной квантовой частицы до другой, когерентной первой, был бесконечным. Используя данное обстоятельство, инженеры «Элеоноры» придумали простой способ, как преодолеть козни создателей Шара: последовательно менять несущие частоты сигналов. Послали внутрь «ядра» автоматический разведчик с новым оборудованием. Он успешно налетал несколько часов и вернулся на борт звездолета. После этого на «Элеоноре» начался производственный бум.
В течение нескольких дней были изготовлены модифицированные устройства связи и критические компьютерные узлы взамен штатных. Оборудованные ими автоматические космопланы доставили тело погибшего на звездолет. Названная непосредственная причина его смерти шокировала Алексея Сковородникова: не от падения, а от удушья в бессознательном состоянии вследствие пережима трубки подачи воздуха. Вот уж, невольно подумал он, не на пустом месте пели когда-то «мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Действительно, ныне техника человечества способна творить чудеса!
– Ник, – не удержался Алексей Сковородников от ехидного вопроса, – а на Марсе сейчас растут яблони?
– Что? – невольно переспросил застигнутый врасплох Ник Улин.
Поежившись под пристальным взглядом квартарца, Алексей Сковородников понял, что вопрос его не совсем уместен.
– На Марсе? Это что за планета такая? – спросил Яфет.
– Четвертая планета Солнечной системы, соседка Земли, – пояснил холе Ник Улин и снова повернулся в сторону сковородниковского фантома. – С чего это вдруг тебя заинтересовали марсианские яблоки?
– В мои времена песня была такая – «утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести». Так цветут они там?
– Не знаю. Посмотри в корабельном Информатории.
– Там ничего про это не говорится.
– Ну, значит, по возвращении. На Ремите.
– Как так?! – вознегодовал Яфет. – Почему в нашем Информатории нет данных про Марс?
– Там много чего нет, – пробурчал Ник Улин.
– Кстати, – сказал Алексей Сковородников, – я запросил не только справку по Марсу. Еще я поинтересовался, каким образом внутри Шара вырождаются эти ваши, как вы говорите, квантово-когерентные кластеры. Какой физический механизм при этом задействуется.
Вздрогнув, Ник Улин спросил:
– И что тебе ответила машина?
– Не ответила. Компьютер сказал, что существование данного эффекта противоречит современным научным представлениям. Это так?
– Да, это так, – в замедленном темпе сказал Ник Улин. – Ты задаешь правильные вопросы. А я переусердствовал с выявлением механизма энтропийной волны. Прошел мимо того, на что ты обратил внимание.
После очередного сеанса связи с диспетчерской службой Межзвездного Флота вновь потянулись экспедиционные будни, до предела насыщенные работой.
Несколько суток внутрь «ядра» посылали только автоматические исследовательские зонты. Затем руководство экспедиции капитулировало перед научной общественностью, и на внутреннюю поверхность «ядра» была высажена первая группа астронавтов-исследователей. К концу недели там обитало уже человек тридцать.
Алексей Сковородников особо не вникал в результаты исследований внутреннего мира «ядра». У него были свои проблемы – читать и читать рекомендованные фолианты, решать предложенные холой задачи. Учиться, одним словом.
К концу второй недели поток новостей, поступающих из «ядра», стал усыхать. По требованию большинства астронавтов руководство экспедиции приняло самое простое в этом случае решение: вскрыть следующее «ядро».
Второй раз прорыв квантитной оболочки был осуществлен с учетом накопленного неудачного опыта. Личный состав экспедиции собрали внутри звездолета, активировали внешнюю защиту «Элеоноры» – теперь знали, как надежнее всего противостоять энтропийной волне Шара. «Проникатель-2», вобравший в себя только самое необходимое оборудование, плотно приклеился к квантитной оболочке, пара минут – и его проходческий щит оказался внутри. На сей раз энтропийной атаки не последовало.
Три минуты, необходимые для калибровки анализаторов и получения первых данных о состоянии внутренней среды «ядра», казалось, невозможно было вытерпеть. Когда же по информационным экранам побежали первые ряды цифр, родилось всеобщее удивление: второй мир разительно отличался от первого. Сильный радиационный фон. Сила тяжести едва дотягивала до одной шестой земной, давление внутренней газовой среды и того меньше, температура около нуля по Цельсию. Вырождение квантовых кластеров шло быстрее: не за минуты, а за считанные секунды. Выстрелили рой мисентов – они перестали функционировать еще до падения на подстилающую поверхность. Пришлось повторить попытку, отстрелив мисенты с большей начальной скоростью.
В мастерских «Элеоноры» наладили производство компьютерных узлов, приспособленных для новых условий, и после необходимых испытаний, вначале автоматические, затем и пилотируемые летательные аппараты приступили к исследованию нового мира. Практически сразу за ним закрепилось название «силикоидный» – из-за большой доли в нем полимерных молекул, похожих на белковые, в которых атомы углерода были заменены атомами кремния. Ник Улин утверждал, что перед ними открылась ячейка с силикоидной жизнью. Когда же на расстилавшийся внизу ландшафт были наложены так называемые матрицы Лонренка, в результате чего было выявлено множество свидетельств неестественности его формирования, квартарец заявил, что во втором вскрытом «ядре» присутствует разумная силикоидная жизнь. Его слова породили исследовательскую лихорадку.
