Автомобильная фамилия

Дверь открылась, оттуда вывалился водитель. Быстро подбежав к задней двери, он распахнул её, а сам упал ниц прямо на брусчатку.

Верховный Патриарх ступил на его спину. Выпрямившись в полный рост, он взмахнул рукой, и толпа возликовала в ответном приветствии. Егор почувствовал, как его накрывает волной радости. Он не знал, как выглядит Патриарх, но это мог быть только он. Только Верховный мог носить расшитое золотом платье.

– А почему он на машине? Ведь никому не разрешено использовать технологии колдунов-ученых?! – внезапно поразился Егор, и понял, что спросил это вслух.

– Ну, дурень! – воскликнул Стерлигов, утирая благоговейные слезы с уголка глаза. – Ему можно.

– Почему? – удивился Егор.

– Совсем тупой? – Стерлигов удостоил мальчишку презрительным взглядом.

Патриарх поднял руку, музыка стихла, а вместе с тем потихоньку и сошло на нет роптание толпы. На площади стало очень тихо.

– Слушайте объявление! – сказал он протяжным басом. – Властью, данной мне Богом, я постановляю, что сегодня в полдень лик этого колдуна-ученого передается в руки здешних жителей, дабы они могли принять участие в уничтожении…

Дальнейших слов Егор уже не услышал. Они потонули во всеобщем гвалте, криках и гомоне. Толпа, крича, толкаясь, и мечась, словно раненный зверь, понесла мальчика к постаменту. Веревка сорвалась, выдергивая колышки из земли. Охранники бросились врассыпную. Особо резанул слух треск рвущейся плотной бумаги. Толпа выла, клевала портрет, словно голодные птицы. Егора буквально швырнули на измочаленную слюнями бумагу. Не понимая, что происходит, слепо подражая остальным, мальчик выбросил вперед руку, схватил кусочек, дернул и упал, а пинки вышибли его из толпы.

Весь в ссадинах Егор смотрел, как старухи жевали куски портрета, мужчины комкали бумагу, а женщины раздирая ту на мелкие кусочки, подбрасывали вверх.

– Егор, ну чего же ты, а? – весело крикнул Стерлигов, оборачиваясь.

Не говоря ни слова Егор всхлипнул и, не оглядываясь, побежал прочь. За город, на испещренную воронками дорогу, через поле. Он бежал так быстро, как только мог, а сжатая в кулак рука была спрятана под куртку.

Уже на закате он добежал до деревеньки в четыре покосившихся дома, пробежал по единственной улице и скрипнул ржавой калиткой.

– Егор? – в полумраке мальчик видел только силуэт матери.

Она приоткрыла дверь дома, поежилась от дуновения ветра и сказала:

– Входи быстрей, не выпускай тепло.

Огня не было. Семья, как и всегда спала на полу, прижавшись друг к другу под одним старым одеялом.

– Где ты болтался? – рявкнул отец. – Погоди, вот я утром тебе вспыплю…

Егор попытался устроиться между матерью и братом. Брат пнул ногой.

– Ложись! – негромко прикрикнула мать.

Еще пинок.

Егор замер. Вокруг царила тишина. Он лежал недвижимо с полчаса, прижав руку к груди и зажмурив глаза, чувствуя, как дыхание родных постепенно становится всё более ровным.

Потом ощутил что-то: белый свет, который пробивался даже сквозь веки. Егор посмотрел перед собой. Высоко в небе – в кусочке, видимом сквозь дырявую крышу, плыла луна, а маленькое пятно света, в форме так и не заделанной дырки плыло по телу Егора.

Только теперь его рука ослабила хватку. Осторожно, стараясь никого не разбудить, Егор развернул шуршащий клочок бумаги.

Мир спал, освещенный луной.

А на его ладони лежал язык.

Бледный, плохо видимый на бумаге.

Оторванный от портрета, как знак того, что голос чего-то или кого-то важного навсегда замолк.

Или его заставили замолчать.

2017 г.

IV

Рассказ Набокова “Сказка” знаменит одним интересным фактом. Написанный в 1926-м году он рассказывает о случайной встрече на улице. Встрече человека и нечистой силы, которая демонстрирует свои мистические возможности, заставляя трамвай «наскочить» на человека.

Как вы понимаете, подобное созвучие событий со вступлением книги «Мастер и Маргарита», изданной много позже, вызывает много вопросов. Кто-то считает это откровенным плагиатом, а кто-то – обычным совпадением.

Но как бы там ни было, даже без этой особенности, рассказ интересен сам по себе.

И как со многими другими классическими историями, интересно, а как бы всё это произошло в наши дни. А ещё чертовски интересно, что все-таки бы случилось, если бы Эрвин не ошибся…

СКАЗКА

Марк вздрогнул, случайно коснувшись руки официантки. Та сделала вид, словно и не заметила, опустив стакан холодного кофе на стол.

– Спасибо, – пробормотал Марк едва слышно.

Он поднял голову, но взгляд не удержался на лице девушки, стыдливо скользнул ниже. К двум холмикам грудей, обтянутых коричневой формой и перекосившейся табличке с именем. Что там написано Марк прочитать не успел, официантка исчезла.

Обычно в таких случаях он как бы невзначай оборачивался, изображая скуку и безразличие, а сам пялился вслед, жадно хватая глазами ножки и попку.

По его личному мнению, юбки в «Шоколаднице» могли бы быть и покороче.

Кубики льда обожгли губы.

От удовольствия Марк закрыл глаза.

На улице стояла жара. Такая, которая плавит асфальт и заставляет воздух подрагивать мелкой рябью. Любимая погода, когда девушки надевают короткие шортики и едва прикрывающие грудь топики.

Под окном суетились люди. Старались не касаться друг друга жаркими телами, но всё равно бурлили, перемешивались, спешили укрыться в прохладе подземки, или наоборот, выходя с Октябрьской, щурились, и как-то даже на секунду терялись, столкнувшись с плотной стеной раскаленного воздуха.

Замешкавшуюся на мгновение девушку выцепил внимательный взгляд Марка. Со второго этажа было отлично видно шикарную грудь, туго стянутую кусочком ткани. Показалось даже, что на солнце блеснула капелька пота, стекающая в ложбинку. Но стоило моргнуть, как девушка сделала шаг, второй, и затерялась в толпе.

«Наверняка есть тот, кто мог бы подойти к такой девочке на улице, а вечером уже наслаждаться её сиськами, – с тоской подумалось Марку. – Я бы трахал такую всю ночь. Это была бы сказка».

– Можно устроить, – раздался вкрадчивый женский голос.

Марк повернулся, испугавшись, что случайно проговорил последние слова вслух.

На стуле напротив сидела женщина. Скорее всего лет ей было уже так за пятьдесят, но строгий брючный костюм, высокая прическа и пара пластических операций не позволили ли бы назвать её пожилой.