– Удивляюсь я, глядучи на вас, – сказал Алексей Сковородников квартарцу. – Мы здесь вроде бы не для того, чтобы изучать боро-водородные или силикоидные миры. Неужели нельзя где-нибудь на обжитой уютной планетке создать, скажем, специальный институт и не спеша заняться этим?
– Можно, – ответил Ник Улин, впиваясь в новый ряд данных, появившихся перед ним на информационном экране, – но, к сожалению, любая придуманная модель неполна. Содержит только то, что в нее изначально вложено. Полевых исследований она не заменит. Неужели мы наткнулись на разумные силикоидные бактерии?..
– В мое время, – счел нужным продолжить разговор Алексей Сковородников, – были тысячи книг про звездные войны, сотни кинофильмов. Один мой школьный товарищ не читал ничего кроме так называемых космических боевиков. Почему вы даже не рассматриваете возможности, что чужой разум может оказаться враждебным нам?
– С грехом пополам можно придумать причины повоевать, если близки условия жизни и вехи научно-технического прогресса двух цивилизаций. Но это – событие совершенно невозможное. А в духовной сфере накапливается еще больше расхождений. В итоге – гораздо полезнее и интереснее просто общаться… если сможешь. Даже если сказать ровным счетом нечего.
Яфет почмокал губами и сказал:
– Как-то я встречал такое сравнение встречи с Чужими: идешь по большому лесу, где все деревья примерно одинаковы, и вдруг видишь одно растение, отличающееся от всех остальных. Срубишь его, и вся окружающая красота исчезнет. Это к вопросу о том, почему до сих пор не случилось ни одного вооруженного конфликта с иными разумными.
– Вот еще одно распространенное образное сравнение, – сказал Ник Улин, – эволюция Вселенной как рост дерева, у которого каждая ветка – цивилизация. Чем дальше цивилизации продвигаются по пути познания, тем длиннее их веточка, тем дальше и дальше удаляется она от соседних. И чтобы одной из них ощутить благоухание цветов другой, необходим непосредственный контакт.
Незаметно пролетела неделя. До гибели первого «Проникателя» говорили сковородниковское «ядро». При работах по двум направлениям возникла потребность различать, где что происходит. Как-то само собой вспомнились номера, присвоенные «ядрам» при просвете Шара. Боро-водородный мир стали называть Седьмым, силикоидный – Четвертым.
После очередного сеанса мгновенной межзвездной связи – необходимо было передать полученные результаты научных исследований – руководство экспедиции объявило дискуссию по вопросу, что делать дальше. Путь, ведущий к таинственным создателям Шара, ни Семерка, ни Четверка не открывали, и было не ясно, как достичь главной цели экспедиции – вступить в контакт с Перворожденными.
Вновь было принято решение, продиктованное простым любопытством: снова бурить. Так неожиданным образом команда-22 оказалась на острие работ экспедиции. Третьим в очереди на вскрытие значилось «ядро» под первоначальным номером «два», выбранное Алексеем Сковородниковым, и ответственность за организацию исследований его, согласно общему плану работ, возлагалась на подразделение Вана Лусонского.
Герцог, впрочем, был занят более важными делами и возложил все хлопоты на Лидию Гирееву: пусть, мол, учится, растет над собой.
Вытолкнутый из недр элеонорских мастерских «Проникатель-3» представлял собой шедевр инженерного творчества и вмещал в себя оборудование, необходимое для прорыва квантитной оболочки Двойки, сложную систему сбора и обработки данных и комфортабельный жилой отсек. Функционировал он безупречно, и уже через несколько минут после «пришарения» выдал первые результаты замеров внутренней среды третьего по счету вскрытого «ядра». Длиннющий список чисел характеризовался одним словом – норма.
Не веря глазам своим, как и все без исключения члены экспедиции, Лидия Гиреева, исполняющая обязанности главного диспетчера-распорядителя работ, потребовала калибровки анализаторов, затем – их замены. Однако и повторные измерения упорно показывали: там, внутри Двойки состав воздушной среды, температура, сила тяжести, радиационный фон и все прочее неотличимы от земных.
«Элеонора» зашелестела, как потревоженный улей.
Отстреленный рой мисентов позволил сконструировать подробную карту Двойки.
Нависающий купол квантитной оболочки, светящийся в районе наивысшей точки примерно как земное солнце, хорошо имитировал голубое небо. Четырнадцать часов длился день, затем светильник переходил в энергосберегающий режим, и наступала относительная темнота – примерно такая же, как на Земле при полной Луне.
По небу ходили тучки. Возможно, когда и дожди случались.
Всхолмленная лесистая местность внизу, прорезанная семью речными руслами, постепенно опускалась к середине. Края ее вздыбливались горными кручами, почти касающимися квантитной оболочки изнутри.
Населялась она… людьми. Или существами, неотличимыми от людей. Одетыми в простые домотканые одежды. Имеющими только примитивные орудия и занимающимися натуральным хозяйством.
Ровные площадки, удобные для сельскохозяйственных работ, во многих местах были заняты ухоженными полями. Вокруг населенных пунктов – компьютер насчитал шестьдесят больших поселений с количеством домов не менее сотни каждый и тысячу мелких хуторков – бродили многочисленные стада домашнего скота. Все крупные деревни были связаны грунтовыми дорогами.